Лучший гарпунщик (Ветер над островами - авторская редакция) - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 21

Человек поднял голову, услышав наши шаги, внимательно посмотрел на Веру светлыми, словно выцветшими на солнце глазами в окружении частых морщин, дождался, когда мы подойдем ближе, и лишь затем спросил:

– Что случилось? Где все?

– Погибли все, дядя Ваня. Никого не осталось. – сказала Вера, и заплакала, в первый раз с похорон отца.

Драка.

Уже день клонился к вечеру, когда Вера закончила свою историю. Иван– моторист слушал внимательно, часто переспрашивал и уточнял. Рассказ про меня принял на веру, вроде бы. Пока Вера рассказывала, он вскипятил чайник, молча поставил перед нами на палубе три кружки с ароматным чаем, а к нему выложил полупрозрачную сахарную голову со щипцами.

Мы с Верой пили чай внакладку, а Иван – вприкуску, да еще и из блюдечка.

– Дядя Ваня. – вдруг спросила Вера, когда разговор к концу подошел. – А где Игнатий?

Иван поморщился слегка, и не успел ничего ответить, как Вера спросила:

– Опять запил, да?

– Ну, не знаю пока. – ответил Иван. – Вчера днем он в город пошел, а с вечера я его с двумя мужиками какими-то на пирсе видел. И совсем пьяными не показались. Но выпивши был, не без того.

– Опять. – вздохнула Вера и обернулась ко мне. – Сколько отец ругался, сколько его рассчитать грозил! Только второго такого шкипера, как Игнатий, и нет, наверное, поэтому и прощал всегда.

– Верно, шкипер он редкий. – кивнул Иван. – Другой утоп бы давно в тех местах, куда Игнатий шхуну водил, а этот и судно куда надо приводил, и товар. К Чертовой банке никто без лоцмана не суется, а Игнатий с закрытыми глазами там шхуну ведет, и хоть бы хны ему. За то его хозяин покойный и терпел, хоть вечно с ним на берегу такое… А вот в плавании – ни– ни, ни капли.

– Команду надо нанять, временную. – сказала Вера, причем уже отнюдь не просительным тоном. – Сколько надо, чтобы до Большого Ската дойти, не больше, но нормальных, с рекомендацией. И Игнатия привести, пусть этим и занимается.

– Хм… – даже вроде чуть– чуть удивился Иван такому тону девочки. – Сделаем. Я вот друга вашего нового с собой приглашу, если он боец. Сами знаете, в какие трактиры Игнатия заносит.

– Сходишь с Иваном? – сразу обернулась ко мне Вера.

– Схожу, чего не сходить? – ответил я. – Вещи бы мне только бы бросить.

– Вот Иван и покажет, куда их скинуть.

Как и следовало ожидать, ночлег у команды был в трюме. Под надстройкой были две крошечные каютки, которые занимали хозяин и шкипер, а остальная команда с гамаками пристраивалась под палубой. Или даже на самой палубе, если погода была хорошая. Мы с Иваном спустились по крутому трапу в трюм, пахнущий мокрой пенькой и чем-то сладко–фруктовым. Запах шел от небольших бочонков, составленных поодаль.

Иван полез в какой-то рундук, который я сразу не разглядел в полумраке, откуда вытащил и выдал мне свернутый гамак с одеялом и маленькой подушкой, набитой чем-то, напоминающим крошеную пробку, и моряцкий сундучок для вещей, больше похожий на старинный фибровый чемодан, с бронзовой табличкой, на которой было выбито название шхуны.

– Вот тут устраивайся, ближе к трапу. А дальше уже матросы живут.

Понятно, даже в трюме места по ранжиру поделены. К радости моей, морские узлы я вязать умел, занимался в детстве парусным спортом на маленьких швертботах, катаясь на них по реке Тверце, так что вполне сноровисто закрепил гамак шкотовыми узлами под одобрительным взглядом Ивана. Хорошо, что не опозорился.

Все, что в этот сундучок не влезало, вешалось на крючья хитрой формы, прикрученные к столбам, к которым как раз и крепился гамак. Туда я и повесил «винчестер» в чехле и рюкзак. На винтовку Иван глаза скосил, затем спросил, не удержался:

– Хозяйская?

– Была. – коротко ответил я. – Моя в драке пропала, Вера взамен отцовскую отдала.

Моторист лишь кивнул, никак не прокомментировав мое заявление. Зато сказал:

– Сейчас по трактирам пойдем, так ты ко всему готов будь. – он поскреб пятерней в затылке и добавил: – У Игнатия дар есть такой – плохие компании находить. Мало ли как дело повернется.

За разговором он переоделся в нормальные штаны с сапогами, натянул на себя рубаху, и в карман положил весьма добротный с виду бронзовый кастет, правда, без шипов.

– Понадобится, думаешь? – спросил я.

Иван пожал плечами, затем ответил:

– В кабаках, что у порта, всякое случается, и до смертоубийств доходит. А револьвер оставь, все равно на входе в кабак отберут, или не пустят с ним. Забыл правило?

– Я многое забыл. – неопределенно пожал я плечами.

– Это забывать нельзя. – наставительно ответил он. – Пьяный идет с оружием – двадцать рублей штраф. А в кабак оружным приперся – еще месяц аресту и пятьдесят штрафа. Помни. Даже за нож, если большой, можно в кутузку загреметь.

Понятно. Значит, несмотря на церковную власть, настоящей святости народ здесь так и не достиг, если и грабежи случаются, и поножовщины кабацкие, и сам свидетелем был «церковной казни» над скупщиками краденого. Интересно, интересно, а мне всегда почему-то казалось, что если где церковь власть возьмет, то там все по струнке. Ошибался, видать. А вот револьвер мы тогда брать не будем. И кастет нам без надобности, если до кулачков дойдет, то мне лучше без него.

– Ну, пошли, что ли? – спросил Иван, одергивая рубаху и приглаживая выбившиеся из хвоста волосы.

– Пошли. – согласно кивнул я.

Вера сидела на палубе, задумчиво глядя на город и очищая мандарин, размерами больше смахивающий на апельсин.

– Пойдем мы, барышня. – доложился Иван. – Одна вы на борту остаетесь.

– Я на вахте побуду, ничего страшного. – ответила она. – Сами знаете, тут в порту пока ничего не случалось.

Иван лишь кивнул, и мы сошли на пирс по пружинящим под ногами сходням. Случалось, не случалось, но раз он девчонку малолетнюю спокойно за вахтенного оставляет, то значит – тому есть причина. И ему я верю, потому что за последние три дня сам ее хорошо узнал – с такой не шути.

Направились мы не в ту сторону, с которой пришли, а в противоположную, за дальний угол форта, куда вела сначала мощеная набережная, а потом просто натоптанная тропа. И в какие края она вела, стало ясно после того, как нам навстречу попалась пара пьяных матросов, идущих в порт и поддерживающих друг друга.

Действительно, сразу же за поворотом крепостной стены началась не длинная, кривая и грязноватая улочка, зажатая между самой стеной с пристроенными к ней лавками, и двухэтажными домами из привычного уже красного кирпича, в которых первые этажи представляли собой идущие один за другим «трактиры», «рюмочные» и «кабаки», из открытых окон и дверей которых на улицу неслись звон посуды, звуки какой-то музычки, не слишком виртуозно исполняемой вживую, пьяный гомон, хохот. В общем, стандартный кабацкий набор звуков.

Прямо на улице, под стенами трактиров пристроились несколько пьяных, не способных к дальнейшему самостоятельному перемещению, и при виде их Иван– моторист покачал головой, пробормотав:

– Вот же балбесы… Загребут их объездчики, будут в холодной отсыпаться. И штрафа по пять рублей с каждого возьмут.

При этом он бросил взгляд куда-то вверх. Я тоже посмотрел туда и с удивлением увидел наверху крепостной стены стоящего под навесом крепкого бородатого мужика с револьвером и нагайкой на поясе. На шее у него висела на ремешке уже привычная бляха. Вот оно как… грех-то здесь под присмотром. Но все равно… для церкви не слишком назойливым, как я понимаю. Все остальное здесь нормально, и даже две вывески «Веселый дом „Под пальмами“» и «Веселый дом „Летучие рыбки“» тоже никого не удивляют. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Что-то я пока во всем происходящем вокруг не понимаю. Здорово так не понимаю.

– Ну, откуда начнем? – спросил, адресуясь, скорее всего, к самому себе, мой спутник.

Я промолчал, и Иван, подумав несколько секунд, ткнул пальцем в заведение с вывеской «Рюмочная», после чего сказал: