Чеченская рапсодия - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 76

Терцы перевели дух, снова вскочили в седла и поспешили на помощь хорунжему Панкрату, посланному с отрядом на выручку пехотинцев, попавших в засаду. Не было еще случая, чтобы станичники бросали на произвол судьбы своих братьев.

До самого утра атаман станицы Стодеревской так и не сумел избавиться от кошмаров, мучавших его. Софьюшка молча наблюдала за его терзаниями, не решаясь влезать с расспросами. Она знала, что муж все равно ничего ей не расскажет, он встанет и уйдет на конюшню, где проведет остаток ночи в обнимку с лошадьми. Им он доверял больше, чем кому бы то ни было. А еще он любил оружие, которого в доме набралось бы на добрую казачью сотню. И только потом шла она, Софьюшка, несмотря на то, что атаман доверял ей во всем и уважал даже больше, чем станичных стариков. Еще она знала, что ночные кошмары супруга обязательно приведут его к решению задачи, которое он при удобном случае огласит всей семье. Поэтому Софьюшка осторожно поправила край одеяла и принялась дожидаться наступления утра.

И оно пришло, это розовое утро нового светлого дня. Лишь только первый луч солнца ударил пыльным острием в противоположную от окна стену, Дарган встал с постели и пошел в прихожую, где стояла бадья с взваром из дикой груши. Зачерпнув терпкой жидкости ковшом, он осушил его до дна, набрал еще один, и снова выпил, затем вышел на крыльцо и прищурился на солнце, поднимавшееся над горными зубцами. От зыбкого ветерка шелестели листьями раины, посаженные вдоль плетня, головки рыжего подсолнечника между ними стряхивали ночную росу и разворачивались навстречу не жарким пока потокам света. В хлеву замычала корова, в стайке стукнул копытами застоявшийся конь, в курятнике закудахтала наседка. Природа просыпалась, стараясь поскорее впитать в себя живительную энергию солнца и запастись ею на целый день.

Дарган потянулся до хруста в костях, стряхнул с себя остатки ночной дурноты и тяжелые воспоминания. Тогда дело закончилось лучше, чем могло бы на самом деле. Пехотный подполковник все-таки выдвинул батальон на подмогу Панкрату, обложенному абреками со всех сторон, и постарался оттянуть на себя главные силы горцев. Солдаты даже оттеснили разбойников к самому Гудермесскому аулу, чем дали возможность терцам хорунжего Дарганова вырваться из кольца и отдышаться. Но сытенький командир батальона не смог упредить нападение врага на пехотную роту, оставленную им в засаде. Многих солдат горцы порубили словно капусту на огородных грядках, а потом их банды без следа распылились по окрестным аулам, чтобы по первому зову Шамиля снова собраться под зеленые знамена и опять злыми осами жалить неверных.

Стоя на крыльце, Дарган долго вбирал в себя утреннюю прохладу, наполнявшую его силой нового дня, затем прислушался к звукам, доносившимся из хаты. Первыми отозвались на солнечный восход маленькие внуки, их голоса приятно прокатились по натянутым нервам деда, за ними забормотала что-то полусонная Аленушка, вслед за которой добродушным сурком зафырчал Панкрат. И пошло-поехало по всем комнатам, будто солнечные зайчики, скользившие по стенам, пощекотали каждого обитателя большого дома. И когда раздался голос Петра, просыпавшегося позже остальных обитателей дома Даргановых из-за подхваченной у москалей лени, в голове Даргана созрело решение сложного вопроса, всю ночь не дававшего ему спать. Перемявшись с ноги на ногу, полковник со спокойной душой пошел облачаться в свою казачью форму. Просторную горницу уже заполняли сытные запахи, пора было подсаживаться к столу.

— Батяка, а когда намечается новый поход в горную Чечню? — забирая из тарелки, стоящей посередине стола, большой кусок пахучего хлеба и подставляя его под деревянную ложку с наваристым борщом, спросил Петр.

— А что такое? — сразу набычился Дарган.

Софьюшка с тревогой посмотрела на младшего сына, затем вильнула глазами на главу семьи и промолчала. Панкрат, сидящий рядом с братом, насмешливо похмыкал в усы, его жена Аленушка озабоченно качнула головой, обвязанной платком.

— И я бы с вами сходил, а то как-то скучно стало.

— Ты только приехал, — хмуро заметил полковник. — Помог бы сначала по хозяйству, а вечерами по скурехам побегал бы.

— Да не надо мне их, — под стеснительные смешки обеих сестер отмахнулся Петр. — Успеется еще с этим.

На некоторое время в большой горнице установилась тишина, лишь слышно было, как мусолит мозговую кость младший сын Панкрата Павлушка, успевший подрасти.

Дарган положил на столешницу кусок хлеба, вздернул поседевший чуб и спросил каким-то чужим голосом, в котором еще теплилась надежда:

— А эту Голландию посмотреть не хочешь, куда тебе ваш профессор предложил поехать? Опыта набрался бы от них.

— И это никуда не денется, — как-то спокойно отозвался студент. — Еще вся жизнь впереди.

— Вся жизнь!?. - поперхнулся слюной глава семьи и вдруг грохнул кулаком по краю стола. — Тебе в горную Чечню захотелось, сопляк-малолетка? А ты знаешь, что мы и на равнине едва живыми остались? А в горах у абреков каждая скала не чужая!

— Ну и что?.. — вытянулся в струнку побледневший Петр. Он еще не понимал, за что отец на него так разгневался. — Батяка, мы ведь туда уже ходили.

— Да, ходили, когда тебя, паршивца, из плена вызволяли, в какой ты угодил по своей дурости, — все больше распалялся полковник. — Опять в вонючей яме хочешь посидеть, без питья, без еды, с железными кандалами на руках и ногах?

— Я попал в плен не по своей дурости. Весь наш отряд влетел в чеченскую засаду.

— Молчать!..

Лицо Даргана, украшенное глубокими морщинами, заходило ходуном, казалось, оно могло превратиться в хищную морду зверя — таким страшным становилось оно в гневе. Софьюшка встала со стула и поспешила в прихожую за ковшом с холодным взваром. Она знала, что муж при всех утолять жажду все равно не будет, но вид ковша, наполненного влагой до краев, немного отрезвит распалившегося главу семейства. А Дарган тем временем не знал, на чем остановить свой остекленевший взгляд, в груди у него бушевала буря.

— Совсем окацапился в своей Московии, что отцу начал перечить? — продолжал он рычать.

— Я и не думал перечить, батяка… — попытался было оправдаться Петр и сразу проглотил язык, потому что отец тут же проткнул его насквозь жгучим взглядом.

Но Дарган не стал ругаться и распускать руки, он сдержал себя и спросил с придыханием:

— Сколько времени тебе дал на раздумья ваш начальник?

— Чтобы поехать в Голландию на практику? — тихим голосом переспросил у отца младший сын. Он действительно уже отучился от бессловесной покорности, царящей в отчем доме. — Ректор нашего университета дал мне месяц, батяка.

— Через этот месяц чтобы духом твоим здесь не пахло, — так-же негромко подвел черту под семейным конфликтом Дарган. А если еще раз заикнешься о походе в горную Чечню, то я своими руками оторву тебе голову и брошу ее на базу под плетень.

Глава тринадцатая

На казачьем кордоне, расположенном на правом берегу Терека, время подходило к обеду. Секретчики, раскиданные на равном расстоянии друг от друга от въезда в станицу Стодеревскую до выезда из нее, уже сошлись возле кострища, над которым висел котелок с рыбным варевом. Скоро их должна была сменить новая группа разведчиков, а пока вертлявые малолетки затеяли между собой спор о том, кто из них первым приметил движение отряда абреков на левом немирном берегу. Выходило, что в этот раз не оплошал Тараска, еще один племяш сотника Панкрата, не считая Чигирьки. Сам Панкрат сидел в тени чинарового дерева и готовился раздать боевой припас к ружьям и пистолетам. У сморщенных для форсу ноговиц ворочала хлесткими завитками воды горная река, из которой норовила выпрыгнуть сытая рыба. Над головой не уставал тренькать одинаковыми коленами красногрудый щегол, в зарослях кустов иногда шумели разные мелкие чакалки, за которыми наблюдали жадными глазами бирюки, хитрые лисы и широкогрудые рыси. То же самое происходило и с людьми, живущими по обоим берегам Терека, разделившего Европу и Азию на два непримиримых лагеря. Кто-то из них выслеживал новую жертву, а кто-то уже готовился содрать с нее шкуру. Несмотря на многочисленные отряды солдат, стоявших почти у каждого чеченского аула, долгожданные мир и спокойствие, обещанные мордастыми московскими начальниками, все не наступали.