Мы - истребители - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 78

— Бывает, — кивнул комполка.

— Ну вот мы и встретились. Четверо их было, если бы не попадание в масляный радиатор, то я бы и четвертого ссадил, а так ушел один.

— Троих свалил?

— Ага.

— Еще восемь, и ты перевалишь за сотню, — задумчиво протянул Покрышкин, насмешливо глядя на меня.

— Не завидуй. Фрицы новенькие? Верткие гады, стиль пилотирования незнакомый.

— А, так это ты на ребят фон Борга напоролся. Тот еще тип, недавно их группу из Франции перевели.

— Горят так же.

— Где бой был? — подойдя к карте, поинтересовался Покрышкин.

— Вот тут, а здесь я машину посадил. Там трофейщики стоят, поставил пару бойцов охранять.

— В штаб армии сообщил?

— Конечно, только толку-то? Машина экспериментальная, нужны специалисты. Нужно ее сюда, в полк везти. Я распоряжение отдал, к вечеру подвезут.

— Понятно. А что за машина?

— Да ты ее видел пару месяцев назад, в Центре.

— Это Поликарпова которая?

— Она самая. Фактически та же, но доработанная, вот и хотел ее в боевых условиях испытать… испытал.

— Серьезно повреждена?

— В полевых условиях не починишь, хотя нужно с нашими инженерами пообщаться. Стриж Каплина не забрал?

— Генерал? Нет, не забирал.

— Тогда вообще проблем нет. Этот из велосипеда самолет сделает.

Покрышкин засмеялся:

— Он может! Ладно, поговорили и хватит, пошли, там уже столы, наверное, накрыты. О, слышишь? Сто процентов Микоян садится, пошли.

— Идем.

Слушая ночную жизнь полка — как раз взлетали звенья ночников, — я лежал на снопе скошенной травы и смотрел на усыпанное звёздами небо. Вот снова фронт, после стольких месяцев пребывания в тылу. Сдержал все-таки Хозяин слово. Прикрыв глаза, я припомнил тот нелегкий разговор в Кремле, что произошел почти полтора года назад.

Сталин тогда каким-то чутьем почувствовал, что информация будет запредельная, поэтому, когда я скосил глаза на Берию, попросил того выйти. Даже причину нашел достаточно вескую.

— Слушаю, — хмуро сказал он, когда нарком вышел.

Задумавшись на несколько секунд, я стал рассказывать. Сперва бегло прошелся, кто и откуда, потом все, что привело меня в этот мир. Иосиф Виссарионович, молча смотря на меня, попыхивал трубкой и слушал, слушал. Всего рассказ затянулся на три часа, можно было и больше, но я помнил о церемонии, которая должна была скоро начаться.

— Такую версию ми даже не рассматривали. Ви, товарищ Суворов, точно уверены, что это не ваше прошлое? — с прорезавшимся кавказским акцентом спросил Сталин.

Я уже знал, что такое случается в моменты сильных волнений.

— Уверен в этом, товарищ Сталин. Я с ходу могу назвать два десятка несоответствий. Их, конечно, больше после моего вмешательства, но я отталкивался от тех, которые произошли до меня.

Дальше беседа не продолжалась, Сталину нужно было подумать, выбрать точку соприкосновения, определиться, как вести себя со мной. Поэтому я не удивился, когда зашедший по вызову хозяина кабинета Поскребышев вежливо попросил меня на выход.

Оружие мне не вернули, но хоть покормили в кремлевской столовой. Честно говоря, думал, там кормят просто отлично, но нет, обычный полдник, как везде. Выпендрежа, как в Госдуме в мое время, не было (приходилось мне там бывать, один из одноклассников был сыном депутата).

Награждение началось точно по секундам, ровно в семь. Я, как дважды Герой, сидел в первом ряду с невозмутимым лицом. Приходилось: фотографов много присутствовало, часто щелкали.

Честно говоря, у меня были мысли, что наградят третьей звездочкой, но реальность превзошла все ожидания. Несмотря на то что узнал, Сталин говорил спокойно, однако время от времени отчётливо прорезался акцент. Старые большевики и те, кто, вроде меня, знал об этой особенности Верховного, озадаченно закрутили головами.

Представленных к наградам было довольно много, я даже заметил пару знакомых лиц. И одним из них оказался капитан Покрышкин.

Меня вызвали первым.

После короткой речи Сталин лично приколол третью Звезду Героя, однако это оказалось не все.

— …по представлению политуправления Ставки, за большой вклад в культурное развитие страны приказом от двадцать восьмого марта тысяча девятьсот сорок второго года товарищ Суворов награждается автомашиной с дарственной табличкой. — Вождь вручил красную бархатную папку с дарственным представлением.

Взяв ее в руки, я заметил легкую, немного грустную усмешку в глазах Сталина.

Дальше все было как в тумане. После окончания награждения начался обычный банкет, где мы с двумя однополчанами-героями обмыли наши награды. Мы никого не трогали, сели в уголке и тихо беседовали под водочку с закуской. Покрышкин с Архиповым получили по первой высшей награде страны и были этому ужасно рады. У обоих личный счет перевалил за два десятка, у новоиспеченного майора даже больше.

— Какая еще гостиница?! Едем ко мне! И вообще, почему сразу ко мне не приехали?

— Да как-то беспокоить не хотели, Сев.

— Короче, сейчас банкет закончится, и ко мне.

Честно говоря, я хоть и выпил (немного. Что там пятьдесят грамм по три раза? Так, губы смочить), но не слишком верил, что мне дадут выйти из Кремля. Не та ситуация. И потому протянул Покрышкину ключи:

— Во, держи, я тут могу задержаться. Там женщина за квартирой присматривает, Глафира Ивановна, она устроит вас.

Посидеть после этого мы смогли всего полчаса, потом за мной пришли. Это был мужчина лет сорока в полувоенной одежде.

— Товарищ Суворов, пройдемте со мной.

— Хорошо, — ответил я, после чего, повернувшись к друзьям-однополчанам, добавил: — Теперь точно вряд ли увидимся. Давайте сразу попрощаемся.

А когда шел вслед за чиновником, ощутил в кармане тяжесть ключей. Сашка Покрышкин их незаметно вернул. Не дурак, он все понимал.

Дальше начался ад: расспросы, записи, гипноз, причем без шуток.

Почти месяц меня вертели как хотели. Сталин, узнав все, что я когда-то слышал и читал про Берию, поставил его главным над группой «потрошивших» меня ученых.

Про машину пришлось забыть — настолько утомили допросы-расспросы. Хорошо, что Лаврентий Павлович распорядился поставить ее в правительственный гараж. Я даже не спросил, что за машина. Не до того было.

Через месяц, заметив моё состояние, врачи посоветовали дать мне отдохнуть. Начальство вняло их рекомендациям, тем более информации накопили немало, её требовалось обобщить и проанализировать. Меня даже не стали держать в застенках наркомата «врага всех времен и народов», как в шутку называл теперь сам себя Берия, а отпустили в свою квартиру. Вот там я отоспался, так отоспался! Три дня сон-еда-сон. А на четвёртый зазвонил телефон, это была Аня.

Обещание устроить Морозовым экскурсию совсем вылетело из головы, вот они и забеспокоились. Узнав, что они пытаются дозвониться до меня почти две недели, договорился, чтобы ещё немного подождали, после чего направился смотреть, что там у меня с почтой.

В квартире никого не было, Глафиру Ивановну уволили, если так можно сказать. Берия направил в мои домоуправы своего человека. Я его еще не видел, но следы работы заметить успел. Вызвонив куратора — это был человек Сталина — озвучил свою просьбу. Нет, я, конечно, мог настоять на том, чтобы самому съездить в посёлок, но не хотелось напрягать парней из охраны, наверняка их изрядно накрутили насчет моей безопасности.

Отдохнув и разобравшись с делами, я решил посмотреть, что за машину мне подарили. Это оказалась не обычная «эмка», а вездеход, такой же, что сопровождал меня при поездке к Морозовым. Только новенький, это подчёркивала сверкающая дарственная табличка на приборной.

— Вовремя подарили. Весна, — хмыкнул я, опробовав машину во дворе. Она была замечательная, ее делали явно знающие люди. — Теперь только тонировку нанести да музыку поставить.

— Что? — не понял куратор. Его в мою тайну не посвятили, просто поставили задачу обеспечивать связь и охрану.

— Я говорю, нужно занавески на задние окна повесить и компактную радиостанцию поставить, чтобы радио слушать. О, и динамики посильней.