Тор. Разрушитель - Хольбайн Вольфганг - Страница 44

Наскоро перекусив, он направился в кузницу. Почему-то Тору было очень холодно, даже холоднее, чем в тот памятный день в горах, а когда он взял в руки молот, инструмент показался ему намного тяжелее, чем раньше.

Возможно, это объяснялось тем, что постепенно Тор становился обычным человеком. По крайней мере, мысль об этом не приводила его в ужас.

С другой стороны, он, вероятно, просто устал. Этим утром Тор не собирался снова ложиться спать и устроился в кровати, притворившись спящим, чтобы избежать неприятного разговора с Урд. Тем не менее он все-таки провалился в беспокойный сон, лишивший его сил.

Сейчас, раздув меха, Тор приготовил горн и взял свой боевой молот, намереваясь наконец доковать его. Опустив оружие в горн, он следил за тем, чтобы металл стал желтым и его можно было спокойно ковать, не опасаясь испортить работу. Затем он потянулся за щипцами и, стиснув ими молот, опустил его на наковальню. Каждый удар стоил все больших усилий, чем предыдущий, но Тор не останавливался. Во все стороны летели искры.

Возможно, все пойдет насмарку, но пот и боль в мышцах позволяли ему чувствовать себя живым.

Подождав, пока сталь остынет, Тор стал греть ее снова: Хенсвиг говорил, что хороший кузнец делает так два-три раза, прежде чем начать ковку. Потом металл нужно было прокалить — греть его раз шесть-семь докрасна, — а после этого выложить изделие на горячий песок.

Вот только молот не остывал, с каждым ударом он, наоборот, становился все горячее, и руны, выбитые на бойке и рукояти, вдруг вспыхнули, словно зажегшись от какого-то внутреннего пламени — не огня горна, а пыла нижних слоев царства Хель, наполненного страшными чужеродными существами…

В какой-то момент молот начал вибрировать. Казалось, что он запел странную песню; с каждым ударом ее звуки становились все громче, к ней примешивались чьи-то голоса, голоса тех, кому Мьелльнир принес смерть. И таких было много.

Песня гремела у Тора в ушах, но он знал, что он единственный, кто слышит ее.

Мьелльнир… От этого слова чужие мысли в его голове стали громче, словно кто-то поселился там и теперь пытался нашептывать ему что-то. Шепот был частью самой сущности Тора и в то же время чем-то инородным, чуждым его сознанию, и от него исходила какая-то угроза.

Мышцы болели все сильнее, но боль дарила наслаждение, и даже усилия, которые Тор затрачивал на то, чтобы поднять кузнечный молот, вызывали радость.

— Вот смотрю я на тебя и думаю, что не стоило посылать столько людей в горы, чтобы построить крепость.

В последний раз опустив молот на Мьелльнир, Тор отшатнулся от искр и, сняв свое изделие с наковальни, бросил его в горн на тлеющие угли. Это уже был не просто кусок металла, а сам Мьелльнир, настоящий молот Тора. За мгновение белый цвет стали сменился желтым, а затем ярко-красным, и только руны светились оранжевым, но потом и они померкли.

Запыхавшись, Тор повернулся к Бьерну. Видимо, ярл уже давно стоял тут, наблюдая за его работой.

— Возможно, ты бы закончил строительство за одну ночь. Если бы тебя перед этим разозлили, конечно. — Бьерн улыбнулся, но было видно, что на душе у него неспокойно.

— Все зависело бы от того, сколько эта ночь продлилась бы, — в тон ему ответил Тор. — И почему ты думаешь, что я злюсь?

— Я думаю? — Ярл покачал головой и, оттолкнувшись от стены кузницы, подошел к горну. — Вовсе нет. Впрочем, твой молот выдержал эти исполненные ярости удары. — Он протянул руку к раскаленной стали, но жар опалил ему кожу, и он тут же отдернул ее.

Тор промолчал, холодно улыбнувшись.

— Думаю, ты уже понял, что сегодня мы не поедем в горы. — Бьерн решил отказаться от напускного дружелюбия.

— Да, ведь у тебя гости… Но ты ведь пришел сюда не для того, чтобы сказать мне об этом, верно?

— Верно. Появились… кое-какие новости.

— Сигислинда привезла тебе плохую весть, — предположил Тор.

Ярл промолчал, что само по себе было ответом. Да и когда в прошлый раз новости были хорошими?

Они направились в дом. В камине горел огонь, а где-то на втором этаже убиралась Урд. Видимо, она услышала их голоса и спустилась по лестнице, когда они уселись за стол.

— Урд! — Встав, ярл обнял ее и смерил долгим взглядом с головы до ног. — Не думал, что когда-то скажу это, но ты стала еще краше. Наверное, правду говорят, что женщины расцветают, когда ждут ребенка.

Тор удивленно повернулся к нему, но Бьерн лишь виновато пожал плечами.

— Знаешь, моя жена тоже женщина. И она у меня большая сплетница. Нужно только предупредить ее, чтобы она держала язык за зубами, и уже через час о твоей тайне будет знать вся долина.

Урд с упреком посмотрела на Тора, но ярл примирительно поднял руки.

— Мы рады любой новой жизни, подаренной нам богами, в особенности если родители будущего ребенка — наши друзья. — Он подмигнул Тору, смешно наморщив лоб. — Или ты не рад?

— Ну что ты! — поспешно возразил Тор. — Я просто… — Он попытался подобрать нужные слова, но тут и сам понял, что не знает, почему так удивился. — Я просто думал, что, кроме меня, об этом никто не знает.

— Отец, как правило, узнает последним. — Во взгляде Бьерна промелькнуло злорадство. — Так часто бывает, друг мой. Если не всегда. — И он рассмеялся.

— Тор знал об этом, — отмахнулась Урд. — Правда, это не такая уж и большая тайна. Через пару недель все равно любой это увидит.

— А дети знают? — поинтересовался Тор. — Я не хотел бы, чтобы они узнали эту новость от соседей во время разговора на рынке.

— Я еще ничего им не говорила. — Она устало провела ладонью по лицу и собралась что-то сказать, но передумала.

Выйдя из комнаты, Урд вскоре вернулась с деревянным подносом с хлебом, сушеными фруктами и тремя кружками. Усевшись и предложив Бьерну еду и напиток, женщина заставила себя улыбнуться.

— Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы поздравить нас, не так ли? — предположила она.

— Да. — Лицо ярла вновь приняло озабоченное выражение. — И, боюсь, Тор был прав. Новости не самые лучшие.

— Что произошло?

— То, чего мы и ожидали. Только все намного хуже.

— Что именно? — не поняла Урд.

— В Эзенгарде много беженцев. Зима еще не кончилась, и сейчас отправляться в путь — значит пойти на самоубийство. Но многие решились на это. — Взяв с подноса сушеное яблоко, ярл впился в него зубами. — И не всем удалось добраться.

— Что ты хочешь сказать?

— Сигислинда видела по дороге трупы, — ответил Бьерн. — Много трупов. Люди спасаются бегством, и их очень много. От чего бы они ни бежали, это, вероятно, пугает их больше буранов и волков.

— Вероятно? Разве Сигислинда не поговорила с ними?

— Женщина была одна, а новости, которые она везла мне, казались ей слишком важными, чтобы подвергать себя опасности и вступать в разговоры с незнакомыми людьми.

— Значит, никто не показал беженцам путь в Мидгард?

Бьерн грустно покачал головой.

— Мы не можем вмешиваться, пока не выясним, что там происходит. — Его голос был полон решимости. — Мне очень жаль, Урд. Я знаю, что там, за горной грядой, умирают люди. Но если сейчас мы допустим хоть одну ошибку, то погибнут и жители долины. Возможно, нам всем предстоит умереть.

— Но ведь нам вы помогли. — Урд покосилась на Тора, будто ища у него поддержки. — Если бы не вы, нас бы уже не было в живых.

— Тогда… ситуация была другой. — Бьерн смущенно закашлялся.

— Почему?

— Потому что Бьерн и его люди сначала не собирались помогать нам. Они хотели нас убить, — ответил за ярла Тор, видя, что разговор причиняет Бьерну все больше неудобств. — Они искали тех, кто убил семью Эндре.

— Но они все равно спасли нас, — настаивала Урд. — Мы же не можем просто сидеть и ничего не делать, пока там умирают люди! Что же это за женщина такая, которая бросает других в беде?! А еще говорит, что она твоя подруга!

— Сигислинда не воительница, Урд, — спокойно ответил ярл. — Именно поэтому я пришел сюда. Я знаю, ты предпочла бы, чтобы твой муж остался с тобой, но…