Балаустион - Конарев Сергей - Страница 172

– Но потом поднялся Хромой и все испоганил, – Феникс сплюнул точно между лошадиными крупами.

– Тишины! Тишины! – надрывался Торонид, царский глашатай, а Эвдамид снова принялся колотить скипетром по колоколу. Однако бурно выражающая свой восторг толпа притихла, только когда на возвышение поднялся царевич Пирр и замахал руками, крича:

– Тише, тише, граждане! Царь Эвдамид желает поздравить нас! – голос Эврипонтида звенел от радости.

– Рано ликуешь, Пирр Эврипонтид! – Эвдамид поднялся с трона. – Поздравлять вас не с чем. Я, царь Спарты Эвдамид Агиад, намерен воспользоваться своим правом и проголосовать в синедрионе геронтов.

Люди, собравшиеся в храме Ликурга, замерли и затихли. Происходило нечто из ряда вон выходящее. Опешили даже некоторые из сидевших на трибунале высших магистратов. Геронты взволнованно переглядывались и переговаривались. Набычившись, сидел верховный жрец Полемократ. Архелай замер в неподвижности, словно каменный идол, Гиперид с легкой улыбкой крутил в пальцах золотой стилос. Толстяк Анталкид, поджав губы, качал головой. Фебид казался спокойным и несколько удивленным. Сделав несколько шагов, молодой царь-Агиад оказался перед главой эфорской коллегии.

– По законам Лакедемона царь имеет голос, равный половине голосов герусии. Я голосую против отмены приговора царю Павсанию, – с этим Эвдамид бросил на эфорский стол небольшой плотно набитый кошель. – Здесь, почтенный Фебид, четырнадцать черных камешков, не трудись пересчитывать их.

Народ грозно зароптал; передние передавали слова царя стоявшим сзади. Геронты заговорили громче.

– Это незаконно! – выкрикнул стоявший на ступенях Пирр, яростно сжавший кулаки.

– Я утверждаю, что с моими четырнадцатью голосами вердикт синедриона однозначен: приговор относительно бывшего царя Павсания остается в силе, – не обращая внимания на Эврипонтида, громко произнес Эвдамид.

– Протестую! – закричал Пирр, и стоявшая за ним толпа поддержала его сотней глоток.

Леотихид выразительно поглядел на брата, ожидая знака отдать приказ «белым плащам», шеренгой выстроившихся вдоль колоннады.

– Ты сможешь подавать голос, когда станешь царем, – голос Эвдамида был язвителен до предела. – А станешь ты им не раньше, чем умрет твой родитель. А пока ты – всего лишь частное лицо, Эврипонтид! Прочь с трибунала, пока я не приказал свести тебя силой!

– Не торопись, государь, – неестественно-спокойно произнес эфор Фебид. – Я не могу принять твой голос для подсчета. Эврипонтид прав: это незаконно. Один царь не может голосовать в герусии без другого.

– Может, – резко повернулся к главе эфорской коллегии Эвдамид. – Если другой царь знал о заседании и был приглашен на него, но не явился. Я знаю закон! И заявляю, что через гиппагрета Иамида, сына Пройкила, в срок передал Павсанию приглашение на сегодняшнее заседание геронтов. Вчера прибыл корабль с Крита, и Павсания в нем не было. Стало быть, он решил воздержаться.

– Подлец! – Пирра трясло от бешенства. – Ты знаешь, что он не мог приехать. Ему запрещено приближаться к Спарте ближе, чем на тысячу стадиев!

– Как ты смеешь так разговаривать с царем! – прорычал, выступая вперед, Леотихид. – Тебе, Эврипонтид, вскружила голову поддержка этого сброда, которым ты заполнил дом правосудия? Эй, Полиад, взять его!

Выступив из-за колонны, тонкогубый лохаг повернулся, чтобы отдать команду стоявшим за ним «белым плащам». «Спутники» Пирра немедленно окружили царевича кольцом, шаря руками по непривычно легким поясам – в общественные собрания нельзя было являться вооруженными.

– Нет, Лео, погоди! – поднял руку Эвдамид. – Я властвую, опираясь на закон, и закон на моей стороне. Если отбросить патетику, стремление выдавать желаемое за действительное, моралии и прочую чепуху, а обратиться к букве закона, то я прав. Не так ли, господин Фебид?

Эфор поднял на Эвдамида тяжелый взгляд.

– Власть, отбросившая мораль, становится аморальной, молодой государь. Жаль, что ты этого не понимаешь. Человек, изучивший законы, чтобы творить несправедливость, гораздо хуже того, кто невежествен, но поступает достойно.

– Мне нужны от тебя не нравоучения, а решения, принятые в соответствии с законом, – Эвдамид, как мог, постарался сдержать раздражение. – Твоя должность, уважаемый Фебид, предполагает защиту законов, а не справедливости, как бы ты ее ни трактовал.

– Ты недурно изучил своды установлений, государь, но имел недостаточно судебной практики. Иначе знал бы, что закон есть не догма, а его толкование, – Фебид сжал квадратные челюсти. – Относительно сего конкретного случая существует прецедент, случившийся в четвертый год девяносто третьей олимпиады. Царь Агис, стоявший с войском в земле афинян, пожелал голосовать в герусии заочно и получил эту возможность. Не вижу никакой причины, почему царю Павсанию может быть отказано в подобном дозволении. Если закон запрещает ему приехать и голосовать в Спарте, пусть сделает это на Крите в присутствии уполномоченных представителей герусии.

– И уж будьте уверены, он не воздержится, клянусь всеми богами! – воскликнул Пирр, с невероятным вниманием слушавший эту перепалку между молодым царем и достопочтенным главой эфоров.

– Но существует и обратный прецедент! – внезапно встал со своего места эфор Анталкид. Его лысина блестела от пота. – Уважаемый Фебид не может не знать, что когда царь Агесилай, находясь в Азии, пытался получить право голосовать заочно, ему было отказано в этом эфорами. То же случилось с его потомком Архидамом, добивавшемся командования в войне против фиванцев, но не допущенного к голосованию потому, что он отказался покинуть войско и приехать на заседание в Спарту.

Все опять зашумели, заговорили разом. Больше всех надрывались зрители дальних рядов, сами мало что слышавшие и поэтому получавшие представление о происходящем только из совершенно перековерканных пересказов впередистоящих. Кричал, потрясая кулаками, царевич-Эврипонтид, поддерживаемый обступившими его «спутниками» и самыми горячими из друзей, вопили с галереи другие члены пробравшейся туда команды Пирра. Орал, бурно жестикулируя, Леотихид, выискивая взглядом, на кого бы спустить своих головорезов-телохранителей. Горячо спорили, перебивая друг друга, старейшины-геронты.

Шум и неразбериха начали затихать, когда поднялся и начал говорить эфор Фебид. Он был человеком столь значительным, что и самые яростные спорщики прикусили языки, дабы послушать, что он скажет.

– …очевидно, что мы стоим перед лицом явления, которое в языке законников называется «спорным вопросом», – Фебид ронял фразы медленно и веско. – Стало быть, нет смысла углубляться в дебри истории и пересчитывать прецеденты, когда эта проблема может быть разрешена простым голосованием эфоров.

– Верно, – качнул большой головой Медведь-Архелай. Толстяк Анталкид уничижительно поглядел на него.

– Посему предлагаю эфорам немедленно приступить, – продолжал Фебид, выходя из-за стола, на котором рядами лежали разноцветные камешки. – Тот из моих коллег по должности, кто считает, что справедливо позволить царю Павсанию проголосовать в синедрионе заочно, пусть перейдет на левую сторону трибунала, ко мне. Кто с этим не согласен, пускай отойдет направо.

С этими словами глава коллегии эфоров, гордо глядя перед собой, прошел мимо трона Эвдамида и остановился на левой половине трибунала.

– Во, дает дед! – восхитился Леонтиск. – И что, что дальше?

– А дальше, язви его в корень, произошла преудивительнейшая хреновина! – тряхнул волосами Феникс. – Чудо из чудес, да и только!

– Верно, – согласился Галиарт. – Мы тогда уже совсем было скисли, решив, что проиграли…

– Все, это конец, курва медь! – вполголоса прогудел стоявший слева от царевича полемарх Брахилл. – Старина Фебид, желая справедливости, привязал ей камень на шею и бросил в воду.

– Сто тысяч проклятий на его голову! – прошипел в ответ Пирр. – Ты прав, дядя Брахилл, – вторым за нас подаст голос Скиф, и три голоса будет против. Нужно было добиваться своего как-нибудь по-другому. А теперь…