Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери - Страница 58

58

ПЬЕР РОНСАР

СТАНСЫ Если мы во храм пойдем, Преклонясь пред алтарем, Мы свершим обряд смиренный, Ибо так велел закон Пилигримам всех времен Восхвалять творца вселенной. Если мы в постель пойдем, Ночь мы в играх проведем, В ласках неги сокровенной, Ибо так велит закон Всем, кто молод и влюблен, Проводить досуг блаженный. Но как только захочу К твоему припасть плечу, Иль с груди совлечь покровы, Иль прильнуть к твоим губам,— Как монашка, всем мольбам Ты даешь отпор суровый. Для чего ж ты сберегла Нежность юного чела, Жар нетронутого тела,— Чтоб женой Плутона стать, Чтоб Харону их отдать У стигийского предела? Час пробьет, спасенья нет, Губ твоих поблекнет цвет, Ляжешь в землю ты сырую, И тогда я, мертвый сам, Не признаюсь мертвецам, Что любил тебя живую. Все, чем ныне ты горда, Все истлеет без следа — Щеки, лоб, глаза и губы. Только желтый череп твой Глянет страшной наготой И в гробу оскалит зубы. Так живи, пока жива, Дай любви ее права,— Но глаза твои так строги! Ты с досады б умерла, Если б только поняла, Что теряют недотроги. О, постой, о, подожди! Я умру, не уходи! Ты, как лань, бежишь тревожно!.. О, позволь руке скользнуть На твою нагую грудь Иль пониже, если можно! * * * Ко мне, друзья мои, сегодня я пирую! Налей нам, Коридон, кипящую струю. Я буду чествовать красавицу мою, Кассандру иль Мари, — не все ль равно, какую Но девять раз, друзья, поднимем круговую,— По буквам имени я девять кубков пью. А ты, Белло, прославь причудницу твою, За юную Мадлен прольем струю живую. Неси на стол цветы, что ты нарвал в саду, Фиалки, лилии, пионы, резеду,— Пусть каждый для себя венок душистый свяжет. Друзья, обманем смерть и выпьем за любовь! Быть может, завтра нам уж не собраться вновь. Сегодня мы живем, а завтра — кто предскажет? * * * Ах, чертов этот врач! Опять сюда идет! Он хочет сотый раз увидеть без рубашки Мою любимую, пощупать все: и ляжки, И ту, и эту грудь, и спину, и живот. Так лечит он ее? Совсем наоборот: Он плут, он голову морочит ей, бедняжке, У всей их братии такие же замашки. Влюбился, может быть, так лучше пусть не в Ее родители, прошу вас, дорогие,— Совсем расстроил вас недуг моей Марии! — Гоните медика, влюбленную свинью. Неужто не ясна вам вся его затея? Да ниспошлет господь, чтоб наказать злодея, Ей исцеление, ему — болезнь мою. ВЕРЕТЕНО Паллады верный друг, наперсник бессловесный, Ступай, веретено, спеши к моей прелестной! Когда соскучится, разлучена со мной, Пусть сядет с прялкою на лесенке входной, Запустит колесо, затяиет песнь, другую, Прядет — и гонит грусть, готовя нить тугую. Прошу, веретено, ей другом верным будь, Я не беру Мари с собою в дальний путь. Ты в руки попадешь ие девственнице праздной, Что предана одной заботе неотвязной: Пред зеркалом менять прическу без конца, Румянясь и белясь для первого глупца,— Нет, скромной девушке, что лишнего не скажет, Весь день прядет иль шьет, клубок мотает, вяжет С двумя сестренками, вставая на заре, Зимой у очага, а летом во дворе. Мое веретено, ты родом из Вандома, Там люди хвастают, что лень им незнакома, Но верь, тебя в Анжу полюбят, как нигде. Не будешь тосковать, качаясь на гвозде. Нет, алое сукно из этой шерсти нежной Она в недолгий срок соткет рукой прилежной; Так мягко, так легко расстелется оно, Что в праздник сам король наденет то сукно. Идем же, встречено ты будешь, как родное, Веретено, с концов тщедушное, худое, Но станом круглое, с приятной полнотой, Кругом обвитое тесемкой золотой. Друг шерсти, ткани друг, отрада в час разлуки, Певун и домосед, гонитель зимней скуки, Спешим! В Бургейле ждут с зари и до зари. О, как зардеется от радости Мари! Ведь даже малый дар, залог любви нетлепной, Ценней, чем все венцы и скипетры вселенной. * * * Едва Камена мне источник свой открыла И рвеньем сладостным на подвиг окрылила, Веселье гордое мою согрело кровь И благородную зажгло во мне любовь. Плененный в двадцать лет красавицей беспечной, Задумал я в стихах излить свой жар сердечный, Но, с чувствами язык французский согласив, Увидел, как он груб, неясен, некрасив. Тогда для Франции, для языка родного, Трудиться начал я отважно и сурово. Я множил, воскрешал, изобретал слова — И сотворенное прославила молва. Я, древних изучив, открыл свою дорогу, Порядок фразам дал, разнообразье — слогу, Я строй поэзии нашел — и, волей муз, Как Римлянин и Грек, великим стал Француз.