Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери - Страница 95

95

* * * Любимая в театре мировом На все бесстрастно устремляет взгляд. Участвую в спектакле я любом, Меняя облики на разный лад. Найдя на свете повод для отрад, Я машкеру комедии беру, Когда же горести отяготят, Я делаю трагедией игру. Но, радостный ли, в страстном ли жару Явлюсь на сцеие я — ей все равно: Я засмеюсь — от строгих глаз замру, Заплачу — ей становится смешно. Она, стенай пред нею иль смеши, Не женщина, а камень без души. * * * Лети, Весна, герольд царя страстей, На чьем гербе нам пышно предстает Любой цветок, дитя планеты сей, Во всеоружии своих красот; Направь к моей возлюбленной полет, Что дремлет, в зимний сон погружена, И ей поведай, что восторг не ждет И что она поймать его должна; Так пусть готовится служить она В той нежной свите, где Любовь царит И каждой, кто останется одна, Глаза росой отчаянья кропит. Лови же радости, моя любовь: Никто былого не воротит вновь. * * * Как часто дух мой распрямит крыла, Желая взмыть к чистейшим небесам, Но кладь забот вседневных тяжела И нудит смертного к земным делам. Когда же явится краса очам, Подобная сиянию небес, То счастья выше не изведать нам, И, глядь, порыв за облака исчез. Для хрупкой мысли больших нет чудес, Блаженств и наслаждений не избыть, Одно влечет, коль мир в душе воскрес: Как ревностнее милой послужить, И сердце грезит только об одном — О счастье райском в бытии земном. * * * Я имя милой вздумал написать На дюнах, но его смела волна. Его решил я вывести опять, И вновь прибоем смыло письмена. «Бесплодны тщания, — рекла она,— То наделить бессмертьем, что умрет! Уничтоженью я обречена, И время без следа меня сотрет». «Нет! — молвил я. — Пусть низших тварей род Падет во прах — яшть будешь ты в молве: Мой стих тебя навек превознесет, Напишет имя в горней синеве; Коль смерть одержит верх над всем живым, Мы жизнь любовью вечной возродим». * * * Теперь, когда я в бурях изнемог, Изведав этих волн смертельный бег, Когда преподай мне такой урок, Что мой корабль — калека из калек, Я вижу вдалеке желанный брег, Незыблемый под бременем благим Всего того, чем счастлив человек, Того, что звать привык он дорогим. Блажен, кто был в пути тоской томим И очутился вдруг в земном раю. Когда такая радость перед ним, Забудет он былую боль свою. В былых страданьях видит краткий миг Тот, кто блаженства вечного достиг. IАМВIСUМ TRIMETRUM Унылый стих, свидетель моих горестей, Из мысли скорой крылья сотвори себе, Лети к Любви моей, где б ни была она: Простерлась ли, томясь, на ложе тягостном, Сидит ли, невеселая, за брашнами Или игрой на вирджинале тешится. На ложе? Ей скажи, что нет мне отдыха; За брашнами? Скажи: вкушать не в силах я; Играет? Ей скажи: нет в звуках счастья мне. А спросит — почему? Скажи: бессонна страсть, Неистовая, яствами гнушается, Печальная, не радуется музыке. Скажи: ее лишь ласка усыпит меня, Скажи: ее лишь очи взор насытят мой, Скажи: ее лишь речь меня возрадует. Ночь каждую все чахну я без отдыха, День каждый сохну я без насыщения, Всегда я умираю без веселия. И коль зачахну, кто удел оплачет мой? И коль иссохну, кто конец опишет мой? И коль умру, кто скажет: жаль Immerito?

ДЖОН ЛИЛИ

ПЕСНЬ САФО Любовь, я зло твое кляну, Затем что я в твоем плену; И сторожат Посул и Страх Меня, зачахшую в слезах; И Полночь бархатной рукой Очам не даст благой покой; И делят скорбную юдоль Со мной подруги, Грусть и Боль; И, чтобы время извести, Дано мне лишь стихи плести. Полынь — мой Хлеб, и Желчь — мой Мед, И День ослеп, и Сон нейдет; И обнимаю я досель Одну пустынную постель; И шутовская кутерьма Надежд меня свела с ума, Как ты, Фаон, — так знай же наперед; Сафо жила тобой и для тебя умрет. ПЕСНЬ ВУЛКАНА ПРИ КОВКЕ СТРЕЛ Сюда, Циклопы, что ж, блеснем Лемносским древним ремеслом; Пускай, как птица, Стрела стремится, Разя в зеницу Буяна и тупицу. Взлетит златая с упоеньем, Серебряная с вожделеньем, Зато свинцовой Удел суровый — Добить шута, Чья суета В красотке вызвала презренье, И смерть он кличет как спасенье. Наш труд окончен, что ж, пора Спешить к тебе, Игра, Игра! ПЕСНЬ АПОЛЛОНА У Дафны златом кудри вьются, В очах две звездочки смеются, От ручки веет белоснежной Теплом и нежностью нездешней, К ее челу летят Хариты, Румяней роз ее ланиты, Уста алей и слаще вишен, А дивный голос так возвышен, Что движет сферы неба песней: На свете Дафны нет прелестней. Я гимны пел, спеша за нею, Но лавром стала дочь Пенея.