Землянин - Злотников Роман Валерьевич - Страница 3

— Эке суевар кхунз?..

Со шкурками Ник окончательно закончил, когда уже совсем стемнело. Для этого пришлось достать из шкафа и включить налобный фонарик. Он, как и большинство вещей в Трущобах, также был найден на свалке и, прежде чем попасть к Нику, прошел через множество рук, поэтому его накопитель был почти нерабочим. Заряда, который он успевал накопить за пару дней, хватало всего на час-полтора, в то время как в начале своей жизни фонарик мог работать непрерывно месяцами, а то и годами. Впрочем, Ник не настолько хорошо разбирался в характеристиках новых бытовых устройств, зато, как и большинство обитателей Трущоб, довольно неплохо разбирался в особенностях тех, что были выброшены своими хозяевами… Но на работу со шкурками запаса накопителя обычно хватило, и это было хорошо. Потому что у Ника все было отработано, и малейший сбой мог бы полностью нарушить весь его налаженный конвейер. Да, это был настоящий конвейер, потому что весь процесс обработки крысиных шкурок занимал девять дней. В конце этого процесса у Ника в руках оказывалась тонкая кожа весьма приличной выделки, из которой можно было уже изготовить какую-нибудь поделку. Ремешок там, сувенирчик, какой-нибудь, типа фенечки ручной работы из тонких полосок кожи, или перчатки… Так что на обработке шкурок этот конвейер не заканчивался. Предстоял еще один этап, но его Ник отложил на завтра. Путь «наверх» на мусорном транспортере занимал около часа, и за это время он вполне успеет изготовить десяток-другой поделок. С гибервиратором, который способен соединять без шва даже такие разнородные материалы, как ткань и стекло или металл и дерево, это было не такой уж сложной задачей. Гибервиратор, как и все используемое жителями Трущоб, был стар, почти не работал, но на тонкую кожу его оставшегося ресурса еще хватало. А двадцать крысиных тушек, которые Нику пришлось отдать за работу старику Гаму, он сейчас был способен добыть всего за две-три охоты. Сейчас… А ведь сначала добыча даже одной крысы была дня него почти непреодолимой проблемой…

Язык Николай выучил довольно быстро. Ну не весь, конечно, но запомнить сотни три слов, благодаря которым он сумел начать вполне связно общаться с дюжиной личностей, ошивавшихся в радиусе километра от той кучи мусора, на которой он очнулся, сумел дней за двадцать. Как и несложные правила сигарийского, явно испытавшего на себе упрощающее воздействие Сети. На Земле такое воздействие Интернета уже стало вполне заметным, а что уж говорить о Сигари, на которой Сеть существовала уже почти столетие… Нет, связный разговор у него начал получаться только месяца через три, но строить фразы типа: «Еда. Греть» или, там, «одежда. Ходить» он начал уже дней через семь. А через двадцать набрал такой объем слов и понятий, который практически полностью перекрыл все его потребности. Как выяснилось, их у него не так уж и много. Ну, в смысле, насущных. Пожрать вовремя, да поспать, чтоб никто не прирезал. Хотя последнего поначалу можно было не особенно опасаться. Просто так в Трущобах не резали никого. Только по делу. А по делу Колю пока было резать не за что. Ну не было у него ничего, за что стоило бы подрезать человека. Так что ему, можно сказать, повезло с тем, что он попал в Трущобы голым и босым. Иначе он мог бы и не очнуться. А так… ну кому нужно голое тело?

В то же время никто здесь, в Трущобах, совершенно не собирался помогать этому телу выжить. Сумеет — его счастье, а нет… Ну, на нет, как гласит старая русская пословица, и суда нет. Мучиться какими-то моральными проблемами по поводу безвременной гибели никому здесь не известного голого тела никто в Трущобах не собирался… Поэтому первые трое суток Коля провел совершенно голодным. Причем, первые сутки — исключительно по собственной вине. Побрезговал…

На небольшую кучу мусора, от которого шел легкий запах чего-то съедобного, он наткнулся часа через три после того, как очнулся в этом совершенно непонятном месте. Есть уже хотелось. И сильно. Но рыться в мусоре ради еды? Он что, бомж? Так что около получаса Коля ходил вокруг этого места, не решаясь разрыть кучу и посмотреть, что это там так вкусно пахнет, но и не в силах совсем уйти от столь соблазнительного запаха. Несмотря на то что парень изо всех сил убеждал себя, что дело вовсе не в запахе и что он вообще никогда в жизни не опустится до подобного… до тех самых пор, как трое мужиков, от которых он несколько часов назад и услышал те непонятные слова, не вынырнули откуда-то из сумрачной мути, являющейся здесь, как он это узнал много позже, белым днем, и не накинулись на мусорную кучу с возгласами, в которых явно звучала неподдельная радость. Ох, как же он потом проклинал себя за эту брезгливость…

Тщательно прибравшись и заперев в железный шкаф результаты своих трудов, Ник натянул вытащенную из ультразвукового очистителя одежду и вышел наружу.

— Ну что, идем?

Палера отозвался не сразу. Похоже, в ожидании Ника сигарец сжевал не менее шести порций «брера», так что поплыл он капитально. В Трущобах это было опасно. Вполне могли обокрасть и даже прибить: на Палере было немало того, чем любой трущобник с удовольствием бы поживился. Взять хотя бы штаны. Крепкие континентальные «фагро», даже с еще работающей подгонкой по фигуре и «личными» застежками, расстегнуть которые мог только хозяин. Но в этих конурах знали, что Палера — человек гра Агучо. А каждому в Трущобах было известно, что связываться с гра Агучо может только полный идиот. Даже если в качестве приза выступают такие отличные штаны…

— Идем, белый, идем. Гра уже тебя заждался.

Ник только поджал губы и молча двинулся вперед.

До конур гра Агучо они добрались через полчаса. Сам гра занимал восемь конур в самом центре поселения, попасть в которые можно только пройдя сквозь два ряда расположенных по периметру жилищ. Первый ряд занимали обычные жители поселения, а во втором, поближе к центру, селились исключительно прихлебалы гра.

— Привет, Ник, привет, мальчик мой, — радушно поприветствовал его гра. — Рад, что ты нашел время заглянуть ко мне. Как твои дела? Как здоровье? Мне рассказывают, что ты по-прежнему охотишься на крыс в одиночку. Ты смелый мальчик, но глупый, глупый… Ты давно уже мог бы оставить это опасное занятие, если бы последовал советам старого гра, — Агучо скорчил печальную рожу и смежил свои маленькие свинячьи глазки. Он был толст, и даже просто жирен. Но это там, где-то далеко, в другом, близком к небу и звездам мире, подобная фигура со свисающими с боков и живота складками жира смотрелась бы отвратительно обрюзгшей. Для обитателей же Трущоб она означала только одно: гра может есть когда захочет и сколько захочет. Причем, даже не есть, а жрать. И точка! А это для большинства обитателей Трущоб было просто несбыточной мечтой…

— Ну ладно, не стану мучить тебя своими стариковскими страхами. Будешь знакомиться с девочкой?

Ник молча кивнул, и гра указал ему на дверь смежной конуры.

Девчонка была симпатичной и очень молоденькой. По местным меркам — лет восемь… По земным — шестнадцать-семнадцать. Или просто так выглядела. Впрочем, скорее всего, так и было на самом деле. Трущобы — не то место, в котором можно долго сохранять молодость и красоту. Хотя, может, она попала в Трущобы недавно… И еще она боялась. Сильно. Но на это Нику было наплевать. Здесь, в Трущобах, была полная свобода. Можно было все. И всем. Настолько, насколько каждый мог себе это позволить. То есть, сделать что-то и не получить взамен ржавый заточенный гвоздь в бок или комок «серой плесени» в морду в тот момент, когда ты идешь каким-нибудь темным переулком. Интересно, если бы сюда засунуть всю ту толпу, которая там, на Родине, в Москве, так регулярно и остервенело, с поджогом фальшфейеров и драками с ОМОНОМ, требовала свободы, долго бы они здесь протянули? Может, и долго. Даже, может быть, целый день…

— Знаешь, кто я? — поинтересовался Ник, присаживаясь рядом.