Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью - Седугин Василий Иванович - Страница 10

– Тебе нравится мое пение?

– Я в восторге!

– И Евдоким обожает. Он мне даже сказал однажды, что готов на мне жениться, только бы я дала согласие.

И Авдотья заглянула ему в глаза. Она нагло врала, никогда Евдоким, неторопливый и вдумчивый сын кузнеца, не ухаживал за ней. Яким это хорошо знал, но не перечил: пусть потешится, пытаясь вызвать у него ревность; да и говорить было ей бесполезно, слова она пропускала мимо ушей и творила, что ей заблагорассудится.

– Я погуляю на вашей свадьбе с Евдокимом, – проговорил Яким, чтобы хоть чем-то досадить Авдотье.

– Негодный! Ты еще смеешь меня разыгрывать! – полушутя, полусерьезно стала она хлестать его пухлой ладонью. – Ты прекрасно знаешь, что ни за кого, кроме тебя, замуж не выйду!

– Ну ладно, ладно. Иди и спой что-нибудь душещипательное, – примирительно проговорил он.

Только она увлеклась пением, как он незаметно выскользнул из избы и пошел по улице. Он любил безлюдные улицы ночью – хорошо было прогуливаться по ним и мечтать о чем-нибудь своем. Мысли лезли разные, но чаще вспоминалась девушка, к которой на летних хороводах он так и не решился подойти. Наверно, слишком бойкая была, потому и отпугивала. И красивая. Наверняка у такой и парень должен быть смелым и отчаянным, а он, Яким, этими качествами не отличался, и он знал это, поэтому и наблюдал за ней только издали. Но проведал про нее многое. И что звать ее Ефросиньей и что она из семьи гончаров. Мастеровые в городах селились друг возле друга в основном потому, что умение передавалось из поколения в поколение, а также еще и по той причине, что так легче было найти поддержку. Здесь стояли группы домов, в которых жили только или гончары, или ювелиры, или оружейники, или кузнецы… Вот сейчас шли строения гончаров, значит, Ефросинья должна жить где-то здесь, и молодежь проводит вечеринки в какой-нибудь из этих изб.

Он прислушался и тотчас услышал гомон, доносившийся из большого дома. Значит, в нем собрались парни и девушки, значит, здесь должна быть и она. Войти в дом он не решался, потому что знал: чужаков бьют. Явись он сейчас не в свой хоровод, его исколотят и даже имени не спросят. Так и они у себя на посиделках поступали с незваными гостями. На лугах – это пожалуйста, ухаживай за любой девушкой, а зимой будь добр каждый сиди в своем гнездышке. Правда, ходили они иногда по чужим посиделкам, но только сообща, когда соперникам затевать драку было опасно, могли и поколотить, но в одиночку лучше не являться. Поэтому он сидел на крыльце в надежде, что, может, она выйдет и он увидит ее лишний разок…

На улице послышались шаги, подошла женщина, неся в руках кулечек, наверно, с солью, которую заняла у соседки.

– Ты кого здесь караулишь? – спросила его не сердито.

– Никого, – опасливо оглядываясь, ответил он.

– Ну ладно, ладно, не скрывай. Поведай имя, я могу и вызвать.

– Ефросинья, – вырвалось у него, и он тут же пожалел, что проговорился: она ни сном ни духом не знает о нем и неизвестно, как отнесется к его просьбе.

– Хорошо, жди, – улыбнулась женщина одними глазами и вошла в дом.

И тут Яким вновь испугался, что сейчас парни и девушки выйдут наружу и станут насмехаться над ним. Надо же было такое натворить! Все лето проходил вокруг да около, а тут вознамерился вызвать девушку с посиделок! Нет уж, лучше уйти от греха подальше, потом стыдно будет вспоминать, как над ним потешались!

Он уже отошел на почтительное расстояние, как дверь избы открылась, вместе с паром наружу вырвался нестройных гул голосов и звуки музыки. По крылечку сбежала девушка:

– Яким, подожди!

Он остановился, вгляделся: она! И даже по имени назвала!

– Ты чего хотел? – спросила она, приблизившись к нему.

– Просто так, – растерянно ответил он. – А как ты узнала, что это я тебя позвал?

– Больше некому, – весело проговорила она.

При свете полной луны было видно, как глаза ее лукаво улыбались, и это его успокоило.

– Прогуляемся? – спросила она.

– Да, конечно.

Город заливал лунный свет, возле домов и заборов таилась плотная темень, снег скрипел под валенками, будто свежая капуста, тишина умиротворяла и настраивала на неторопливую беседу.

– Весело было на вечеринке? – спросил он.

– Очень!

– Жалко было уходить?

– Да нет. С тобой интересней.

Это ему польстило. Немного погодя спросил:

– А как ты узнала мое имя?

– Спросила у ваших девчонок.

– Так ты заметила, что нравишься мне?

– Конечно. И давно!

– А я думал, что только один знаю, – растерянно проговорил он, и она засмеялась – засмеялась тихо, не обидно, как бы про себя.

– А я все боялся подойти. Думал, вдруг прогонишь!

– Ну и что! Мало ли ребят, кому девушки отказывают в ухаживании. Ничего обидного в том нет. Насильно мил не будешь.

– Это верно, – проговорил Яким, вспомнив Авдотью.

Они стали встречаться каждый вечер, и она даже привела его на посиделки. Парни встретили Якима настороженно, но рядом с ним постоянно крутилась Ефросинья, и никто не решился задраться: видно, она верховодила среди сверстников и ее побаивались!

Когда он проводил ее до дома в третий раз, она, взяв ладонями за щеки, притянула его к себе и поцеловала в губы. У него закружилась голова, а улица полетела куда-то кувырком. Идя домой, он с ликованием в душе решил, что обязательно женится на этой замечательной девушке.

Так уж сложилось в их семье, что Якиму его старший брат Федор был за отца, без его совета и одобрения он ничего не делал. Брата в Суздале не было, он недавно женился и уехал в имение своей жены. Якиму пришлось отправляться туда.

Федора застал на скотном дворе, он распекал работника, который вовремя не задал корма коровам.

– Где ты был утром во время дойки? – орал он на здоровенного, заросшего густой щетиной мужика. – Спал, наверно, под боком женушки и про обязанности свои забыл!

– Да ить я… – начал было оправдываться тот, но Федор не давал ему спуску:

– Сколько раз я тебя заставал спящим на скотном дворе? До каких пор будет продолжаться это безобразие? Сегодня же выкатывайся из моего имения со всеми пожитками и отправляйся на все четыре стороны!

– Боярин, в последний раз! Буду изо всех сил стараться, живот положу ради скотины, только оставь Бога ради, не выгоняй!

– И не проси! Сегодня же чтобы духу твоего не было!

Когда вышли со скотного двора, Яким сказал Федору:

– Что ты с ним так строго? Ну поругай, ну попугай еще разок, но выгонять из дома семейного человека?!

– А что делать? Разленился совсем. Куда ни поставь, ничего не хочет делать. Вот бы лежать ему и днем, и ночью, а вместо него кто-нибудь трудился.

– А жена что, лучше его?

– Такая же лежебока. Удивляюсь, как она младенцев своих во сне не задавила. Два сапога пара!

– И много у них детей?

– Да как у всех, пяток, если не больше.

– И куда они теперь пойдут?

– Как куда? К Ефимии. Будут умолять, чтобы заступилась, а той только этого и надо. Любит быть добренькой и милостивой. Простит и этих. А ты чего приехал?

– Разговор есть серьезный.

– Ишь ты!

Потом, кинув на него пристальный взгляд, произнес уважительно:

– Вымахал ты за последнее время, совсем взрослым стал. Да, бегут года! Старые старятся, молодые растут. – И вздохнул притворно, видно подразумевая под старящимся человеком самого себя – ему же было тогда двадцать два года.

Увидев в начале разговора хорошее предзнаменование, Яким не стал тянуть и сразу перешел к делу.

– Жениться я надумал. Вот за советом к тебе приехал.

– Жениться – это хорошо, – одобрительно проговорил он. – Я вот женился, совсем другим человеком стал. Намного серьезней и основательней. Все пустые мысли из головы вылетели. Но столько забот сразу наваливается, успевай поворачиваться. Что, и невесту подыскал?

– А как же, есть и невеста.

– Из богатых?

– Не очень.

– Это, брат, плохо. Любовь – она, конечно, великая вещь, но длится не больше пяти-шести лет. А вот богатство дается на всю жизнь!