Адвокат - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 42

Целый час Челищев напрасно пытался дозвониться до Габриловича, но дома у него никто трубку не брал — либо был отключен телефон, либо Борис Маркович звонил не из дома.

Сергей, пометавшись по квартире, решил позвонить Катерине. Она, видимо, спала и сняла трубку лишь на одиннадцатом гудке:

— Слушаю…

— Катя, привет, это Сергей!

— О Господи, Сережа, ты знаешь, сколько времени? Ну что за нетерпение такое, ты же взрослый мужик, — похоже, Катя решила, что Сергей решил позвонить ей среди ночи, чтобы напомнить, сколько времени осталось до назначенного ею дня.

— Да нет, Катюха, я не за этим… Слушай, сейчас был очень странный звонок от Габриловича…

И Сергей подробно пересказал ей свой разговор с Борисом Марковичем. Катя, не перебивая, выслушала его, сказала, что все поняла, что такие разговоры по телефону лучше не вести, и предложила все обсудить вечером у Степаныча. Сергей ничего возразить ей не смог, и Катерина повесила трубку.

Вечером следующего дня по дороге к Степанычу Челищев, сидя за рулем «вольво», слушал «Маяк». В блоке новостей комментатор вдруг выдал информацию, от которой Сергея чуть не вынесло на тротуар.

«…примерно в 17.15 в подъезде собственного дома был обнаружен мертвым председатель правления „Лесобанка“ Борис Габрилович. По поступившей в нашу редакцию информации, причиной смерти стали два выстрела из пистолета ТТ в спину и в затылок. Пистолет убийца бросил рядом с трупом, что позволяет сделать вывод о высоком профессиональном уровне киллера… Партия экономической свободы немедленно выступила с заявлением, текст которого буквально несколько минут назад был передан в нашу редакцию…»

Оттолкнув стоявшего у дверей Гуся, Сергей буквально ворвался в кабинет ресторана и с дикими глазами крикнул сидящим за столом Кате и Антибиотику:

— Габриловича убили! Сегодня в Москве застрелили… «Маяк» только что передал!

Катерина ахнула и прижала руку ко рту. Виктор Палыч отреагировал более спокойно. Он хмыкнул, откинулся в кресле и, покачав головой, протянул:

— Быстро, однако…

— Что значит «быстро»?! Виктор Палыч?! Что значит «быстро»?! Что вообще происходит?

Антибиотик посмурнел лицом и предостерегающе поднял руку:

— Ты, Сережа, голос-то попридержи, я тебе не Гусь, чтоб на меня гавкать!

Челищев шумно выдохнул и, не снимая куртки, уселся за стол, всем своим видом демонстрируя ожидание объяснений.

Виктор Палыч недовольно посопел, усмехнулся и начал говорить:

— Габрилович, царствие ему небесное, когда-то работал со мной. И обижаться на меня ему не за что — все у нас было по-людски и по справедливости… Только жадность человека границ не знает — перевели Бориса Марковича в Москву, плюнул он на наши отношения и переключился на Гургена. Слыхали про такого, молодежь?

Катя страшно побледнела, а Сергей неуверенно кивнул.

— Гурген… Это отдельная история, и вам тонкости наших отношений без нужды. Человек он серьезный. Катерина Дмитриевна, если захочет, может это тебе, Сережа, подтвердить… Без Гургена Габриловичу банка было бы не видать, как своих ушей. М-да… Но за все, как известно, нужно платить… И я полагаю, что Габрилович обязан был выдачу всех крупных кредитов согласовывать — желающих-то много, и за большие кредиты часть денег наличкой всегда кредиторам отдают… А в нашем случае Борис Маркович, судя по всему, решил скрысятничать, понадеялся на быстрый возврат, на то, что никто ничего не узнает… А такое не прощается… Сергей поднял голову:

— Но Габрилович кричал на меня, обзывал мошенником и спрашивал, где доля… Антибиотик пожал плечами:

— Похоже, он откуда-то узнал, что ты работаешь со мной… И решил, что наш кредит с самого начала планировался как «кидок». Вот нервы у него и сдали… Челищев в упор посмотрел на Антибиотика.

— А на самом деле… «кидок» предполагался или нет?

Виктор Палыч вздохнул и долго молчал. Потом покачал головой и, хмыкнув, ответил:

— Странный ты парень, Сережа… Смотря что называть «кидком». Кредит был оформлен официально — на бумагах с печатями, — все как положено… и никто эти деньги красть, как ты понимаешь, не собирался… Но вот насчет его доли в восемь процентов налом… Честно тебе отвечу: окончательного решения — отдавать эти деньги или нет — у меня не было. Мне хотелось подождать, посмотреть, как наш проект раскрутится, какую прибыль даст… Глядишь — и повторили бы операцию, да и покрупнее…

Сергей перевел глаза на Катерину, она его взгляд не выдержала и повернулась к Антибиотику, словно ища поддержки. Челищев помотал головой, словно от боли, и снова уперся глазами в холодный взгляд Виктора Палыча.

— Но ведь он мне поверил… А я, получается, его под пули подвел… Антибиотик вскинул руку, словно останавливая Сергея:

— Стоп-стоп-стоп! Под пули он себя подставил сам, через жадность свою и через нежелание делиться… Сделал бы он все как положено, рассказал бы о предложении кому надо — тебя бы как космонавта проверяли, вместе с Либманом и Катей… Но он этого не сделал — потому что хапнуть хотел один, на себя… Сергей медленно встал.

— А вы, значит, Виктор Палыч, все это заранее предусмотрели?

Антибиотик по-волчьи оскалился, вроде как улыбался… Сергей заметил, как вздрогнула от этой улыбочки Катерина…

— Я, Сережа, не Господь Бог, все предусмотреть не могу… Определенный расчет на тебя был, не скрою… Ну и что? Бизнес — вещь жестокая, и те, кто в эти игры играют, — не пионеры на полянке. И не смотри так на меня, не стоит… Каждый человек — всегда сам причина своих несчастий. А уж тем более Борис Маркович… О покойниках плохо не говорят, но я думаю, у многих были резоны с ним посчитаться. Поговаривали, стучал покойник на комитет, как и все порядочные евреи. Что там с ним на самом деле случилось — Бог разберет и рассудит. Но ты себя не терзай, твоей вины здесь нет. И хватит об этом. Отдохни и расслабься.

Челищев медленно, словно смертельно устав, побрел к выходу из кабинета. У самой двери он оглянулся:

— Габрилович что-то знал про моего отца… Виктор Палыч вздохнул. Видно было, что и ему этот разговор стоил нервов и сил.

— Может, и знал. А может, просто так базланил, со злобы. У мертвого, как известно, не спросишь…

— Да, — сказал Челищев. — Не спросишь.

И, ссутулившись, вышел из кабинета.

На протяжении всего их разговора Катерина не проронила ни слова. Когда Сергей закрывал за собою дверь, она сидела бледная, опустив глаза в тарелку…

На улице Челищев постоял немного, посмотрел на затянутое облаками черное небо, потом сел в машину, положил руки на руль и опустил на них голову. Он просидел так долго и открыл глаза, лишь когда правая передняя дверь машины открылась, пропуская внутрь салона Катю. Они закурили, помолчали. Катерина не выдержала первой. Глядя прямо перед собой, она сказала срывающимся голосом:

— Я не знала… Я не думала, что так получится… А если бы знала, что рядом с Габриловичем стоит Гурген, то вообще ни за что бы в Москву не поехала…

Ее вдруг как прорвало. Закрыв глаза руками, она начала рассказывать Челищеву про Гургена и про ту роль, которую он сыграл в ее жизни. Она говорила долго, голос ее под конец прерывался все чаще, а закончив рассказ, Катя не выдержала, уткнулась лицом Сергею в грудь и зарыдала. Челищев обнял ее и начал медленно гладить рукой по волосам.

— Тише, тише, родная моя… Все уже прошло, все позади, ничего не бойся… А занятный старикан этот Виктор Палыч… Интересно, что бы с нами в Москве было, если бы Габрилович сразу рассказал все Гургену?… — Катя не ответила, только еще крепче прижалась лицом к его груди. Они долго сидели молча, думали каждый о своем и не видели, как из маленького окошечка в двери кабачка наблюдают за ними злые глаза Гуся. А до назначенного Катей срока оставалось два дня…

Сергей не спал всю ночь, вспоминая свой разговор с Антибиотиком, его волчью усмешку и холодные глаза. Челищева не покидало чувство, что Виктор Палыч что-то недоговаривает, таит в себе какое-то знание. А знание это касается смерти Челищевых-старших… Сергей сам не мог объяснить себе, откуда пришло к нему это чувство. Он лежал на диване, курил и думал: «Так, давай все сначала… Габрилович, предположительно, узнает, что я связан с Антибиотиком, решает, что весь наш кредит — „кидок“, срывается и звонит мне. Упоминает отца в странном контексте… Бросает трубку… Я звоню Катерине — она звонит Антибиотику… Габрилович звонил мне в два часа ночи, а примерно в 17.00 того же дня его убивают… При всем желании Антибиотик не мог успеть организовать это убийство… Хотя — до Москвы хорошим ходом часов девять езды… Даже меньше… Но ведь нужно приготовиться, обставиться. С другой стороны, его мог убрать и Гурген… Но что все-таки Габрилович мог знать об отце?… Катерина, похоже, и впрямь ничего не знала… Катенька моя родная, куда же ты влипла… И я вместе с тобой. И Олег… Олег… Господи, ну что же делать?!»