Сочинитель - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 43

— А я так думаю, Серафим Даниилович, может быть, мы интервью начнем делать сейчас, а потом — если все хорошо сложится — и новую фактуру к нему добавим… А?

Лейкину идея понравилась — да и журналист нравился полковнику все больше и больше. Что там говорили про его гонор и высокомерие — приличный, воспитанный, очень тактичный парень, умеет уважение старшим выказать… Лейкин и сам не заметил, как разболтал Андрею очень много из того, о чем говорить бы не должен, в частности, сказал и о возрасте Кораблева, и о его хобби — разведении кроликов на приусадебном участке в Кавголово. Хорошо, хоть, имя не ляпнул — удержался… В общем, поговорили они долго и обстоятельно, Андрей записал на диктофон полторы кассеты и, прощаясь, выразил горячую надежду на скорое продолжение «такого интересного интервью».

— Через пару деньков позвоните, — довольно кивнул Лейкин. — Как раз мы, Бог даст, с заказчиком определимся…

— С заказчиком или с заказчицей? — неожиданно спросил вдруг журналист, и Серафим Даниилович даже открыл рот в полном обалдении.

— Ну, Андрей Викторович… Ну — нет слов… Вы действительно очень информированный журналист… Вот узнаю, кто вам информацию секретную сливает — накажу! Вы, конечно, человек проверенный, но, порядок есть порядок… Вы уж, пожалуйста, в прессу пока насчет заказчицы ничего не давайте.

— Конечно, конечно, — заверил полковника Обнорский, как-то странно улыбаясь. — О чем речь! Я же понимаю… Кстати, вы своих орлов не ругайте — ваши сотрудники мне ничего не говорили…

Андрей сделал ударение на слове «ваши», и Лейкин понимающе кивнул. Нет, этот парень — явно «комитетчик», скорее всего из так называемого «действующего резерва». Надо бы с ним поплотнее сойтись — толковый парень, грамотный.

«Толковый парень», выйдя из кабинета Лейкина, направился не сразу к выходу, а, договорившись с сопровождавшим его знакомым дежурным офицером, заглянул в отдел к Кудасову — Никита Никитич только что вернулся в управление вместе с Резаковым.

— Ты? — удивился начальник 15-го отдела.

— Я, — кивнул Андрей и предложил: — Пять минут найдешь?

— Ладно, — вздохнул Кудасов. — Только не больше, у меня сейчас дикая запарка, я потом тебе все расскажу.

— А мне больше пяти минут и не надо, — пожал плечами Андрей, выходя вместе с Никитой в коридор. — Тебя, я слышал, поздравить можно?

— О чем ты? — сделал было непонимающее лицо Кудасов, но Обнорский сразу усмехнулся зло и ответил:

— Ну, как же! Самого Антибиотика от пули спас! Весь город на ушах! Не удивлюсь, если Виктор Палыч выхлопочет для тебя у руководства поощрение.

— Андрей! — Никита схватил журналиста за рукав. — Ты что? Ты соображаешь, что говоришь? Я не Антибиотика спасал, я брал киллера! Ты многого не знаешь и не понимаешь…

— Эту фразу насчет «знаешь-понимаешь» я уже устал от тебя слышать! — перебил Кудасова Обнорский. — Только ты ни объяснить ничего не желаешь, ни знаниями поделиться… Односторонние у нас какие-то отношения получаются: я тебе все говорю, а ты мне — ничего! Знаешь, как такие отношения называются? Использование!

— Ты мне тоже многого не говоришь, — попытался было вяло возразить Кудасов, но снова натолкнулся на усмешку Андрея.

— Знаешь, Никита, я, наверное, действительно перестал тебя понимать… Раньше, вроде, ты говорил, что Палыч — твой враг… А теперь ты спасаешь его и сажаешь старика, который хотел избавить мир от ядовитой гадины. Не понимаю…

Кудасов несколько раз вздохнул и посмотрел на Обнорского усталыми, воспаленными глазами:

— Чего ты понять не можешь? Я — мент, а не убийца, понял? Знать об убийстве и не помешать ему — это все равно, что сообщником стать, ясно? Убить Палыча я мог бы при желании много раз, но я мент, понимаешь — мент! Я его в камеру забить хочу, законно посадить!

— Ну-ну, — сухо сказал Обнорский. — Бог тебе в подмогу. Моя помощь, как я убедился, тебе без надобности. Ты ведь считаешь, что я у тебя только под ногами болтаюсь, достаю да мешаю.

— Андрей! — замотал головой Никита. — Ты не прав, у меня сейчас просто действительно нет времени тебе все объяснить…

— Ладно, — Серегин снова усмехнулся (странная это была усмешка, очень странная, Кудасову вдруг показалось даже, что журналист знает что-то очень важное — знает, но теперь уже не скажет). — Ладно, Никита, не буду отрывать тебя от важных дел… Тебе, наверное, надо операцию готовить по поимке заказчицы. С бабами воевать трудно…

Кудасов аж дернулся весь, подался к Обнорскому:

— Откуда ты знаешь? Откуда?

Андрей ничего не ответил, но Никита быстро «дотумкал» сам:

— Ты что, у Лейкина был? Вот, ведь, мудак дырявый — ничего доверить нельзя! Что он еще тебе выболтал?! Ты хоть понимаешь, что эта информация не должна никуда уйти? Если ты что-нибудь напечатаешь у себя в газете… — Не волнуйся, — устало махнул рукой Андрей. — Не буду я ничего печатать, в ближайшие три дня по крайней мере. Скажи… Вот захватишь ты эту бабу… А тебе не приходит в голову, что она — может быть — хороший человек, которая просто хотела уничтожить этого выродка? Палыч на свободе останется, а ее — в тюрьму? Справедливо это будет?

— Ты романтик, Андрей, — покачал головой Кудасов. — Хорошие люди не нанимают профессиональных убийц за сумасшедшие бабки… Прости, я действительно многое не могу тебе сейчас рассказать — просто права не имею. И времени нет совсем… Давай потом обо всем поговорим?

— Давай, — безразлично согласился журналист. — Только звони уж теперь сам. Пока, Никита. Дай мне кого-нибудь из твоих, чтобы к выходу проводили, а то — постовой не выпустит…

Никита Никитич вернулся к себе в отдел с абсолютно испортившимся настроением — не получился разговор с Андреем, совсем не получился. Не ко времени он состоялся — некогда было Кудасову… Правда, он нашел бы для журналиста сколько угодно времени, если бы знал одно любопытное обстоятельство — после Кораблева Андрей Обнорский был единственным человеком, знавшим, кто такая на самом деле эта таинственная женщина, заказавшая Антибиотика. Более того, Андрей знал даже больше Кораблева — он знал, где искать заказчицу, и надеялся встретиться с ней в самое ближайшее время…

Часть II

Сочинитель

На заведующего криминальным отделом питерской «молодежки» Андрея Обнорского, писавшего под псевдонимом Серегин, в самом начале ноября 1993 года навалилось столько разных дел, что он на какое-то время почти полностью отключился от мыслей о Геннадии Петровиче Ващанове и Антибиотике — не до них было, честно говоря.

Во-первых, хватало работы в газете — отдел Андрея, состоявший из четырех человек (считая и самого Серегина), должен был каждую неделю готовить тематическую «полосу» на разные криминальные темы, а «полоса», для тех, кто не знает — это почти тысяча строк текста, около двадцати машинописных страниц. Да и кроме этой «тематической полосы» нужно было сдавать оперативные материалы почти в каждый газетный номер — короче говоря, Обнорский просто не знал, за что хвататься, особенно учитывая то обстоятельство, что у Вики Тимофеевой, единственной барышни в его отделе, как назло, начались какие-то домашние проблемы с мужем. Естественно, из работы она «выпала», и сказать ей было нечего — ясное дело, для любой нормальной женщины домашние заморочки важнее производственных…

Во-вторых, к Серегину из Швеции приехали тележурналисты Ларс Тингсон и Сибилла Грубек — приехали не просто так, а снимать документальный телевизионный фильм «Русская мафия» — этот проект обсуждался еще в мае, когда Андрей впервые встретился с Ларсом.

Надо сказать, что примерно с начала 1993 года к Серегину стали частенько наведываться иностранные журналисты — тема «русской мафии» все больше и больше волновала западных зрителей, читателей и слушателей, поэтому и интерес иностранных корреспондентов к проблеме российской преступности резко активизировался. Правда, западные коллеги Обнорского проявляли этот интерес как-то очень странно. Они приезжали в Россию на пару-тройку дней, разговаривали несколько раз с офицерами из пресс-центров правоохранительных органов, встречались с кем-нибудь из российских журналистов и — готово дело! — выдавали в свои издания «серьезные аналитические материалы», в которых не было, честно говоря, как правило, ничего, кроме «жареной экзотики».