Ультиматум губернатору Петербурга - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 66

— Здесь. Строений на этой карте никаких не обозначено, но в натуре они присутствуют. Новые Русские строятся быстро.

— Да уж, — согласился Спиридонов. — Как там с дорогой?

— Нормальная дорога. Доедем без проблем. Тут всего-то километров шесть. От силы — семь. Я собираюсь?

— Да, — ответил подполковник. — Было бы желательно.

Из комнаты выглянула полная светловолосая женщина в домашнем халате. Лицо у нее было не особенно приветливое.

— Я, Люся, ненадолго, — сказал ей капитан. — Вот товарищам из…

— Прокуратуры, — быстро вставил Спиридонов. Капитан посмотрел на него удивленно, но понял и поддержал:

— …товарищам из прокуратуры дорогу покажу.

— Извините, что мужа у вас забираем, — сказал подполковник женщине. — Но, к сожалению, нам без Валентина Сергеича никак не обойтись. Мы действительно ненадолго. — Он повернулся к капитану:

— Я подожду вас в машине. В салоне оперативного «жигуленка» подполковник коротко бросил:

— Есть, мужики! Квадрат Д-4. Коля, дай-ка мне связь.

Через тридцать секунд Спиридонов сказал в микрофон:

— Я — первый. Информация для всех: домик расположен в квадрате Д-4. Дорога и строения на нашей карте не обозначены, но реально они существуют. Я выезжаю туда. Всем экипажам следовать в квадрат Д-4. Ориентир — безымянное озеро. Ближе трехсот метров к домам не приближаться, вести скрытое наблюдение. Всех, пытающихся покинуть район, задерживать. Помнить об особой опасности террористов. Постоянно информировать меня об изменении обстановки. Вопросы есть?

Вопросов не было. Спиридонов опустил микрофон на колени. Наконец-то, подумал он. Он еще не знал о задержании в Санкт-Петербурге Ливера. Не знал, что в этот самый момент следаки закончили осмотр подвала на Расстанной и позволили двум капитанам-взрывотехникам извлечь рюкзак с тротилом из ямы.

Он закурил и приготовился передать сообщение об обнаружении объекта «Дача» в управление. Пока подполковник формулировал информацию, из дома выскочил участковый. Он быстро шел к машине с сотрудниками ФСБ. Вид у капитана был встревоженный.

Усидеть в машине Мишка не смог. По всем расчетам выходило, что Пернатому пора возвращаться. Если, конечно, он не нарвался на засаду. Мишка выкурил сигарету и вылез из «москвича». Чертыхаясь, подсвечивая себе зажигалкой, он нашел в сумке с инструментом нож в пластмассовых ножнах. Сунул его в карман. Усмехнулся чему-то про себя.

Ну, готов? Готов, готов… Тогда чего же ты медлищь? Решение принято, двигай. Ладно, не торопи, сам знаю.

Мишка матюгнулся и пошел. Он шел медленно, осторожно, прислушиваясь к звукам ночного леса.

Что-то шевельнулось в душе. Он вспомнил, как шел по другому лесу… Это было тысячу лет назад. Над головой светили другие звезды. А из оружия у него тоже оставался один нож. Автомат он оставил раненому десантнику. Мишка даже не знал его имени, только кличку — Дрозд. Выстрелы он услышал, когда прошел уже километр, а может два. Значит, желтые вышли к броду. Быстро они, подумал тогда Мишка. Стрельба продолжалась минут двадцать. Потом грохнула граната… еще одна. И все. Тишина. Прощай, Дрозд. Тогда он не знал, что встретится с десантником еще раз. И как встретится… До лагеря он дошел за шесть часов. Они выдвинулись вперед и встретили желтых в русле высохшей речки. Сработали нормально, чисто… Все было кончено в две минуты. В кожаном мешке одного из желтых нашли голову Дрозда.

Это было тысячу лет назад. Мишка Гурецкий шел по ночному лесу Карельского перешейка и думал, что он всю жизнь обречен идти под звездами — неважно какого полушария! — и сжимать рукоятку ножа. Господи, спросил он себя, да когда же это кончится? И сам себе ответил: никогда. Это судьба. Ты выбрал ее сам. Или она выбрала тебя. И каждый раз она будет выбирать тебя снова и снова. Вкладывать в твои руки нож, автомат или десятизарядный карабин, из которого ты выстрелишь всего один раз… А после утопишь в Обводном.

…Гурецкий насторожился. Он вдруг почувствовал присутствие человека рядом и замер, пытаясь оценить уровень опасности.

Еще через несколько секунд он услышал шаги, тяжелое, хриплое дыхание, металлическое бряканье.

Истопник шуровал своей кочергой вовсю. Угли в боку разгорелись. Жгли. Истопник втыкал кочергу в сердце, проворачивал… Идти было все тяжелей. Иногда мелькала мысль: не донесу. Не смогу.

Нет, сволочь, донесешь! Донесешь и сдашь Сохатому с рук на руки. Она должна жить. Она будет жить. У нее нет ни одной смертельной травмы. А Сохатый доставит ее в больницу. Господи, когда кончится этот подъем? Терпи, Наташа, терпи… Мы скоро придем. Все будет в порядке. Потерпи немного… Эй, истопник, ты совсем одурел! Тормозни, дай мне донести ее, а потом делай что хочешь. Мне нужно дойти до Мишки… а потом…

— Давай, Леха, — сказал Мишка. Он появился из ниоткуда и взял Наташу на руки. Птица обессиленно опустился прямо на дорогу. Звякнули стволы ружей, тускло в слабом свете звезд блеснула вороненая сталь. Пот тек по его лицу, дрожали ноги.

— Закурить есть, Сохатый?

— Есть. Только давай с дороги уберемся. Что с ней?

— Ее надо в больницу…

— Сам вижу. А ты как?

— Я нормально, — ответил Птица через силу. Он отполз с дороги на четвереньках, ружья тащил за собой волоком. Только сейчас он понял, что донести Наталью до машины не смог бы.

Птица привалился спиной к камню. Валун холодил тело сквозь свитер, а проклятый истопник все шуровал своей кочергой.

— Мишка, — позвал он негромко. — Здесь где-то неподалеку Финт к дереву привязан.

— В трех метрах от тебя. Что будем с ним делать?

— Ничего, — выдохнул Птица. — Я обещал… Дай сигарету.

— Ну-ну… держи.

Щелкнула в темноте зажигалка, огонек осветил бледное Лехино лицо. Он затянулся. Небритые впалые щеки кривились от боли. Замычал за спиной Финт.

— Заткнись, — бросил в темноту Мишка. — Слушай, Леха…

— Нет, это ты слушай, — перебил Птица. — Значит, так, Сохатый… Наталью нужно в больницу, избили ее эти звери сильно.

Он замолчал, затягиваясь сигаретой, собираясь с силами.

— Ребенка не будет… Гурецкий скрипнул зубами.

— Не будет… Ты сейчас, не мешкая, беги за машиной. Наталью давай мне… С ближайшего телефона позвони в ЧК. На Расстанной, в подвале дома N 40, взрывное устройство. Взрыв в двадцать три тридцать. Сколько сейчас?

— Ровно десять.

— Еще можно успеть. А, Миха? Гурецкий осторожно опустил тело женщины на руки Птицы.

— Наверное, можно, Леха. Держись. Я быстро. Он снял куртку, накинул ее на ноги Натальи и исчез в темноте. Птица закрыл глаза. Снова замычал за спиной Финт. Застонала Наталья.

— Потерпи, девочка моя, — прошептал он и погладил ее по голове. — Теперь недолго. Сейчас Мишка пригонит тачку, поедем в больницу… потерпи, девочка. А Сеньку я найду. Я обещаю. Никуда он не денется. Только бы ЧК меня не опередила.

Через семь минут на дороге остановился «москвич». Гурецкий выпрыгнул и быстро подошел к ним.

— Ну, как?

— Нормально.

Гурецкий посмотрел на Птицу долгим испытующим взглядом.

— У меня есть индпакет. Можем вколоть ей противошокового.

— Пока не надо, — ответил Птица. — Индпакет твой я заберу.

Вдвоем морпехи уложили Наталью на заднее сиденье «москвича».

— Давай прощаться, Сохатый, — сказал Птица.

— Постой, брат, — резко вскинулся Мишка. — Есть некоторые вопросы.

— Время, Миха…

— Через пять минут я буду в Первомайском, оттуда позвоню. А сейчас объясни, что произошло. И что ты собираешься делать?

— Ладно, давай сигарету…

Морпехи закурили. Птица все время посматривал на Наталью.

— Ну, — сказал Мишка вопросительно.

— Короче, так, — начал Птица. — Засады там не было. Странно, но факт… Дуче уже слинял, так что застал я одного прапора. Извини, Сохатый, но лопатка твоя там осталась.

— Пальцы?

— Твоих нет.

— Спасибо, Пернатый, — язвительно произнес Мишка. — А твоих?