Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 85

Обращаясь с насекомыми с предельной осторожностью, потому что ничтожное количество их сока, проникшее в организм через царапину на коже, приводит к небыстрой, но неизбежной смерти, О’ва размял их, превратив в пасту, добавил для густоты сок дикой сансевьеры, а потом смазал наконечники стрел этой вязкой смесью. Из той же сансевьеры он вытягивал крепкие волокна, сплетал в прочные жгуты и привязывал ими наконечники к древку стрел.

Он даже позволял Сантэн наблюдать, как вытачивает примитивную, величиной с карандаш, флейту, из которой извлекал во время танца резкие звуки, или смотреть, как вырезает украшения на метательной дубинке, которой сбивал взмывавшую в воздух куропатку, так что во все стороны летели ее красивые пушистые перья, или пристукивал зеленоголовую ящерку, прятавшуюся в верблюжьих колючках. Но когда он трудился над шкурой, то отходил на приличное расстояние и работал в одиночестве.

Песчаная река, по которой они так долго шли, наконец сделала ряд крутых изгибов — так издыхает в судорогах змея — и неожиданно закончилась сухой котловиной, столь обширной, что деревья на противоположной стороне казались темной чертой на горизонте. Поверхность котловины белела кристаллами выпарившейся соли.

На отражение солнца в этих кристаллах было больно смотреть, оно окрашивало небо в цвет светлого серебра. Бушмены называли котловину Большое Белое Место.

На крутом берегу котловины соорудили шалаш, гораздо более прочный, чем все предыдущие; у него был вид постоянного жилища. Оба бушмена неторопливо занялись обустройством лагеря, хотя держались так, словно все время чего-то ждали. Сантэн это заметила и спросила:

— Почему мы здесь остановились, Х’ани?

С каждым днем она вела себя все нетерпеливее и беспокойнее.

— Ждем перехода, — вот все, что ответила старуха.

— Перехода куда? Куда мы идем? — не отставала Сантэн, но Х’ани отвечала уклончиво, описывала широкую дугу, показывая на восток, и произносила название, которое Сантэн могла перевести только как «место, где ничто не должно умирать».

В ее округлившемся животе быстро рос ребенок.

Иногда ей становилось трудно дышать и почти невозможно удобно улечься на голой земле. В своем маленьком убежище от солнца она устраивала подстилку из мягкой пустынной травы, и это забавляло стариков. Для них голая земля была привычной постелью, а подушками служили их собственные плечи.

Сантэн лежала в своем гнездышке и пыталась подсчитать, сколько дней и месяцев прошло с тех пор, как они с Мишелем были вместе, но время странным образом стерлось из ее памяти. Она знала только, что срок уже близко. Это же подтвердила и Х’ани, ощупав ее мягкими, опытными руками.

— Ребенок поднялся высоко и старается освободиться. Это будет мальчик, Нэм Дитя, — пообещала она и повела Сантэн в пустыню собирать особые травы, которые понадобятся при родах.

В отличие от многих племен каменного века люди племени сан прекрасно осознавали, как происходит деторождение, и рассматривали совокупление не как отдельный случайный акт, а как первый шаг на долгом пути к появлению на свет.

— Где отец твоего растущего младенца, Нэм Дитя? — спросила Х’ани и, увидев слезы на глазах Сантэн, сама же негромко ответила: — Умер в северных землях на краю света. Разве не так?

— Откуда ты знаешь, что я с севера? — спросила Сантэн, радуясь возможности уйти от болезненных воспоминаний о Мишеле.

— Ты большая, больше любого человека племени сан, — объяснила Х’ани. — Поэтому ты должна быть из богатой земли, где жить легко, из земли хороших дождей и изобилия пищи. — Для старой женщины вода была сама жизнь. — Дожди приходят с севера, значит, ты тоже с севера.

Заинтересованная такой логикой, Сантэн улыбнулась.

— А откуда ты знаешь, что я издалека?

— У тебя белая кожа, она не потемнела, как у людей племени сан. Здесь, в центре мира, солнце стоит прямо над головой, оно никогда не уходит на север или на юг, а на западе и востоке стоит низко и светит неярко. Значит, ты из таких далеких мест, где солнцу не хватает тепла и силы, чтобы сделать твою кожу темной.

— А ты знаешь таких же людей, как я, Х’ани, больших людей со светлой кожей? Ты видела когда-нибудь таких людей? — нетерпеливо спросила Сантэн и, заметив, что взгляд бушменки изменился, схватила ее за руку. — Расскажи, мудрая старая бабушка, где ты видела таких людей, как я? В какой это было стороне и далеко ли отсюда? Я смогу до них добраться? Пожалуйста, скажи.

Глаза Х’ани затуманились; старуха извлекла из носа комок слизи и принялась внимательно его разглядывать.

— Расскажи, Х’ани.

Сантэн умоляюще взяла ее за руку.

— Я слышала, как об этом говорили старики, — неохотно призналась Х’ани, — но сама таких людей никогда не видела и не знаю, где их найти.

Сантэн поняла, что она лжет. А Х’ани, внезапно ожесточившись, продолжала:

— Они свирепы, как львы, и опасны, как скорпионы, и люди племени сан прячутся от них…

Она возбужденно вскочила, схватила свою сумку и палку для копания, торопливо ушла из лагеря и не возвращалась до самого заката.

Ночью, когда Сантэн свернулась на своей травяной постели, Х’ани прошептала О’ва:

— Дитя тоскует по своему народу.

— Я видел, как она печально смотрит на юг, — согласился О’ва.

— Сколько дней пути до земли бледных великанов? — с неохотой спросила Х’ани. — Как далеко идти до ее клана?

— Меньше одной луны, — проворчал О’ва, и оба надолго замолчали, не отрывая взглядов от завораживающей игры голубоватых языков пламени костра.

— Я хочу еще раз услышать плач ребенка, прежде чем умру, — сказала наконец Х’ани. О’ва кивнул в ответ, а потом оба повернули свои маленькие худые лица на восток. Они смотрели в темноту, туда, где было Место Вечной Жизни.

Однажды, застав в пустыне коленопреклоненную Сантэн за одинокой молитвой, Х’ани спросила:

— С кем ты разговариваешь, Нэм Дитя?

Сантэн растерялась, потому что, хотя язык племени сан чрезвычайно богат и сложен в том, что касается описания материальных аспектов жизни в пустыне, его трудно использовать для передачи абстрактных понятий.

Но после долгих разговоров, которые велись много дней, пока они отыскивали клубни или варили еду на костре, Сантэн удалось-таки передать смысл образа Бога, после чего Х’ани в большом сомнении покачала головой, забормотала что-то под нос и, нахмурив брови, стала раздумывать над тем, что ей сообщили.

— Ты говоришь с духами? — спросила она. — Но большинство духов живет на звездах, и, если говорить так тихо, они не услышат. Нужно танцевать, громко петь и свистеть, чтобы привлечь их внимание. — Она понизила голос. — Но и тогда нет уверенности, что они тебя услышат: я убедилась, что духи звезд очень непостоянны и забывчивы. — Х’ани заговорщицки огляделась. — Я по собственному опыту знаю, Нэм Дитя, что Богомол и Канна гораздо надежней.

— Богомол и Канна?

Сантэн старалась не выдать свое изумление.

— Богомол — это насекомое с огромными глазами, которые все видят, и с руками как у человека. А Канна — животное, да, гораздо крупнее сернобыка, с таким большим жирным подгрудком, что он свисает до самой земли. — Люди племени сан любят жир почти так же, как мед. — Ее изогнутые рога задевают небо. Если повезет, там, куда мы идем, мы найдем и Богомола и Канну. А пока разговаривай со звездами, Нэм Дитя, потому что они прекрасны, но верь Богомолу и Канне.

Так просто Х’ани объяснила Сантэн религию сан, а той же ночью, когда они сидели под алмазным небом, указала на горящую цепочку созвездия Ориона.

— Это стадо небесных зебр, Нэм Дитя, а вот искусный охотник, — она показала на Альдебаран, — посланный семью женами, — жест в сторону Плеяд, — за мясом. Смотри, вот он выпустил стрелу, но она пролетела высоко и упала к ногам Львиной Звезды. — В Сириусе, ярчайшей из неподвижных звезд, действительно есть что-то львиное. — Теперь охотник боится забрать свою стрелу и боится возвращаться к женам; он вечно сидит, мигая от страха, и в этом он человек, Нэм Дитя.