Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна - Страница 6

6

– И вскоре опять звонок: «Мама, еду, не встречай!» – Женщина плакала. – Я спрашивала: что у вас там происходит? А он ответил: все кончено, в Москву больше не вернусь. И еще сказал так: «Ни о чем не беспокойся, на шею вам не сяду, везу с собой деньги».

Но денег, как отмечалось в отчете об освидетельствовании тела, при Рудникове так и не оказалось.

Хронология дела была достаточно прозрачна. Пятого мая, вечером, жена Рудникова по непонятным причинам покончила с собой в кафе. Самоубийство было бесспорным – дверь оказалась запертой изнутри, никаких следов насилия, множество свидетелей, никаких других выходов из санузла, предсмертная записка. Семнадцатого же мая, двенадцать дней спустя после гибели супруги, был убит Рудников. Убит и ограблен, если верить свидетельству его матери, что тот возвращался из столицы со значительной суммой денег. Что это могли быть за деньги и откуда он их взял? Возможно, это была немалая сумма, вырученная им от продажи двух машин. Но машины продавались во Владивостоке, так что деньги он явно отвез в Москву… И почти тут же вернулся с ними обратно? Был ли Рудников в Москве в день смерти жены? Вероятно, да – судя по дате проданного ему железнодорожного билета.

Проводница поезда опознала Рудникова с легкостью – за тот немалый срок, когда пассажиры поезда «Москва – Владивосток» находятся в замкнутом пространстве вагона, все сживаются и начинают узнавать друг друга в лицо. Она даже вспомнила, на какой из станций покойный купил пакетик кедровых орешков – вместе покупали.

Проводница еще потому отлично запомнила Рудникова, что тот не имел с собой почти никаких вещей – пакет да барсетка. Еды тоже не взял – с самого начала пути питался чем придется, покупая местную снедь на станциях. Держался спокойно, часто заказывал чай. Не пил водки!

– Симпатичный, сдержанный, он мне понравился. Все бы пассажиры такие были!

Она моментально опознала фото Рудникова, а вот фоторобот брюнета, сделанный с помощью персонала кафе, отвергла:

– Такого в моем вагоне не ехало!

* * *

Место работы Рудникова удалось найти с легкостью. О нем отзывались отлично. Видимо, у парня в самом деле был недюжинный талант к механике. Он отличался хорошим, легким нравом, не пил, ни с кем не ссорился… Единственное, что было в нем неприятно для сослуживцев, – скрытность во всем, что касалось его личной жизни. С ним невозможно было пооткровенничать, он всегда держал некую дистанцию. Например, никто не знал о его жене. О подруге тоже бы не знали, если бы не видели ее. Двое независимых свидетелей описали ее как молодую симпатичную девушку лет двадцати с лишним, улыбчивую, модно одетую, коротко подстриженную. Она порой встречала Николая после работы.

– А имени он не называл.

Адреса квартиры, которую снимал Рудников, также пока найти не удалось. Тот никого не приглашал в гости, в паспорте значилось место последней прописки, а вместо домашнего телефона он везде указывал мобильный.

И что было примечательно – девушка, чью внешность все хорошо запомнили, еще раз явилась сюда в мае – уже после того, как Рудников уволился. Она выглядела растерянной, спрашивала о нем, но никто не смог ей помочь. С тех пор девушку не видели.

* * *

Поскольку все, что удалось узнать о Рудникове, мало прояснило дело, занялись Юлией Чистяковой. И то, что выяснилось при этом, окончательно всех озадачило. В местном ЗАГСе, где были зарегистрированы все три ее брака, запросили паспортные данные первых двух мужей, послали запросы на их прежние, провинциальные адреса, в надежде с ними пообщаться и получить какие-то сведения о покойной. Надежд на это было немного, однако полученные факты придали делу совершенно неожиданный оборот.

Ее первый муж, родом из Рязани, пропал без вести восемь назад. На родину он не вернулся. То же самое пять лет назад случилось и со вторым супругом Чистяковой, уроженцем Новгородской области. Все, что было о них известно, – что после развода оба выписались из квартиры, куда их по очереди так доверчиво прописывала некрасивая московская жена. Чистяков-старший, к которому немедленно обратились за разъяснениями, ответил, что, конечно, все это знает и даже в свое время давал какие-то показания. Но сейчас ничем не может помочь. Он даже не вспомнил их имен.

* * *

Девушка была одета в пеструю кофточку, джинсы с бахромой, от нее пахло остромодными духами. Ее темные волосы были острижены коротко и неровно – над этими «рваными» прядями не меньше часа трудился хороший парикмахер. Любой из работников автосервиса, где последнее время работал Рудников, узнал бы ее безоговорочно, даже несмотря на то, что теперь девушка перестала улыбаться. Перестала с того самого момента, как положила телефонную трубку. До этого улыбка всегда блуждала на ее лице, освещая и преображая его, делая миловидным, хотя красавицей девушку никак нельзя было назвать. Неправильные черты, чуть длинноватый нос… «Глаза и улыбка – вот что в тебе лучше всего,» – так всегда говорил ей Николай.

– Как же так? – спросила Настя неизвестно у кого, поскольку в квартире находилась она одна.

Звонок дался ей с большим трудом. Она знала этот номер давно, но никогда его не набирала. Да и узнала случайно – как-то муж (так Настя его называла, несмотря на то что знала: он женат) при ней позвонил родственникам во Владивосток. Настя из обыкновенного любопытства спросила – куда он звонит, Николай ответил… Но неохотно, очень неохотно. А потом, будто в сердцах, нацарапал цифры на клочке бумаги, чем очень обидел Настю. Она пыталась объяснить, что это не ревность, она вовсе не пытается его контролировать, что номер его матери ей не нужен, она ему верит… Клочок бумаги долго валялся на холодильнике, пока Настя, прибираясь, не обнаружила его и не переписала номер в свою записную книжку. На всякий случай.

* * *

То было уличное знакомство – банальное и довольно нелепое. Прошлой осенью, по дороге с работы, Настя покупала с лотка апельсины. У нее была старая и, возможно, досадная привычка – осматривать каждый фрукт со всех сторон. Был час пик – сзади нарастала очередь. Кто-то начинал возмущаться, но девушка, уже ненавидя саму себя, все равно перебирала фрукты, отыскивая изъяны…

– Да быстрее уже!

– Сколько можно!

– Ну, девушка! Они же все одинаковые!

Последний голос был мужской и прозвучал прямо у нее за спиной. Настя бросила через плечо что-то неразборчивое, торопливо уплатила деньги и пошла дальше.

– Девушка?

Голос был тот же самый. Настя развернулась и увидела светловолосого коренастого мужчину с небольшой бородкой. Он протягивал ей какой-то пакетик, и в первый момент она подумала, что забыла покупку на прилавке – такое случалось. Но тут же рассмотрела в пакете то, чего и не думала покупать, – ананас. Серо-зеленые листья уже успели продрать тонкий полосатый целлофан.

– Это что? – спросила она – то ли недоуменно, то ли гневно.

– Это вам.

Настя хотела было ответить, что никаких подарков от незнакомых любдей не берет, что и сама могла бы купить ананас, она не нищая и вообще – не любит ананасы! Последнее было бы ложью. Но вместо этой достойной речи она выдавила из себя только изумленное «спасибо».

– Возьмите, – мужчина почти насильно вручил ей подарок. Она взяла.

– Зачем же вы?.. – спросила Настя спустя минуту. Все это время он шел рядом с ней, изредка касаясь локтем ее руки.

– Захотелось сделать вам приятное, ну а раз цветов там не было, то я и купил, что подвернулось.

– Не понимаю, – тихо ответила она, хотя, конечно же, все понимала.

* * *

Опыт общения с мужчинами у Насти был куда больший, чем можно было предположить, судя по ее возрасту. В свои двадцать три года она уже почти не могла припомнить, сколько раз встречала «большую любовь». Иронии в этих словах не было – Настя в самом деле каждый раз влюблялась, и влюблялась до того искренне, горячо, что немедленно извещала об этом всех подруг, объявляла родителям, что теперь-то уж – это ОН САМЫЙ! Подруги ругали ее за неразборчивость, родители намекали, что она ведет себя неблагоразумно… Но только намекали. В ее семье вообще царил хаос, и никто никому нотаций не читал. Мать больше всего интересовалась дачей, отец – своим хобби, составлением кроссвордов. Однажды, отослав кроссворд на телевидение, он даже принял участие в передаче. Правда, ничего не выиграл, но его выступление было записано матерью на видеокассету, и он иногда с удовольствием ее просматривал. Помимо всего прочего, родители, люди еще нестарые, работали и воспитывали подрастающее поколение – девятилетнего брата Насти. Тот был поздним ребенком, и как со всеми такими детьми, с ним возились больше обычного. Дочь считалась «уже» большой, так что в ее сердечные дела никто не вникал.