Власов. Два лица генерала - Коняев Николай Михайлович - Страница 55

И хотя Сергей Фрёлих, как он пишет, и был единственным человеком на вилле, который не попал под власть Оленькиных чар, и он не сразу разглядел в Оленьке агента НКВД. Помог случай…

«Как— то раз настроение в штабе было подавленное. Надежды на признание Власовского движения были слабы. Разрешение на формирование армии, казалось, откладывается на неопределенное время».

Как это часто бывало на вилле Кибиц Вег, в этот день попойка, в которой Фрёлих не мог не участвовать, началась с раннего утра и продолжалась до позднего вечера. Фрёлих устал и сказал Ростиславу Антонову, что останется ночевать на вилле, в комнате дежурного по канцелярии.

Там стояли рядом две кровати.

Фрёлих разделся, лег на одну из них и готов уже был заснуть, как вдруг дверь открылась, зажегся свет, и вошел Антонов со своей невестой.

— Уже очень поздно,-сказал Антонов. — Оленька не может ехать домой и останется здесь. Ведь вот еще одна кровать тут свободна, она может лечь на нее.

Сказав это, Антонов исчез, а Оленька разделась, подошла к свободной кровати и легла под одеяло.

«Несмотря на то что мой разум был под влиянием алкоголя, я сразу понял, какое создалось щекотливое положение, — пишет добропорядочный семьянин Сергей Фрёлих. — Я предполагал, что этот „ангел“ должен был меня обворожить. Советчики считали меня оком немецкого руководства в окружении Власова, и им было известно, что на меня возложена ответственность за все происходящее на Кибиц Вег».

Сообразив это, он встал, оделся и сказал Оленьке:

— Здесь в двери есть ключ. Когда я выйду, будьте добры, заприте дверь.

Потом пошел наверх в кабинет генерала и одетым лег на диван.

«Рано утром меня там обнаружил Антонов, который не смог скрыть своего удивления. А Оленька после этого меня безгранично возненавидела»… [196]

Разумеется, мы рассказываем эти истории не столько для того, чтобы продемонстрировать «коварство» агентов НКВД, изобличенных Сергеем Фрёлихом, сколько для того, чтобы воссоздать атмосферу, в которой коротал лето 1943 года генерал Власов, которого пытаются сейчас зачислить то в герои антитоталитарного фронта, то в агенты Сталина…

А Оленька?…

Оленька раскрылась во всем своем энкавэдэшно-девичьем коварстве уже после войны, когда Берлин был занят войсками союзников…

Она обвинила тогда Фрёлиха сразу в трех грехах. В том, что он — человек гестапо. В том, что он украл у генерала Власова золотые часы. И в том, что он — просто прохвост… Вот так и подтвердились самые худшие подозрения Сергея Фрёлиха, что соблазнявшая его Оленька никакой не ангел, а обыкновенный агент НКВД.

Надо сказать, что окружавшие Власова прибалтийские немцы никому не верили. Ни Оленькам, осаждавшим виллу на Кибиц Вег, ни гестаповцам, ни самому Власову.

«Находясь в командировке при штабе Власова, — пишет Сергей Фрёлих, — я развил особую тактику, стараясь, как правило, внешне казаться мало самостоятельным в своих действиях. Такая игра в маскировку мне удавалась особенно хорошо. У моих русских сотрудников я уже пользовался любовью, так как говорил с ними на их языке.

Я старался каждого из них убедить в том, что являюсь только маленькой шестеренкой в большом механизме и что все ежедневно возникающие проблемы я предпочитаю направлять куда-то на решение. На самом же деле такие решения я почти всегда принимал самостоятельно и только в редких случаях передавал их дальше, однако с уже принятым мною решением…

Помимо этого, я старался ввести гестапо в заблуждение везде, где это было возможно… В своих торговых разговорах, касающихся моей фирмы, я по возможности называл как можно больше имен. Таким образом, я считал, что у этих чрезмерно бдительных органов слежки возникнет подозрение, что названные мною лица или симпатизируют Власову, или организуют заговор против гитлеровского режима».

Неизвестно, чем бы закончилась для Андрея Андреевича и его опекунов «анафема», объявленная вождями Третьего рейха, но положение Власова неожиданно укрепили блистательные победы Красной армии, одержанные ею летом 1943 года.

И тут снова трудно удержаться, чтобы не отметить странную «совпадаемость», сопровождавшую Власова всю его жизнь. В нем как бы сходятся абсолютно противоположные тенденции и действия и, разрывая [197] его, не разрывают, а наполняют новым смыслом и новой жизненной силой.

Вот и сейчас Сталин, начиная мощную пропагандистскую акцию против Власова, не уничтожает его, а за счет колоссальных побед, одержанных летом 1943 года, как бы укрупняет Власова для немцев, наполняет реальной значимостью его уже навсегда определенную Гитлером для пропагандистского употребления фигуру.

Глава седьмая

А сам Власов не терял времени даром.

Лишенный Гитлером возможности организовать армию и победить Сталина, Андрей Андреевич вспомнил, что когда-то учился на агрономическом факультете, и с упоением занялся сельским хозяйством. Не на практике, разумеется, а теоретически…

В июле, когда Власову были организованы каникулы, немецкие друзья устроили поездку в Вену и Баварию, где он встречался с гауляйтером и рейхсштатгалтером Вены Балдуром фон Ширахом.

Но еще до этого Власов четыре дня гостил в поместье «Хедвиг Хоф» писателя Эдвина Эриха Двингера в Аллгёй. Здесь прошел импровизированный семинар-симпозиум, посвященный сельскому хозяйству в освобожденной от коммунистов России.

Кроме хозяина поместья, который и устраивал вояж Власова, и самого генерала Власова, в семинаре приняли участие капитан Штрик-Штрикфельдт и государственный советник по делам хозяйства Зиболд.

Как утверждает Сергей Фрёлих, Власов сделал убедительный доклад. Он сказал, что считает аграрную реформу самой важной проблемой России.

По вечерам беседы о сельском хозяйстве сменялись разговорами о будущем Русского освободительного движения…

Хозяин поместья прочитал гостям вслух сценарий фильма, написанного им в соавторстве с австрийской писательницей Гертрудой Фуссенеггер. Будущий фильм должен был рассказать о примирении немцев и русских, о и их будущем сотрудничестве.

Власову сценарий необыкновенно понравился. Он сказал, что, кроме аграрной реформы, не знает ничего более нужного России и Германии, чем этот фильм. Двингер расцвел от похвалы и на следующий день отправился в Вену готовить встречу Власова с рейхсштатгалтером Вены.

Посещение Власовым Вены походило на приезд представителя государства. Почетная рота дивизии «Великая Германия» выстроилась перед домом рейхсштатгалтера. После этого был торжественный обед. [198]

Власова и Штрик-Штрикфельдта поселили в лучшем венском отеле «Империаль».

Здесь же располагалась и чета Двингеров.

О том, как трогательно Двингеры заботились о своем госте, дает представление сцена, разыгравшаяся возле газетного киоска в фойе. Госпожа Двингер увидела в витрине обложку эсесовского журнала «Унтерменш» и, тотчас же скупив весь запас номеров, попросила швейцара уничтожить их.

По свойственной ему способности подыгрывать любому полезному ему человеку Власов, присутствовавший при казни эсэсовских журналов, изобразил необыкновенную взволнованность унтерменша-идиота.

— Унтерменшей нет,-растроганно сказал он.

Послушали «Волшебную флейту» Моцарта в опере…

Побывали на скачках…

Посетили испанскую школу верховой езды в Лайнце…

Осмотрев собор святого Стефана, Власов сказал:

— Для переживания религиозных чувств нельзя себе представить лучшего чертога, чем этот собор. Я чувствую себя как бедный, раскаявшийся разбойник…

На следующий день посетили крестьянский кооператив и потом долго говорили, сравнивая его с советскими колхозами…

Состоялась и встреча с Балдуром фон Ширахом.

На встрече Власов прочитал доклад о будущей России, который почему-то начался с его биографии.

Власов ненавязчиво подчеркнул свои военные заслуги в Китае у Чан Кайши, и в этой войне. Более подробно он остановился на сражении под Киевом и битве за Москву. Рассказывая о трагедии 2-й Ударной армии, Власов отметил, что при советских методах ведения войны человеческая жизнь не играет никакой роли.