Серебряный огонь - Кордоньер Мари - Страница 41

– Вы ждете ребенка! О, Боже, почему мне никто этого не сказал?

Замкнутость Фелины показала ей, что подтверждения она не дождется. Лишь спина под фиолетовым платьем незаметно напряглась.

Сходство Фелины с отцом, которое мадам Берта обнаружила раньше и которое принимала за игру воображения, было невозможно отрицать. Несмотря на то, что красота Фелины была воплощением самой женственности, юная дама напоминала экономке решительного воина, готовящего свое оружие к предстоящей битве.

Такое же сравнение промелькнуло в мыслях Амори де Брюна, когда Фелина вошла в библиотеку.

Гордая осанка делала ее выше ростом, а светлые глаза сверкали так же, как серебряная канва на фиолетовом платье. То ли он ошибался, то ли ее взгляд действительно выражал и настороженность и решительный отказ. Она вроде бы и не радовалась возвращению в замок Анделис.

Первые слова, произнесенные Фелиной, подтвердили его предположение.

– Почему вы не оставляете меня в покое, мсье? Я выполнила свою часть нашего соглашения!

Старик, сидевший в кресле возле камина, с больными ногами, закутанными для тепла в стеганое одеяло, однозначно указал ей на табурет напротив себя.

– Если не хочешь, чтобы и шея у меня заболела от необходимости глядеть на тебя снизу вверх, сядь, дитя мое. К тому же я хотел бы понять, за какую мою провинность я снова из отца превратился в господина.

Фелина бессознательно поправила складки на подоле, присев на табурет. Ей было нелегко причинять боль человеку, который всегда относился к ней с симпатией. Однако она не уклонилась от ответа.

– Настало время кончать комедию, мсье. Я больше не могу обманывать короля.

– Почему ты вдруг ощетинилась? Куда делась твоя любовь к Филиппу? Неужели она оказалась так мала, что ты готова о ней забыть?

Несправедливые упреки ранили Фелину больше всего. И если внешние следы ее бегства стали почти незаметными, страх и отчаянье сделали ее гораздо более ранимой и слабой, чем можно было предположить, глядя на нее.

Она постаралась скрыть слезы и прошептала еле слышно:

– Он забудет обо мне. Как только найдет достойную замену вашей дочери, он и знать не захочет о моем существовании. Отпустите меня! Каждый час моего пребывания здесь слишком труден. Если у вас сохранилась симпатия ко мне и к Филиппу, отпустите меня.

– Нет!

– Нет? – спросила она, не веря своим ушам. – Но у вас нет другого выхода, мсье. Наш обман раскрыт. Мадам д'Ароне из-за моей глупости узнала, что я католичка.

– Забудь о Терезе д'Ароне. Мы давно знаем о ее нечестной игре с тобой, – успокоил ее старик.

– Она расскажет обо всем королю. И в лучшем случае он выскажет вам свое недовольство. А может и наказать вас или заставить тоже перейти в католичество. Если вы не расскажете ему о нашем обмане. По-моему, плохо и то, и другое!

– Ее угроза и заставила тебя бежать из Лувра? Очень надеюсь, что в аду эту интриганку ждет особенно сильный огонь.

На губах Фелины появилась улыбка.

– Допустим, что ее шантаж совпал с моими намереньями. Я должна была бежать во что бы то ни стало. И сейчас должна. Поверьте, я знаю, что делаю. Так будет лучше для Филиппа.

– А как с ребенком, которого ты ждешь?

– О, Боже милосердный, неужели у меня не осталось никаких секретов? Это мой ребенок! Оставьте мне хотя бы единственное утешение!

Поединок между двумя парами серых глаз закончился победой Амори де Брюна. Он понимал, что надо начинать разговор, ибо опасно было ждать подходящего момента или подыскивать в уме особенно удачные фразы.

– Тебе не нужно уходить, Фелина! Твой побег закончен. У тебя есть все права занять среди нас свое место и забыть о причиненном тебе зле. Жизнь в большом долгу перед тобой! Тебе знакома эта книга?

Он взял с приставного столика книгу в кожаном переплете. Молодая женщина удивленно посмотрела на нее.

– Молитвенник моей матери! Откуда он у вас? – Она помолчала, наморщила лоб и сделала моментальный вывод. – Вы узнавали обо мне у аббата Видама. Но зачем забрали у старика эту ценную вещь? Ведь у вас такое количество интересных изданий! Разве недостаточно было ему огорчения из-за того, что я уехала не попрощавшись, хотя должна его за многое благодарить?

– Часослов твоей матери, – многозначительно повторил Амори де Брюн хриплым голосом. – И перестань переживать за отца Видама. Я ведь не жулик. Он был щедро вознагражден за возвращенную тебе книгу твоей матери.

Фелина едва осмелилась дотронуться до протянутого ей тома. Затем сказала задумчиво:

– Книга моей матери. Для меня осталось загадкой, как она у матери оказалась. Я не думаю, что книга всегда принадлежала ей. И потому считала правильным, что после смерти матери книга досталась аббату Видаму. А мне она зачем?

Амори де Брюн подтвердил:

– Она принадлежала твоей матери, но воспитавшая тебя крестьянка не была ее законной владелицей.

Фелина еще больше побледнела.

– Я... я не понимаю, что вы хотели сказать...

– Твоя мать, моя родная Фелина, была прекрасной, жизнерадостной, немного упрямой дамой, которая смогла бы обвести вокруг пальца безумно влюбленного в нее супруга. Поэтому он совершил глупость, взяв ее, вопреки предчувствию в Париж на свадьбу Генриха Наваррского, хотя она была на седьмом месяце беременности. Когда ему стало ясно, как обострилась вдруг политическая ситуация, он отправил ее вечером перед Варфоломеевской ночью назад в Нормандию, в свое имение. Но она не вернулась туда. На ее карету напали католики, все пассажиры и слуги были убиты. Кучер, которого тоже сочли мертвым, спустя несколько недель принес ужасную весть.

Никто не знал, что юной даме в последний момент удалось убежать. Лишь немногие вещи, которые держала на коленях, захватила она с собой. Среди них Часослов. Хотя ей удалось присоединиться к группе протестантов, счастье не улыбнулось ей. В лесу близ Сюрвилье у нее начались схватки. Ее спутники, опасаясь за собственные жизни, оставили женщину там. Добрая крестьянка, увидев роженицу, укрыла ее в пустом сарае. Следующей ночью на свет родилась крохотная девочка, стоившая жизни своей матери. Дама умерла, не приходя в сознание. Крестьянка с помощью местного священника похоронила незнакомку, забрав себе ее имущество. Опасаясь, что разгневанные католики не пощадят и младенца, она выдала девочку за собственную дочь, а священник окрестил новорожденную, дав ей имя Фелина. Обоим она напомнила маленького, беспомощного котенка.

Фелина уставилась на Амори де Брюна широко раскрытыми глазами.

– Откуда... вы все это узнали? – произнесли ее пересохшие губы.

– Частично из собственных горьких сведений, частично из рассказа отца Видама, у которого мы спрашивали о тебе. Девичья фамилия твоей матери была дю Рок. Маризан дю Рок. Родовой герб дю Рок изображен на первой странице.

– Маризан дю Рок?

– Ты похожа на нее, как может дочь походить на мать. Не на сестру Мов ты похожа. Та была нежной, послушной, смиренной и очень терпеливой. В отличие от Маризан, чей темперамент сочетал порывистость ветра и неукротимость бури. Однако супругой она была нежной, заботливой, такой, какую только может пожелать себе мужчина. У меня никогда не возникало желания искать себе другую!

Фелина уже не могла усидеть на табурете. Она вскочила и прижала пальцы к вискам, словно пытаясь навести порядок в мыслях и чувствах, кружившихся в голове.

Ей вспомнилась печаль, наполнившая ее при взгляде на покойную Мов Вернон. Неосознанная боль и сожаление о том, что она уже никогда не познакомится с этой женщиной. Неужели она бессознательно ощущала в своем сердце связь? Прочный союз между сестрами, не поддающийся объяснению? А как еще объяснить симпатию, возникшую с самого начала к человеку, сидящему сейчас напротив нее?

Ее вопросительный взгляд остановился на слегка квадратном впечатляющем лице под седыми волосами.

– Значит, я... Господь небесный, значит, я ваша дочь? Сестра Мов Вернон? Нет, нет... это просто невероятно!