Принцип карате - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 45

— Нам это не подходит. Не думаю, что его примут где-нибудь в другом месте. Наш рецензент — автор нескольких книг по самбо, в том числе его боевым вариантам, сказал, что это инструкция по членовредительству, не больше. Я с ним полностью согласен.

По дороге на вокзал Колпаков швырнул пособие в топку асфальтового котла. В поезде он спал двенадцать часов кряду, а оставшееся время оцепенело смотрел в окно.

Переступив порог квартиры, Колпаков ошарашенно замер. Голые стены, пустые полки серванта, сиротливо лежащие у припорошенного пылью трюмо Ленины тапочки.

Эта деталь сразу сбила первую мысль, что их залили верхние соседи, и вторую — что их обворовали. Он открыл шкаф, одежды жены там не было: халатик, несколько платьев — и все. Прошел в комнату, кабинет, на кухню — искал прощальную записку, но ничего не обнаружил.

Сел на диван, машинально отметив, что такой финал семейной жизни его не очень удивляет. Лена не любила объяснений, не терпела сцен прощания. И знала наверняка, что он не будет спорить из-за имущества. Могла бы, конечно, написать о причинах своего решения. Впрочем, писать она тоже не любила.

А причины… Самому себе он мог признаться — Лена никогда его не любила. Вначале просто терпела, потом заинтересовалась экзотическими способностями и теми возможностями, которые они обещали, и, наконец, решила, что он — подходящая партия. Все было учтено, рассчитано, взвешено. Сухая математика и холодная логика стояли у колыбели их брака. Любовь… Смешно!

Правда, он иногда любил ее, и надо сказать, что она умело этим пользовалась. Колпаков вспомнил, с какой обыденностью она пустила его к себе в постель, не очень-то скрывая, что сделала это в благодарность за оказанную услугу… Да и потом сколько раз его коробила откровенно практичная направленность помыслов и поступков супруги…

Все силы в одну точку, чтобы добиться цели. Надо сказать, что она в совершенстве освоила этот принцип. И не только она… Все ее окружение — молодящиеся, «умеющие жить» приятельницы, считающая себя всемогущей Зверева, другие: Писаревский, его столичный приятель, искушенный Клепиков, который наверняка упразднит новый участок, едва успев доложить начальнику о выполнении распоряжения…

Все эти далекие от Системы люди использовали принцип, который посвященные считали откровением, и использовали умело, со знанием дела…

В замке повернулся ключ.

— Ты уже приехал, Генчик? А я спешила, ушла раньше… Где же ты?

Лена заглянула в кабинет. С улыбкой.

— Что же ты молчишь?

Подошла, поцеловала, села рядом, обняла… Что происходит?

— Жалко, не успела на вокзал… Как съездил?

Она отодвинулась, разглядывая мужа, нахмурилась, оживление исчезло.

— Неприятности?

— Где ковры, посуда, твои вещи? Что происходит в доме?

— Отнесла к маме. Тут знаешь какая поднялась паника: указ, конфискация… Я и убрала самое ценное. На всякий случай.

Лена снова улыбалась, она была довольна собой и ожидала похвалы — за предусмотрительность и самостоятельность. Клавдия ее непременно бы похвалила.

«Мужья приходят и уходят, а вещи остаются», — мрачно подумал Колпаков.

— Я думал, ты меня бросила.

— Бросила? Ну, ты даешь! Ну, придумал!

Жена хохотала от души, и Колпаков, чувствующий, как спадает владевшее им напряжение, не мог понять, что же он сказал такого смешного.

На следующий день Колпаков встретился с Окладовым, тот рассказал о событиях, происшедших за время его отсутствия.

— Того парня, что совершил убийство в Зеленом парке, поймали! Оказался ничейный — из «дикой» секции. Поспорили с приятелями насчет эффективности низкой стойки, убивать не хотел, говорит — случайно получилось…

«Так я сразу Крылову и сказал», — подумал Колпаков.

— …Шум в городе поднялся, пошли письма во все инстанции, чтобы карате вообще запретить, — с горечью говорил Окладов. — Ну, разве можно по одному случаю судить?

— Там один случай, здесь один — много всего их набирается…

Окладов глянул удивленно: Колпаков первый раз не соглашался с ним в этом вопросе.

— Да, Рогов умер…

— Как?!

— Несчастный случай: забыл закрыть газ…

Собственно, Колпаков подсознательно ожидал чего-то подобного, но мрачное известие сильно испортило настроение. Нужно было поговорить с ним по душам, остановить. Не у ларька приема посуды, тогда было уже поздно. А вот после встречи на набережной или еще раньше, когда он только пошел в разнос. Не помогло бы? Но ведь ты привык добиваться поставленных целей! Да нет, бесполезно. Не тот Рогов человек, чтобы слушать чьи-то советы. Он сам выбрал путь и прошел его до конца.

— Ты что, отключился? — Окладов ткнул его пальцем в грудь.

— Давай, излагай дальше.

— После указа «дикари» присмирели, многие группы распались. «Сенсеи» напуганы, Гришка Габаев даже вещи к родителям перевез, потом к адвокату сбегал, немного успокоился…

В памяти что-то шевельнулось. Лена не читает газет, в ее окружении указ обсуждаться не мог, откуда же у нее такая осведомленность по части конфискации? И почему действия один к одному совпадают с Гришкиными?

— Ты меня не слушаешь?

— Нет-нет, говори…

— По-моему, Гришка придумал что-то новое. Секции свои распустил, но все время крутит какие-то дела с «дикарями», домой к нему ходят…

— Может, на дому тренируются?

— По десять-пятнадцать человек? Нет, здесь что-то другое.

Загадка Габаева очень интересовала и Вову Кулакова. Бизнес на карате переживал кризис. Угроза реальной ответственности заставила многих подпольных «сенсеев» бросить ремесло. Плохо было с залами. А главное — уменьшилось число олухов, строящих иллюзии насчет легкого овладения секретами непобедимости. Оказалось, что никакого таинственного «ключа карате» не существует — есть изнурительные нагрузки, болезненные растяжки, еще более болезненные укрепления ударных поверхностей, словом, обычные будни, как в любом виде спорта.

Искатели «секрета» пасовали перед чередой тяжелых, до пота и крови в буквальном смысле, тренировок, сопутствующими им травмами и другими неприятностями, невидимыми из зрительного зала во время эффектных выступлений.

Разочаровавшиеся щедро делились со своими друзьями и знакомыми, демонстрировали вывихи, ушибы, переломы. А поскольку рекламировать карате прекратили, негативная информация ничем не уравновешивалась и расходилась широкими кругами. Ажиотаж начинал спадать.

А вокруг Гришки Габаева по-прежнему кипела тайная жизнь, поговаривали, что число учеников у него даже увеличилось. Это не давало Кулакову покоя. И он решил подослать к конкуренту шпиона.

Юркого Витьку Быкова по прозвищу Шнырь знал, как он сам любил утверждать, почти весь город.

И действительно, круг его знакомств был столь же широк, сколь и специфичен: по мелочи мошенничал на скачках, поддерживал отношения с фарцовщиками и спекулянтами, водился с приблатненной мелкотой. Отношения с законом у него были напряженными: имел приводы в милицию, капитана Крылова обегал за версту, несколько раз вскользь проходил по уголовным делам, но посчастливилось остаться свидетелем.

Кулаков познакомился с Быковым недавно при драматических для последнего обстоятельствах. Подошедший к Шнырю парень с безжалостными глазами искал верняк, прямой выход на конюшню ипподрома. И не был похож на человека, позволяющего безнаказанно себя облапошить. Но Шнырь распознал в незнакомце чужака, залетного, и рискнул всучить лиловые метки. Когда тот пошел в кассу, Шнырь направился к выходу, но два безразлично стоящих в стороне бывалых мужика заступили дорогу. Шнырь понял, что влип по-серьезному. При нем имелось четыреста рублей, но он не был уверен, что удастся отделаться только деньгами. И точно, не успели объявить результат заезда, как у него вывернули карманы, а затем молча повели в безлюдный угол ипподрома, по дороге кто-то оттолкнул Кулакова, которого не волновало здоровье Шныря и состояние общественного порядка в районе скачек, но не понравилось такое отношение к своей персоне. С этого и началось. Через несколько минут двое «бывалых» слабо копошились на заплеванном асфальте, а третий неподвижно скрючился под штакетником. Вспотевший Шнырь, оглядываясь, побежал за своим избавителем и с этого момента был готов как собака выполнять его распоряжения. Шныря-то и решил Кулаков использовать в своей игре.