Смягчающие обстоятельства - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 41

— Насвинячили-то как, — сказал Бестелесный обычным голосом справного хозяйственного мужика. — Разве можно тут женщину принимать!

Культу-ура-а…

Пронесся легкий ветерок, заклубилась пыль, и следы шабаша исчезли.

Остались отпечатки рубчатых подошв и скособоченная квадратная тень у края этажа. Впрочем, тень стала понемногу выправляться, а на фоне звездного неба проявился силуэт, загустел и превратился в отлично одетого красавца мужчину лет сорока, дородного, представительного, из тех, которые, как говорится, умеют жить. Он явно кого-то ждал.

И дождался.

Между звезд появилась прямая фигура, бесшумно скользившая снизу вверх, как будто по натянутому под углом канату. Вот она ближе, ближе, ближе…

— Добрый вечер.

Теперь она стояла рядом с Бестелесным. Тот церемонно поклонился.

— Добрый, добрый. Рад вас видеть. Как здоровье?

Фигура повернулась, и луна осветила впалые щеки, длинный нос, мешки под глазами. Нежинская! Точно такая, как на неудачном маленьком снимке!

— Уже хорошо. Легко отделалась.

— Да, вам повезло. Эта штука… — В руках Бестелесного оказалась короткая, тускло отблескивающая винтовка. Длинная трубка телескопического прицела, на конце ствола — цилиндр глушителя. — Эта штука и ее хозяин обычно не оставляют раненых. Но вам нечего опасаться, мы его устранили.

Нежинская захлопала в ладоши.

— Браво!

— Теперь о делах.

Винтовка куда-то исчезла, и Бестелесный вынул флюоресцирующий блокнот.

— Только… Как видите, я учел, что вам неприятно разговаривать с пустотой. Снимите и вы это…

Бестелесный неопределенно провел пальцем полукруг.

— Что ж, пожалуй…

Нежинская ухватила себя двумя пальцами за нос и потянула. Нос вытянулся, за ним, деформируясь, подались щеки, лоб, подбородок, раздался щелчок, какой бывает, когда стягивают хирургические перчатки.

— Вот так-то лучше.

Действительно, содрав старое лицо. Нежинская стала похожа на кинозвезду.

— Вы поработали неплохо. Теперь вам предстоит заняться этим…

Бестелесный протянул ей блокнот.

— Так, так, ясно. Завтра же приступлю.

— Канал связи меняем. Здесь все записано, — Бестелесный передал Нежинской пакет.

— Там же батарейки к аппаратуре. И старайтесь меньше пользоваться внушающим блоком. Он на пределе ресурса, а новый поступит только на той неделе. По-прежнему опирайтесь на наших помощников.

Бестелесный ткнул рукой в место шабаша.

— Жадны, глупы, беспринципны, злы, завистливы — это как раз то, что нам нужно. И старайтесь насаждать такие же качества в ком только сможете. Самое главное — находить неустойчивых и подталкивать для первого шага. А дальше они пойдут сами!

Задания, формы связи, технические средства, инструктирование исполнителя — события вошли в более-менее привычное русло, и я почувствовал необыкновенное облегчение. Да это же обычные шпионы! А оборотни-кровососы всего лишь гипнотические штучки! Все логично, рационально, материально!

Я испытывал почти нежные чувства к Бестелесному и Нежинской. Происходящее получало вполне удовлетворительное объяснение и становилось с головы на ноги. Антигравитационные летательные аппараты, приборы невидимости и гипноза, — все это творения человеческих рук, хотя и созданные в секретных заокеанских лабораториях, но использующие законы природы и укладывающиеся в наши представления об окружающем мире. Я ощутил почву под ногами и готовность действовать. С этим надо было спешить: Бестелесный шагнул с этажа и унесся прочь, превращаясь в крохотную точку, растворившуюся в черно-синем небе.

Нежинская осталась одна.

С трудом распрямляя затекшие ноги, я вышел из-за бочки.

— Что вы здесь делаете?

Мое появление не произвело никакого эффекта. Нежинская не проявила ни удивления, ни испуга.

— Добрый вечер.

Она была в обтягивающем черном без украшений платье, перехваченном широким кожаным поясом с массивной резной пряжкой, на ногах узкие черные туфельки на высоченной «шпильке». Мне стало неловко за свой мятый, перепачканный цементом костюм, взъерошенный, возбужденный вид, грубый, бесцеремонный тон.

Нежинская улыбнулась, и я понял: именно этого — смущения и замешательства — она и добивалась фальшивым спокойствием и светскими манерами, уместными, если бы мы встретились вечером в парке возле ее дома.

На меня накатила волна злости.

— Уже не вечер, а ночь! И когда вы теми же словами приветствовали своего шефа, тоже была ночь! Что вы здесь делаете в такое время?

— Дышу воздухом.

Ее пальцы скользнули по пряжке ремня.

— Я ведь живу поблизости, вот мое окошко.

Она показала пальчиком.

— Когда не спится, прихожу сюда немного погулять.

— По воздуху?

— Почему по воздуху? — удивилась Нежинская. — По асфальту.

Мы стояли в парке возле цветочной клумбы, мимо проходили нарядные люди, где-то играла музыка, и я не мог понять: что я здесь делаю, где находился раньше, почему на мне такой грязный жеваный костюм и с какой стати я задаю незнакомой красивой женщине бестактные вопросы.

Но тут в поясе у моей собеседницы что-то затрещало, заискрило, вырвалась тонкая струя дыма, деревья, кустарник, цветочная клумба и прохожие заколыхались, как киноизображение на раскачиваемом ветром экране, в картине окружающего стали появляться трещины и разрывы, в которые проглядывали бетонные балки, перекрытия, звезды, и мы вновь оказались на двенадцатом этаже недостроенного дома, я все вспомнил и полез за пистолетом.

— Не шевелиться!

Но было поздно: Нежинская прыгнула вперед, вытянув руки с растопыренными пальцами, из-под ногтей торчали отсверкивающие в лунном свете бритвенные лезвия. В этот миг на ней вспыхнуло платье, удар не достиг цели: пальцы скользнули по пиджаку, располосовав его в клочья. Нежинская зарычала, извиваясь змеей, сорвала через голову пылающее платье, под ним ничего не было, даже тела: только голова, шея, руки до плеч и ноги до бедер были из плоти, потом шли шарниры и пружины, которыми они крепились к металлическому туловищу.

Я бросился к лестничному пролету и покатился вниз, чувствуя омертвевшей спиной жадное леденящее дыхание. Лестничные марши мелькали один за другим, где-то на восьмом или седьмом этаже я почувствовал опасность впереди и, свернув по изгибу лестницы очередной раз, увидел впереди страшную паукообразную фигуру Нежинской, к которой меня неумолимо несла сила инерции.

Я выстрелил. Бесшумно вспыхнул оранжевый шар, заклубилось облако дыма, его я проскочил на скорости, ожидая каждую секунду, что десяток бритв раскромсает мне горло.

Я бежал, прыгал, катился, сумасшедший спуск должен был уже давно кончиться, но лестница по-прежнему уходила вниз, и у меня даже мелькнула ужасная мысль, что поверхность земли осталась наверху, а меня умышленно гонят дальше — прямо в преисподнюю!

Но нет, вот знакомая груда кирпичей, деревянные носилки — последний пролет. Я пролетел его как на крыльях и, не успев затормозить, с маху врезался в бетонную стену. Выход был замурован.

Я обернулся, прижавшись к преграде спиной, и увидел Нежинскую, распластавшуюся в прыжке, рука машинально вскинула пистолет и правильно выбрала прицел, но я знал, что это не поможет, и точно — спуск не поддавался, мгновение растянулось. Нежинская наплывала медленно и неотвратимо, тускло отсвечивало металлическое туловище, ярким огнем полыхали бритвы из-под ногтей, на ногах тоже был этот ужасный педикюр, и все двадцать острых, чуть изогнутых лезвий нацеливались в наиболее уязвимые и незащищенные места — шею, живот.

Я дернулся, закричал, проснулся и еще несколько секунд не мог поверить, что не надо никуда бежать, ни от кого спасаться, докладывать начальству о шабаше упырей, подвергаться освидетельствованию у психиатра… Все позади!

Но позади ли? Я лежу на стульях, кругом толстые каменные стены, сводчатый потолок, сбоку кто-то сопит в ухо… Поворачиваю голову и прямо перед собой вижу волчью морду!

Черт побери! Теперь я проснулся окончательно.