Смягчающие обстоятельства - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 44

Официантами здесь были мужчины, все как на подбор проворные, расторопные, в одинаковых черных костюмах, с галстуками-бабочками, похожими манерами и выражением лиц.

Мягкий рассеянный свет, лепные водоросли, медузы и морские звезды на стенах должны, по замыслу оформителей, создавать иллюзию пребывания на океанском дне.

Оркестр находился в другом конце вытянутого полукругом зала, поэтому можно было разговаривать, почти не повышая голоса. Мария участия в беседе не принимала, хотя оживленно смеялась анекдотам, которых Орехов знал бесчисленное множество.

После нескольких рюмок водки, выпитых под тонкие ломтики розоватого балыка, Орехов, и без того словоохотливый, вообще не закрывал рта: сетовал на трудную и неблагодарную работу снабженца, возмущался отсутствием гибкости законов, из-за которых правильные, целесообразные и всем выгодные действия могут нежданно-негаданно привести на скамью подсудимых.

— Если все так плохо, почему же ты не уйдешь? — спросил Элефантов. — Подыщи себе место полегче и поспокойнее!

— Тут я уже привык, — Алик наполнил всем стопки. — Да и свои преимущества имеются: кого-то я знаю, кто-то знает меня… Я помог одному, мне помог другой. Простой пример: купил списанный старый «ЗИМ» за две тысячи. Капитальный ремонт с заменой двигателя, подтяжка, регулировка — еще две. Сейчас ходит как часы! А обошелся дешевле «Москвича»! Вот так-то!

Добедко взмахнул рукой.

— Но что это я все о себе? Расскажи, Серый, как ты науку двигаешь?

Когда результаты будут? Нельзя же всю жизнь на двух сотнях сидеть!

— Сто восемьдесят.

— Что? — не понял он.

— Оклад, говорю, у меня сто восемьдесят.

— И вдобавок ко всему — навару никакого! Разве это тебя устраивает?

— Пока да.

— Пока! А потом?

— А потом буду получать больше.

— Сколько? Ну у двести пятьдесят, пусть даже триста! Много, по-твоему?

— Перестань, Орех, — вмешался Толик. — Даме эти разговоры неинтересны.

— Почему же, как раз наоборот. — Алик наклонился к Нежинской. — Как вы считаете, сколько должен зарабатывать мужчина?

— Не знаю, — улыбнулась она. — Наверное, столько, чтобы хватало…

— Давайте выпьем за удачу, — предложил Элефантов. — А что касается заработка, то скажу тебе так — еще ни разу в жизни не чувствовал себя ущербным из-за недостатка денег. И надеюсь, что не почувствую. За удачу!

Он чокнулся с Марией и выпил.

Ему казалось, что Нежинская разделяет его взгляды. По сравнению с сидящими за соседними столиками женщинами, щеголяющими шикарными вечерними туалетами, обилием колец, перстней, сережек, она в простеньком шерстяном платьице и видавших виды босоножках выглядела весьма скромно.

И дело не в том, что, отправившись в ресторан неожиданно, не успела сменить повседневную одежду. У нее не было дорогих вещей, и, зная ее три недели, Элефантов мог уверенно сказать, что весь ее гардероб видел. Пара платьев, поношенный костюмчик, девчоночьи желтые туфли, на стельках которых остались следы предыдущего ремонта — крупные цифры, выведенные химическим карандашом, да похожие на мужские полуботинки со шнуровкой для дождливой погоды… Но Мария не испытывала комплекса неполноценности и наверняка не завидовала всем эти бабам, затянутым в дорогие тряпки и увешанным ювелирными побрякушками. И это делало ее проще, ближе, понятнее.

«Молодец девочка, — Элефантов с удовольствием смотрел в открытое чистое лицо Марии. — Сказано — человек моего круга! Живет на зарплату, значит, солидарна с такими же, как она. И умница — этого фанфарона Орехова видит насквозь, вон, смешинки в глазах…»

Он почувствовал прилив теплых чувств к симпатичной и умной женщине, единомышленнице и, нащупав под скатертью узкую кисть, нежно ее погладил.

Мария не убрала руки и никак не отреагировала на ласку, выражение лица тоже не изменилось, так что Орехов и Толик ничего не заметили.

Помня о просьбе спутницы, Элефантов все время поглядывал на часы и, когда стрелка приблизилась к восьми, предложил возвращаться в город.

Веселье в «Нептуне» только начиналось. Орехов заупрямился, но, когда Элефантов сказал, что они доберутся на попутках, сдался. Они вышли на улицу, Мария без малейшего смущения попросила Элефантова подержать плащ и отлучилась в туалет, и он подумал, что впервые встретил женщину, абсолютно лишенную жеманности, расценив полную естественность поведения как свидетельство высокого уровня развития.

Алик с Толиком курили в машине, а Элефантов стоял над обрывом и рассматривал реденькую цепочку чуть мерцающих огней у черного горизонта.

Вспышки неоновой вывески ударяли по глазам красным и голубым цветом.

Логика событий требовала, чтобы на обратном пути он попытался поцеловать Марию: ответная реакция определит характер их дальнейших взаимоотношений. Но, в отличие от большинства собратьев по полу, Элефантов не считал, что, принимая приглашение в ресторан, женщина автоматически дает согласие и на все остальное, что может за этим последовать. Более того, он опасался, что Мария расценит его поползновения как стремление заставить ее расплатиться за угощение. Бр-р-р! Его передернуло от одной возможности, что такая мысль может прийти ей в голову. А ведь она, чего доброго, связав ресторан и поцелуи и чувствуя себя обязанной, постесняется сказать «нет»… Тем более что находится в какой-то зависимости: без их машины добраться до города трудно, к тому же «голосовать» на трассе в сумерках одинокой молодой женщине рискованно…

Нет, к черту, раз существует такая вероятность, лучше воздержаться от всяких вольностей! Элефантов скорее предпочел бы умереть, чем становиться на одну доску с типами, которые, затратившись на ужин, любыми путями пытаются «получить свое»…

Но с другой стороны — вдруг он все усложняет? Если он нравится Марии, она с удовольствием проводит с ним время и ждет чего-то большего, то его пассивность может ее разочаровать…

Элефантов знал за собой склонность к самокопанию. Часто оно приводило к раздуванию из простых вещей трудноразрешимых проблем, созданию препятствий, которые не мешали никому, кроме него самого: сверстники, проще смотревшие на мир, их попросту не замечали, а потому успешно преодолевали.

Особенно наглядно это проявлялось в отношениях с женщинами. В решающий момент любая, за редким исключением, говорит: «Не надо, перестань».

Девяносто девять процентов за то, что это притворство, обычная женская уловка, но все же появляется мысль: а вдруг она действительно не хочет?

Тогда всякое продолжение будет грубым и некрасивым домогательством, нарушением необходимого в подобных случаях принципа добровольности…

Чувствуя его колебания, партнерша, чтобы не уронить достоинства, уже не может отступать, хотя, возможно, досадует на такую нерешительность и была бы рада, прояви он настойчивость и не послушайся… Но он слушайся, боясь совершить недостойный поступок, после которого будет стыдиться сам себя и не сможет смотреть в глаза обиженной…

Иногда подобная щепетильность, возвращаясь как неумело запущенный бумеранг, причиняла болезненную травму. Как с Настеной. Они встречались довольно долго, и, пожалуй, он даже был в нее влюблен. Она позволяла целовать себя, ласкать, раздевать донага, но потом говорила «нет», и он останавливался в полной уверенности, что у нее есть веские основания не позволять ему большего. А потом узнал, что в то же самое время она спала со своим соседом, красивым нахальным парнем, не отягощенным иллюзиями насчет женских добродетелей. Ему стало горько и почему-то стыдно, хотя ничего позорного он не совершил. Он понял, что, хотя женщине нравится, когда о ней думают хорошо и возвышенно, проще ей с приземленными, практического склада людьми, умеющими помочь согрешить, подтолкнуть к постели обыденно и как будто против ее воли. А романтикам достается только лирика: прогулки при луне, походы, кино да поцелуи.

Это показалось Элефантову ужасно несправедливым, становиться грубо-приземленным и практичным он не хотел, да и не мог, оставалось примириться с мыслью, что отрицательные свойства "человеческой натуры имеют в любовных делах преимущества перед порядочностью и благородством. Но принять настолько чудовищную мысль было совершенно невозможно! И он решил: нельзя всех стричь под одну гребенку! Утонченная, умная женщина никогда не клюнет на нахальство и плохо задрапированную похоть!