Смягчающие обстоятельства - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 67

— С Машкой меня кент познакомил, Толян, она с ним в институте работает. Было у них что или нет — не знаю, он говорит: помоги, баба деловая, внакладе не останешься. Ну, помог, не жалко, взяла стенку, потом звонит: на чашку кофе… Ну, ясное дело. Пришел, кофе, коньяк, то да се, короче, остаюсь ночевать, она уже постель стелит, вдруг — дзинь! Я сразу думаю: кто-то камень в стекло пустил! А она за бок — хвать, согнулась, смотрю — кровь!

Гасило испуганно выкатил глаза, заново переживая страшную картину.

— Эх, говорит, зря связалась с этим полудурком, и мне — быстро звони в «Скорую».

Он перевел дух.

— Выбежал на улицу, позвонил, сел в тачку, а ехать не могу: руки, ноги дрожат. Думаю: еще чуть, получил бы «маслину» в голову, и все удовольствие!

— Нежинская знает, кто в нее стрелял?

— Конечно! — хмыкнул Гасило. — Не каждый же день в нее стреляют. Но не скажет. Я потом расспрашивал, она в ответ: наверное, один дурачок из бывших друзей, от него всего можно ожидать. И предупредила: держи язык за зубами!

Гасило посмотрел искренним взглядом раскаявшегося правонарушителя.

— Потому и держал. Но если самого могут прихлопнуть — какой резон молчать?

Уходя, он спросил, не мог бы я охранять его по вечерам частным образом, за вознаграждение. Видно, от страха ум за разум совсем зашел у бедняги.

Следующим на повторный допрос пришел Спиридонов.

Пористая дряблая кожа, воспаленные глаза, отечность — скрытый порок все отчетливее проявлялся во внешности, по существу, переставая быть скрытым. Добавь сюда грязную мятую одежду — и никаких вопросов: спившийся бродяга, готовый клиент для вытрезвителя. Но Спиридонов в отглаженном, хотя и не слишком тщательно, костюме, чистой рубашке, при галстуке.

И впечатление меняется, потасканный вид можно легко объяснить нездоровьем… Особенно если такому объяснению склонны верить.

Он тоже придерживался первоначальных показаний, демонстрируя полную неосведомленность по всем задаваемым вопросам.

— Вы хорошо стреляете?

Я спросил это неожиданно, без всякой связи с предыдущим, но Спиридонов не удивился.

— Не знаю… Когда-то занимался, имел разряд. А недавно на соревнованиях отстрелял скверно. Без тренировки навык теряется…

«Да и пьянство не способствует точности», — подумал я и спросил, где он находился в вечер преступления.

— Какого числа? — переспросил Спиридонов, сосредоточенно щурясь, и мучительно задумался.

— Точно не помню. В какой-то компании.

И поспешил пояснить:

— Как раз дни рождения у товарищей шли один за другим да торжества разные.

Он вытащил записную книжку с календариком и принялся тщательно его рассматривать.

Я уже точно знал главное — не он. Независимо от того, есть у него алиби или нет. Не он.

— Вот, кажется… Да, точно! Вначале пили пиво в баре, до закрытия, а потом пошли ко мне. Ну, в общем… посидеть. С кем был? Пожалуйста, записывайте…

— Вас не удивляют мои вопросы?

— Чего ж удивляться? Мария мне все рассказала. Вот вы и ищете…

— Нежинская кого-нибудь подозревает?

— Спросите у нее. Насколько я знаю, нет. Она вообще не распространяется об этой истории — кому приятно?

— Что вы можете сказать об Элефантове?

— А чего мне о нем говорить? Я не начальник, не отдел кадров.

Спиридонов держался совершенно спокойно, хотя пальцы дрожали. Может, они всегда дрожат?

Подписав протокол, он задержался у двери.

— Элефантов — способный парень. На все руки мастер! Сейчас ищет биополя, когда учился — увлекался акустическими системами, научную работу писал, премию получил. А недавно вспомнил старое и сделал Громову глушитель на лодочный мотор, тот очень доволен. До свидания.

Выходя, Спиридонов чуть заметно улыбнулся.

Что ж, намек более чем прозрачен. Интересно, за что он ненавидит коллегу?

Громова я повстречал у института после работы, мы шли в одном направлении и разговорились. Об отдыхе на природе, охоте, рыбалке. Громов рассказал, что проводит выходные на реке, забираясь на катере вверх по течению, где есть необитаемые острова с прекрасными пляжами и отличным клевом.

Я спросил, сколько времени надо добираться до столь благодатных мест и много ли при этом сжигается бензина. Разговор перешел в техническое русло, оказалось, что у Громова такой же катер, как у моего приятеля, я пожаловался на сильный шум мотора, мешающий отдыхать.

Громов обрадованно закивал, сказав, что это конструктивный недостаток данного типа двигателя, но ему сделали специальное устройство, сводящее шум к минимуму. Видя мое сомнение, он азартно предложил немедленно проехать на пристань и убедиться в сказанном. Я согласился.

Действительно, небольшой перфорированный цилиндр, врезанный в районе выпускного патрубка, почти устранял рев мотора. Я очень заинтересовался приспособлением, но Громов сказал, что такие не продаются, ему изготовил сослуживец — Элефантов, «я его знаю и могу попросить сделать еще одно».

— Работы здесь немного, Сергей за два часа выточил, прямо у нас, на производственном участке. Главное — все рассчитать. А у него есть универсальная формула — сам вывел! Говорил: возьми авторское свидетельство — пойдут эти штуки в производство — разбогатеешь. А ему возиться неохота!

Громов любезно одолжил чертеж глушителя, и расстались мы весьма довольные друг другом.

Мне не терпелось поговорить с Элефантовым, и хотя следующим днем была суббота, позвонил ему домой.

— Вас слушает автоматический секретарь, — раздался голос Элефантова.

— Хозяина нет дома, если хотите что-нибудь передать — магнитофон запишет. У вас есть три минуты, говорите.

Я ничего говорить не стал и повесил трубку.

Тут же раздался звонок.

— Добрый день. Это я звоню.

С момента ссоры после посещения Рогальских мы не виделись.

— Добрый день.

— Ты еще злишься? — Она говорила примирительным тоном.

— Да нет…

Я действительно не злился, но что-то в отношении к Рите изменилось, хотя я пока не понял, что именно.

— Может, встретимся вечером?

— В семь возле речного вокзала?

— Хорошо.

Я позвонил экспертам, Давыдов оказался на месте. Главный специалист по любым смертоносным предметам.

— Ты мне и нужен. Сейчас подъеду.

Через полчаса я положил перед ним чертеж и спросил, можно ли использовать подобную штуку для бесшумного выстрела.

Давыдов всмотрелся, одобрительно причмокнул языком.

— Конечно. Только почему такой здоровый? На пушку?

— Изготовить меньшего размера, наверное, несложно?

— Дело техники. Важно знать принцип.

Прямо из кабинета Давыдова я позвонил Элефантову.

— Вас слушает автоматический секретарь, алло, я слушаю, хозяина нет дома, да здесь я, говорите, — два одинаковых голоса накладывались друг на друга, — …магнитофон запишет, черт, опять…

Раздались короткие гудки.

Я собирался вызвать Элефантова к себе, но в конце концов можно приехать и к нему домой.

Дверь открылась после второго звонка. Элефантов держал в руке дымящийся паяльник, пахло канифолью.

— Только влез в схему, пока не сделал пайку, не мог оторваться, — пояснил он. — Проходите.

Элефантова, похоже, не удивил мой приход. А может, он хорошо владеет собой.

Серый, выкрашенный эмалевой краской ящик возле телефона был раскрыт, наружу торчали жгуты разноцветных проводов.

— Автоматический секретарь барахлит. Не отключается, когда я беру трубку. Чаю выпьем?

Видимо, отказ прозвучал слишком сухо.

— Это официальный визит?

— Да, пожалуй.

— Тогда одну секунду, я сделаю так… и вот так…

Он дважды прикоснулся паяльником к контактам.

— Теперь — к вашим услугам.

Я спросил, где он был в вечер покушения на Нежинскую, Элефантов пожал плечами.

— Может, гулял, ходил в кино, может, дома: работал или читал. Не помню. Да для вас это и неважно. Вас интересует, чтобы кто-нибудь подтвердил, где я находился в тот момент. А я веду довольно замкнутый образ жизни, мало с кем общаюсь. Так что алиби у меня нет.