Хадамаха, Брат Медведя - Кащеев Кирилл - Страница 60

Глухо, словно из немыслимого далека, прокатился грохот шаманского бубна.

Скамья извернулась, как гибкий угорь, пошла кольцами и захлестнула Содани деревянной петлей. Непрерывно вереща, Содани уперся лапами, рванул, оставляя в захвате клочья дымящейся и остро пахнущей шкуры, вывернулся из объятий скамьи. Рванул прочь. Бубен ухнул снова. Скамья вскинулась, распрямилась и встала торчком. Прыгая, как одноногий-авахи, ринулась вдогонку. Они настигли его вместе – медведь, Аякчан, Хакмар и скачущая скамья. Свернувшись в клубок, медведь ринулся игроку под ноги – или под лапы? Легко, как паук, Содани пересеменил через неожиданное препятствие, торчащие из суставчатых лап неслабые когти рванули паленую медвежью шкуру. Удар Хакмарова меча сшиб тварь с медведя. Пылающий сапфировый шар угодил Содани в лоб, отшвырнул – скамья прыгнула вбок, и верещащая тварь врезалась в нее спиной. И тут же Аякчан звучно хлопнула в ладоши и взвизгнула.

– Чпок-чпок-чпок! – плохо обструганная поверхность скамьи пошла трещинами, и тугие гибкие побеги с силой рванули из каждого старого сучка. И со свистом захлестнулись вокруг Содани.

Вжик-вжик-вжик! – разворачиваясь, как щупальца чудищ Седны, Повелительницы Океана, побеги обматывались вокруг Содани, переплетаясь между собой и намертво притягивая червеобразное тело к скамье. Перебивая запах гари, в комнате остро, одуряюще запахло свежей зеленью – кое-где на побегах виднелись клейкие листочки.

Ба-бах! – скамья с грохотом рухнула, вставая на ножки. Из плотного зеленого кокона торчала лишь щелкающая зубами пасть да вытаращенные глазищи, да еще оставшаяся непривязанной одна конечность. Мелко семеня ножками и раскачивая свой визжащий груз, скамья деловито выбежала на середину комнаты и застыла посредине, вновь, скажем так, одеревенев. То есть не бегала она больше. Не прыгала и в драках не участвовала. Медведь плюхнулся на зад, шумно выдохнул, и шкура его пошла складками, будто сминаясь.

Дрожащими руками Хадамаха расправил на коленях обрывки прожженных и измочаленных в драке штанов.

– Говорил я тебе – не надо на завязочки ставить! – все еще переживая недавнее унижение – дрессированным обозвали, и кто! – сам, можно подумать, человек! – пробубнил Хадамаха. – Все равно одни лохмотья остались.

– Человек в лохмотьях штанов все-таки выглядит приличнее, чем человек совсем без штанов! – тяжело дыша и опираясь о стену, прохрипела Аякчан.

– А медведь в штанах на завязочках выглядит полным придурком – хоть для людей, хоть для медведей! – вполне по-медвежьи рявкнул Хадамаха. – И не надо мне тут говорить, что я и без того придурком выгляжу! – оскаливая внушительные желтоватые клыки, рыкнул он на открывшего было рот Хакмара. – Я вам не Донгар!

– Я только хотел спросить – а где Донгар? – несколько смущенно пробормотал южанин.

В воздухе раскрылось темное окно, остро пахнуло черными водами Великой реки – и в Средний мир торжественно вступил черный шаман. Полностью готовый. С расписным бубном в руках и в полном одеянии для камлания духам Нижнего мира: в медвежьей шапке с бубенцами и расшитом медвежьем плаще.

В горле Хадамахи вскипел глухой рык, а волосы на затылке встали дыбом. Невольно мальчишка припал на четвереньки и застыл так, клокоча горлом и раскачиваясь, как медведь на лапах. Теперь он понимал, почему, если верить Аякчан, тысячу Дней назад его сородичи и он сам – тогдашний он! – выступили с храмовницами против Черных!

Не замечая обуревающую Хадамаху ярость, нынешний Донгар уставился на дергающегося в путах Содани…

– Долго возились, однако! – с упреком выпалил он.

– Сам бы попробовал! – рявкнула на него Аякчан.

– Сейчас и попробую, – предвкушающе заявил шаман. – Но-но, не балуй мне тут! – и как потянувшегося за лакомством оленя, хлестко шлепнул ладонью по метнувшейся к нему паучьей лапе Содани. И принялся деловито расставлять вокруг скамьи курильницы.

– Что ты собираешься делать? – с любопытством спросил Хакмар, наблюдая, как, сосредоточенно бормоча под нос, черный шаман распределяет курильницы в ему лишь ведомом порядке да растягивает веревку вокруг скамьи с пленником. Донгар не ответил, кажется, даже не слышал. Откликнулась Аякчан:

– А что все Черные делают – правила нарушает! – Поглядела на непонимающую физиономию Хакмара и, неодобрительно поджимая губы, пояснила: – Как шаманы лечат – вытягивают из больного дух болезни в себя и в себе уже его душат. Или в предмет какой пересаживают, а тот – в Огонь… А этот… – она с некоторой даже брезгливостью кивнула на Донгара, – собирается сделать наоборот. Сперва взять духа в себя, а потом подсадить его в того… – она кивнула на привязанного Содани с еще большей брезгливостью. – Чтоб дух у него в мозгах покопался. Если там, конечно, есть мозги, – задумчиво добавила она, разглядывая приплюснутую головенку Содани.

Тварь, недавно то ли бывшая, то ли казавшаяся человеком, распахнула пасть, и сквозь мелкие зубы вырвалось шипение:

– Ничего вам не с-скажу!

– Разве я тебя о чем спрашиваю, однако, – откликнулся Черный. – Я вообще не с тобой разговариваю, я с духами разговариваю. – И отвернулся, как-то так, что сразу стало ясно – шаман уже не совсем здесь. И привязанный к лавке Содани для него значит не больше, чем сама лавка. Лицо шамана стало строгим и отрешенным. Он медленно поднял руки… В глазах Содани, красных Огненных глазах твари, впервые мелькнул страх.

– Эй, повернись ко мне! – длинная щелястая пасть была не слишком приспособлена для разговора, но в шипении твари все больше проглядывали человеческие интонации – раздраженные и испуганные. – Не смей отворачиваться, мальчишка, слышишь? – Содани снова отчаянно забился в стягивающих его путах. – Ты никто, ты меньше чем никто, а меня вся храмовая стража искать будет, все жрицы, меня даже С… – кажется, он начал заикаться – запнулся, начал снова: – Меня сама Снежная Королева искать будет!

Шаман ударил колотушкой в бубен и закружился:

– Восьминогое племя злых духов авахи, придите к своему родственнику, раскройте передо мной все удобные проходы, даруйте мне силу спеть проникновенную песню…

Трясясь, как во внезапном припадке, так, что края накинутой на плечи медвежьей шкуры вихлялись и подпрыгивали, Донгар пошел сквозь исходящий от курильниц серый дым. Дымные султанчики всплывали к потолку, искривлялись, стлались к земле…

За спиной у Донгара струйки дыма начали складываться в жутковатую фигуру с огромной, как бочка, головой, пузатым туловищем и восемью ногами. С каждым ударом бубна слепленная из дыма фигура становилась плотнее – на гладкой, без лица и волос голове вспыхнули две светящиеся точки. И уперлись в затылок шамана пристальным недобрым взглядом. Две дымные струйки торопливо прилепились к бесформенным плечам, начали вытягиваться, вытягиваться, превращаясь в две хищные клешни.

– Медведь, мой медведь, ты большой, ты сильный, охраняй меня сзади от созданий Нижней земли…

Уже готовые впиться шаману в затылок клешни замерли. Слепленное из дыма восьминогое создание судорожно тянулось, тянулось… клешни бессильно щелкали, судорожно скребли по невидимой преграде между ним и шаманом.

– Бдительно прислушивайся спереди! – шаман резко повернулся на носках, оказавшись лицом к лицу с жутким созданием. Морда медведя на его шапке вдруг оскалила зубы и, распахнув пасть, грозно рявкнула на растопырившую лапы дымную тварь. Дым испуганно отпрянул. Пустые глазницы медведя наполнились живым светом, и он лихо подмигнул своему обалдевшему живому сородичу.

– Повинуйся мне, людям Средней земли не причиняй несчастий! – крикнул Донгар и, прыгнув вперед, огрел тварь колотушкой по голове. Дымное облако распалось, оставшееся без головы существо присело и заверещало.

– Делай, что я велю! – рявкнул шаман.

На ходу «стягивая» дымную голову обратно и оставляя позади себя серые клубящиеся завитки, существо попыталось метнуться в сторону.

Вырезанное на рукояти колотушки мужское лицо вдруг ожило.

– Д-делай к-как ш-шаман сказал, не то еще от себя д-добавлю! – склочным заикающимся голосом заорало оно.