Свинцовый шторм - Корнуэлл Бернард - Страница 66

А я молился о том, чтобы скорее добраться до дому. Существует распространенное заблуждение, что плавание под парусами — это сплошное удовольствие: счастливые друзья на белоснежной палубе, легкий ветерок да сверкающая морская гладь с пикантным волнением в четыре балла. Бывает и так, но чаще всего это воплощенная мука: секущий ливень, непроницаемая завеса тумана, холод и голод. Под равнодушным небом — угрюмое море. А когда в конце концов вас постигает неудача, тогда единственным утешением служит мысль о том, что вы сами, по собственной воле, пошли на эти мучения.

И вот, страдая, как грешник в аду, я плыл на север. Минут пятнадцать мне пришлось повозиться с приливными течениями, чтобы удержать курс, затем я безрезультатно попытался вдохнуть жизнь в мотор. Я вскрыл топливную систему и попробовал еще раз — двигатель не заводился. Оставив его в покое, я прибрался в каюте и принялся за мытье палубы, попутно внушая себе, что не стоит расстраиваться, если по приезде в Девон никакой Анжелы там не окажется. Я убеждал себя, что у нас с ней разное будущее. Я твердил, как заклинание, что мне абсолютно все равно, ждет она меня в доме Беннистера или нет.

В самый разгар моей деятельности сначала как бы неохотно, а потом все сильнее и сильнее пробежал по воде ветер, и ванты с левого борта заскрипели. Я бросил швабру и схватился за руль. Прислушиваясь к усиливающимся ударам о корпус яхты, я чувствовал, как одновременно с ветром во мне нарастает волнение — ведь Анжела все-таки могла меня ждать. Мне было все равно... Нет, мне было совсем не все равно!

Уже наступил день, когда я миновал Калфстоун. О корпус звякнул сигнальный буй. Ветер дул порывистый и достаточно сильный, чтобы я смог проплыть по реке и обогнуть мыс.

И там, на террасе над рекой, перед пустым домом, меня ждала Анжела.

Она плакала. На ней были джинсы и свитер, а волосы она заплела в длинную косу, достающую ей до талии.

Заметив меня, Анжела попыталась взять себя в руки:

— Да, не лучшее начало семейной жизни...

Скорее, ее конец, подумал я, но вслух ничего не сказал.

Ей нужно было выговориться, но я слишком замерз и проголодался, чтобы быть внимательным слушателем. Состряпав себе яичницу с беконом, кофе и тосты, я съел все это прямо на кухне. Анжела сидела напротив, и я заметил, что к бриллиантовому кольцу на том же пальце добавилось еще массивное обручальное кольцо. Она была в полнейшем отчаянии:

— Я же пыталась поговорить с ним...

— ...но он не слушал, — закончил я за нее.

— Он считает, что все это — твои уловки, потому что ты желаешь ему поражения. — Она то вскакивала, то снова садилась. Я видел, что Анжела растеряна, и понимал ее состояние — в конце концов, то, что ее муж плывет навстречу гибели, она знала только с моих слов да со слов Мики Хардинга.

Периодически он возвращалась к мысли, что все это — выдумка. Пока я ел, я дал ей выговориться. Она рассказала, что Беннистер полностью уверен в победе и как он был счастлив, когда она согласилась выйти за него замуж. Анжела говорила о новых программах, которые Беннистер намеревался сделать в этом сезоне, рассказывала, как они вместе обсуждали планы на будущее, а поскольку это будущее было сейчас под угрозой, оно казалось ей еще ярче и благословеннее.

— Скажи мне, что это неправда. — Она имела в виду угрозы Кассули.

— Насколько мне известно, это правда.

И вдруг она со злостью затрясла головой.

— Как эти подонки посмели обвинить его в гибели Надежны?

— Возможно, сами они в это верят.

— Но это не он! Не он!

— Ты так уверена?

— Ради Бога! — Анжела еще больше разозлилась. — По-твоему, я вышла бы за него замуж, зная, что он убил ее?

— А почему ты вышла за него замуж?

Она снова взяла сигарету. С тех пор, как мы с ней встретились на террасе, Анжела курила их одну за одной.

— Потому что я люблю его, — с вызовом ответила она.

— Отлично, — попытался я скрыть разочарование.

— А еще потому, — продолжала Анжела, — что мы с ним хорошо подходим друг другу. Я могла бы дать ему уверенность, которой ему так недостает, а он мне — надежность, о которой я мечтаю всю свою сознательную жизнь.

— Отлично, — повторил я.

— И потому, — добавила она отчаянно, — что я не могу выйти замуж за тебя.

Я улыбнулся.

— Я не перспективен?

— Ты попал в точку. — Это прозвучало как обвинение.

— Я работал. По-настоящему работал. Я пилил, строгал, и мне платили за это. Немного, правда, но, как видишь, я закончил яхту. У меня нет только радара-отражателя и фашин... Ну, может, еще каких-то мелочей.

— Ты нашел себе девушку?

У меня отвисла челюсть, ибо чего-чего, а уж ревности я от Анжелы никак не ожидал.

— Нет. Я все время пялился на твои газетные фотографии. Одну я вырезал, подержал ее у себя минут десять и выбросил. Пару раз я напивался.

Анжела улыбнулась. То была первая ее улыбка, предназначенная лично мне.

— А я не могла дождаться прогона, чтобы увидеть тебя хотя бы на пленке. Знаешь, я приходила в монтажную и прокручивала роман с твоей ужасной физиономией. — Анжела засмеялась. — Ты испортил фильм, который мне дорог, Ник Сендмен.

— Прости.

— Нет, нет, не надо. — Она сделала протестующий жест. — Я ведь уже отошла от дел, не так ли? Я же дала Тони обещание — никакого телевидения. — Она взглянула на часы. — Где он сейчас? У Южной Ирландии?

— Да.

Анжела опять начала очень тихо плакать.

— Он не может пойти на попятную, да? Ведь за ним все время следит камера. Он должен быть большим и смелым. Господи, ну почему мужчины такие глупые? — Она высморкалась. — Включая и тебя, Ник Сендмен. Что ты собираешься теперь делать?

Я пожал плечами.

— Я собираюсь загрузить на «Сикоракс» провизию. Поеду в город, зайду в банк и потрачу уйму денег на всякую жратву. После этого с завтрашней приливной волной я уйду в море. Я сделаю промежуточную остановку в Ушанте, а оттуда возьму курс на Азоры.

Анжела нахмурилась.

— И это все?

— А ты думаешь, я буду полагаться на ленточку от своей медали?

Она слегка улыбнулась.

— А меня постоянно укачивает.

— Золотая рыбка, страдающая морской болезнью.

Она засмеялась.

— Золотые рыбки — нет!

— Правда, правда! Если ты скормишь им свои таблетки, они тут же заболеют морской болезнью. — Я долил себе остатки кофе. — Вообще-то я не возражал бы против кошки.

— Кошки? — удивилась Анжела.

— Я всегда любил кошек, — объяснил я, — а в тебе есть что-то кошачье.

Она уставилась в стол. Мы немного расслабились, но все ее мысли по-прежнему оставались с «Уайлдтреком».

— Я уже собиралась звонить береговой полиции. Но это ведь ничего не даст?

— Конечно не даст. Они только посмеются.

— Я еще раз говорила с ним по радиотелефону, но он только еще больше разозлился. Тони вбил себе в голову, что я хочу лишить его триумфа. А еще два раза к телефону подходил Фанни.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Мы сделали, что могли, и теперь остается только молиться.

Анжела уныло смотрела на меня.

— Может, мне поехать в Канаду?

Я улыбнулся.

— Зачем?

— Попытаюсь еще раз остановить его. Я могу поехать со съемочной группой.

— И что ты сделаешь? Привяжешь его? А как твоя съемочная группа собирается его искать? Я знаю, они держат связь по радио, но ты знаешь, какой в тех местах туман? А если «Уайлдтрек» пройдет Канаду ночью? Тогда что ты будешь делать? Посадишь им на палубу вертолет с камерой? И как ты надеешься убедить его сейчас, если не смогла сделать этого раньше? — Тут я заметил, что мои пессимистические аргументы не доходят до ее сознания. — Прости. Может, тебе и стоит попробовать. Лучше хоть что-то делать, чем сидеть сложа руки.

— Тони может просто не добраться до поворота. Только Господь это знает.

— Он дойдет до Сен-Пьера, — сказал я.

— Ты думаешь? — Ее озадачила моя уверенность.

Я сосредоточился, припоминая наш диалог с Кассули. Джилл-Бет не касалась деталей, когда нашу беседу записывали на магнитофон, но Кассули, теперь я точно вспомнил, хотел, чтобы я повел яхту по определенному маршруту именно на обратном пути.