В объятиях смерти - Корнуэлл Патрисия - Страница 59

— Итак, чем я могу быть вам полезен? — спросил он сразу же, как только сел на стул.

— Дополнительной информацией, — ответила я.

— Разумеется, но должен признаться, доктор Скарпетта, — продолжал он так, как будто Марино не было в комнате, — не вижу, что еще я мог бы рассказать вам об Эле Ханте, что было бы полезным в вашем расследовании. Вы ведь смотрели его историю болезни, и я рассказал вам все, что помнил...

Марино оборвал его:

— Да, ну что ж, мы здесь для того, чтобы немного освежить вашу память, — сказал он, доставая сигареты. — И мы интересуемся не только Элом Хантом.

— Я не понимаю.

— Нас гораздо больше интересует его приятель, — объяснил Марино.

— Приятель? -Доктор Мастерсон бросил на него холодный оценивающий взгляд.

— Имя Френки вызывает у вас какие-нибудь ассоциации?

Доктор Мастерсон принялся протирать свои очки, и я решила, что это его любимая уловка, позволяющая выиграть время для размышления.

— Когда здесь находился Эл Хант, у вас был еще один пациент — мальчик по имени Френки, — добавил Марино.

— К сожалению, не припоминаю.

— Сожалейте о чем хотите, док, но вам придется рассказать нам, кто такой Френки.

— В «Вальгалле» всегда очень много пациентов, не менее трехсот, лейтенант, — ответил доктор Мастерсон, — я просто не в состоянии запомнить каждого, особенно, тех, кто находился здесь недолго.

— То есть, вы хотите сказать, что пациент Френки находился здесь недолго? — сказал Марино.

Доктор Мастерсон протянул руку за своей трубкой. Он допустил явный промах, и в его глазах я заметила раздражение.

— Ничего подобного я вам не говорил, лейтенант. — Он принялся медленно утрамбовывать в трубке табак. — Но если вы дадите мне немного больше информации об этом пациенте, молодом человеке, которого вы называете Френки, возможно, у меня и появится хотя бы слабый проблеск. Вы можете рассказать о нем что-нибудь еще, кроме того, что он «мальчик»?

Я решила вмешаться:

— Очевидно, у Эла Ханта в то время, когда он находился здесь, был друг, некто, кого он называл Френки. Эл упоминал о нем во время разговора со мной. Нам кажется, что этот человек первое время, после приема в больницу, содержался в Бэкхолле, а затем был переведен на другой этаж, где мог познакомиться с Элом. По описанию, Френки — высокий, стройный, темноволосый. Кроме того, он любил вязать — увлечение довольно нетипичное для пациентов-мужчин, я думаю.

— Все это вам рассказал Эл Хант? — спросил доктор Мастерсон безо всякого выражения.

— Кроме того, Френки был фанатично аккуратен, — уклонилась я от ответа на его вопрос.

— Боюсь, что любовь к вязанию не совсем то, что могло бы привлечь мое внимание, — прокомментировал он, снова зажигая трубку.

— Кроме того, в состоянии стресса он, возможно, заикался, — добавила я, сдерживая раздражение.

— Хм-м. Видимо, это кто-то со спастической дисфонией в дифференциальном диагнозе. Может быть, именно с этого и начнем...

— Вам нужно начать с того, что прекратить заниматься ерундой, — грубо вмешался Марино.

— Вот как, лейтенант? — Доктор Мастерсон снисходительно улыбнулся. — Ваша враждебность не обоснованна.

— Это вы у меня в подвешенном состоянии, и стоит мне захотеть, я вас в одну минуту обосную — наложу на вас судебное распоряжение и привлеку вашу задницу к ответственности, чтобы засадить в тюрьму за соучастие в убийстве. Как это звучит? — Марино свирепо уставился на него.

— С меня уже вполне достаточно вашей наглости, — ответил доктор Мастерсон с раздражающим спокойствием. — Я не люблю, когда мне угрожают. Я на это плохо реагирую, лейтенант.

— А я плохо реагирую на тех, кто тратит мое время попусту, — парировал Марино.

— Кто такой Френки? — снова попыталась я вернуться к теме разговора.

— Уверяю вас, что не могу сказать без подготовки, — ответил доктор Мастерсон. — Если вы будете так добры, что подождете несколько минут, я схожу посмотрю, что можно извлечь из нашего компьютера.

— Спасибо, — сказала я, — мы подождем.

Едва психиатр вышел за дверь, как Марино тут же понес:

— Что за мешок с дерьмом?

— Марино, — сказала я устало.

— Не похоже, чтобы это заведение было переполнено детьми. Могу поспорить, что семидесяти пяти процентам пациентов здесь перевалило за шестьдесят. Ты же понимаешь, что молодые люди должны задерживаться в памяти, верно? Он чертовски хорошо знает, кто такой Френки, и, возможно, даже мог бы нам сказать размер ботинок негодяя.

— Возможно.

— Что значит «возможно»? Я тебе говорю, что парень попусту тянет кота за хвост.

— И он будет продолжать это делать до тех пор, пока ты, Марино, грубишь ему.

— Вот дерьмо! — Он встал, подошел к окну позади стола доктора Мастерсона и, раздвинув занавески, уставился в окно, за которым было уже позднее утро. — Я ненавижу, когда кто-то мне врет. Клянусь Богом, если он меня доведет, я засажу его задницу. Чертовы психолекари! Их пациентом может быть Джек Потрошитель, и им до лампочки. Они будут продолжать тебе врать, укладывать зверя в постель и кормить его с ложечки куриным бульоном, как будто он — сама Америка. — Он помолчал, а затем пробормотал, ни к селу, ни к городу: — По крайней мере, снег прекратился.

Дождавшись, пока Марино снова сел, я сказала:

— Думаю, угрохать ему обвинением в соучастии в убийстве было чересчур.

— Но это заставало его быть внимательнее, не так ли?

— Дай ему шанс сохранить лицо, Марино.

Он курил, угрюмо уставившись в занавешенное окно.

— Я думаю, теперь он уже понял, что помочь нам — в его же интересах.

— Да, но не в моих интересах сидеть здесь и играть с ним в кошки-мышки. Даже сейчас, когда мы сидим и болтаем, псах Френки разгуливает на свободе и вынашивает свои сумасшедшие мысли, которые тикают, как чертова бомба, готовая вот-вот рвануть.

Я вспомнила свой тихий дом в тихом районе, медальон Кери Харпера, висящий на ручке моей двери, и шепчущий голос на моем автоответчике: «У тебя действительно светлые волосы, или ты обесцвечиваешь их?..» Как странно. Я ломала голову над этим странным вопросом. Почему это имеет для него значение?

— Если Френки — наш убийца, — тихо сказала я, глубоко вздохнув, — то я не могу себе представить, какая может быть связь между Спарацино и этими убийствами.

— Посмотрим, — пробормотал Марино, зажигая сигарету и мрачно глядя на закрытую дверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не перестаю удивляться тому, как одно обстоятельство оказывается связанным с другим, — ответил он загадочно.

— О чем ты? Какое обстоятельство, Марино?

Он взглянул на часы и выругался:

— Куда, черт побери, он пропал? Отправился обедать?

— Надеюсь, он ищет историю болезни Френки.

— Да. И я надеюсь.

— Что это за обстоятельства, которые оказываются связанными с другими? — снова спросила я. — Не мог бы ты выражаться более конкретно?

— Давай посмотрим на все это с такой точки зрения, — предложил Марино. — У меня есть совершенно отчетливое ощущение, что если бы не эта проклятая книга, которую писала Берил, все трое были бы сейчас живы. И Хант, скорее всего, тоже все еще здравствовал бы.

— Я в этом не уверена.

— Ну конечно, нет. Ты всегда так чертовски объективна. Это мое мнение, о'кей? — Он посмотрел на меня и потер усталые глаза. Его лицо раскраснелось. — У меня такое ощущение, договорились? И оно подсказывает мне, что между убийцей и Берил изначально существовало связующее звено: Спарацино и книга. А затем одно обстоятельство привело к другому. Дальше псих убивает Харпера. Потом мисс Харпер проглатывает достаточно таблеток, чтобы свалить лошадь, так что ей не надо больше слоняться в одиночестве по ее громадному жилищу, в то время как рак сжирает ее заживо. И Хант вешается на балке в своих дурацких трусах.

Перед моим мысленным взором проплыло оранжевое волокно со странным сечением в виде трехлистника клевера, вслед за ним рукопись Берил, Спарацино, Джеб Прайс, голливудский сынок сенатора Патина, миссис Мактигю и Марк. Они были конечностями и связками одного тела, которое я не могла собрать воедино. Каким-то необъяснимым образом люди и события, не имеющие отношения друг к другу, как по волшебству замыкались на Френки. Марино был прав. Одно обстоятельство всегда оказывается связанным с другим. Убийство никогда не возникает на пустом месте. Впрочем, это касается вообще всего дурного.