Обретенный май - Ветрова Мария - Страница 37

— Видите ли, люди, в чью обязанность входило изъятие, были очень близкими друзьями мужа. Его смерть потрясла их не меньше, чем меня… Не исключено, что о пистолете в суете просто забыли… Все они, кстати, уже мертвы и для служебных взысканий недосягаемы, — генеральша горько усмехнулась и отвернулась к окну.

— Вы не закончили свою мысль, — напомнила Калинкина.

— Ах, да… Но ведь и так ясно, что убить его мог кто угодно, если убитый был шантажистом, верно? Совсем не обязательно мы. Так что эта трагедия для нас скорее внутрисемейная, если учесть пошатнувшийся брак моего сына.

Внезапно мелькнувшая мысль заставила Калинкину непроизвольно выдержать паузу, прежде чем вновь заговорить. Собственно говоря, это была не мысль даже, а что-то вроде столь несвойственного ей эмоционального порыва. Тем не менее колебалась она достаточно долго, чтобы Нина Владимировна, удивленная молчанием Ани, деликатно кашлянула.

— Простите. — Калинкина почувствовала, что слегка розовеет под пристальным взглядом генеральши, и приняла все-таки решение, не вполне отдавая себе отчет в том, для чего это делает. — Знаете, я подумала…

— Да?..

— Я подумала, что как глава семьи, словом… При условии, что об этом не узнает никто, включая вашу преданную домработницу, я могу сообщить вам, о каком документе идет речь. Чтобы вы поняли, почему мы, как вы выразились, повели себя словно шантажисты… Могу я рассчитывать на ваше молчание, по меньшей мере до завершения следствия?

— Вы мне доверяете настолько, чтобы это сказать?

— Да, если, конечно, вы дадите слово, касающееся всех, в том числе, подчеркиваю…

— Да-да, Нюси, я поняла… — Нина Владимировна помолчала, что-то обдумывая, слегка сдвинув тонкие, все еще красивые брови. И наконец кивнула головой. — Я готова дать вам это слово, я вас слушаю…

19

— У господина Лоскина в день убийства очень удачно случился юбилей: двадцать пять лет на ниве правосудия. — Павел усмехнулся и покачал головой. — Так что, Анна Алексеевна, опять тупичок'с… Праздновали чуть ли не до утра, и если наш юбиляр, скажем, покидал празднество в интересующее нас время, вряд ли кто-либо из приглашенных это заметил, поскольку отмечать начали в девятнадцать ноль-ноль… Это все.

— Что с опросом соседей на Беличьей Горе?

— Ни шатко ни валко: сторож на въезде вроде бы видел чужую «вольво» цвета «металлик». Но в интересующий нас вечер или в какой другой, точно сказать не в состоянии, поскольку подвержен неумеренным и систематическим возлияниям, и доверять его показаниям нельзя. Из ближайших к особняку Любомира въехать успела только одна семья, остальные пока что в городе, бывают на даче исключительно по выходным. Что касается будних дней, в числах тоже путаются — я имею в виду въехавших дачников.

— Действительно хило… — Аня вздохнула и задумалась.

Ребров нерешительно посмотрел на Калинкину.

— Слушай, а может, и впрямь сама старушенция его пришила? А?..

— Вряд ли… — Анна вздохнула. — Хотя — кто знает? Когда я ей в разговоре намекнула, что, в сущности, у нее нет ни алиби, ни любого другого подтверждения слов о пропаже пистолета, она только бровки свои округлила и посмотрела на меня, знаешь, с какой-то даже жалостью… Оправдываться не сочла нужным, только напомнила, что отсутствие пистолета на месте обнаружилось в присутствии домработницы… И, вообрази себе, улыбнулась. Либо в ней пропала гениальная актриса, либо говорит правду. Ну а вешать на старуху труп только потому, что все остальные члены этой семейки сумели запастись алиби, как ты знаешь, не в моих правилах…

Калинкина немного поколебалась и, бросив на Павла короткий, быстрый взгляд, все-таки решилась:

— Послушай, Ребров… Можешь думать обо мне что угодно, но я рассказала генеральше про пацана… И нечего на меня смотреть такими глазами! Мне нужно было получить ее реакцию, ясно? Ну не могу я понять, хоть убей, как она на самом деле относится не только к невесткам, но даже к собственным сыновьям! А если она действительно убийца, без этого мотив не нащупать никогда, понятно?

— Ну и как? — ядовито спросил Ребров. — Нащупала?

— Если бы! — Калинкина махнула рукой. — Вообще-то она была потрясена и ни о чем таком конечно же не подозревала… Ну молчала, наверное, минуты три и глядела на меня во все глаза, после чего только и сказала: «Вот, значит, как?»

— И все?

— Нет. Потом поблагодарила меня…

— Здорово, — проронил Павел. — Просто класс… Впрочем, не нам наше же начальство судить… Биографию Марии Александровны ты ей тоже изложила? Я имею в виду — не кондитерскую, а раньше?

— Нет, конечно! А ведь старуха даже не знала, что ее невестка детдомовская, ну, я это ей тоже сказала… Больше ничего.

— Ну хоть тут хватило ума… Хочешь правду?

— Жми, — Калинкина отвела глаза.

— Не ожидал, что ты способна на бабские поступки.

Аня вспыхнула и сердито посмотрела на Реброва.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе эта Маша Панина сразу поперек глотки стала, вот что! Простая девка, бывшая проститутка, без роду, без племени, да к тому же еще с ребенком, и в такую семейку влезла…

— Ты… Хочешь сказать, что я этой дешевке, этой бывшей проститутке позавидовала?!

— А кто вас, баб, знает, как это на вашем наречии зовется! — Ребров встал и шагнул в сторону двери. — Но уж учинить какую-либо пакость ни единого шанса не упустите… А ты не подумала о том, что если, вопреки здравому смыслу, убийца все-таки старуха — мальчишка в данный момент в опасности! — На скулах Павла перекатывались желваки, на свою начальницу он смотрел зло и осуждающе. — А вдруг она ради сыновнего благополучия… Ладно, хоть и не велик шанс, а все же имеется… Пока, я поехал.

Некоторое время Анна Алексеевна Калинкина безмолвно смотрела на захлопнувшуюся за Ребровым дверь, потом, издав легкий стон, словно ее внезапно одолела зубная боль, закрыла лицо руками. «Господи, — пробормотала Аня, — Господи, до чего ж мне плохо…» Просидев в такой позе минут пять, она наконец овладела собой и, придвинув телефонный аппарат, набрала номер Панинского особняка.

— Да? — Калинкина узнала Нюсю по голосу и попросила позвать к аппарату хозяйку. — Нет их никого. — Нюся горестно вздохнула по ту сторону провода. — Ни Нины Владимировны, ни Эльвиры Сергеевны, ни Евгения Константиновича, ни Владимира Константиновича… Все в город уехали и будут только к вечеру.

— Это Калинкина беспокоит, — Аня поняла, что Нюся ее по голосу не узнала.

— Так они ведь к вам же и поехали! — теперь в голосе домработницы звучало удивление. — Вроде бы вы их вызывали…

— Я вызывала только Эльвиру Сергеевну.

— Так я и знала, что Нина Владимировна меня обманула! — возмутилась Нюся. — Ну надо же… Разве с ее здоровьем можно вот так, по жаре?.. Теперь точно разболеется, помяните мое слово! Чего доброго, опять сляжет… Ах ты Господи!..

Нюся причитала по ту сторону провода то ли от беспокойства за хозяйку, то ли от обиды, что той удалось обвести свою преданную подругу вокруг пальца. Ради чего? Возможно, хочет дать какие-то новые показания?..

Аня торопливо распрощалась с расстроенной Нюсей, положила трубку и посмотрела на круглые настенные часы, висевшие напротив ее стола. Половина двенадцатого… Через полчаса Эльвира Сергеевна должна быть здесь, судя по всему, в обществе своей свекрови. А возможно, и мужчин тоже, и капитан Калинкина получит ответы хотя бы на часть своих вопросов.

Лесная, но довольно хорошо укатанная дорога наконец кончилась, и Ребров, свернув направо, заглушил движок, удачно припарковавшись в самом конце довольно просторной площадки перед чистеньким розовым корпусом в два этажа, окруженным с трех сторон густым, почти нетронутым лесом. Кроме его «канарейки», невдалеке стояли еще две или три машины, но внимание Павла они не привлекли. Он был здесь уже во второй раз, и так же, как тогда, его моментально окутало какое-то чувство особой умиротворенности и тишины, словно на тысячи километров вокруг не было ничего, кроме аккуратно оштукатуренного дома и пронизанной солнечными лучами свежей листвы майского леса.