Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия - Страница 13

Я приехал около двух. Мне сразу бросилось в глаза, что в окнах нет света. Я решил, что Лори уже спит. У нее очень напряженный график... был. Полсуток на работе, сутки дома. Кто такое выдержит? А в эту пятницу она работала до полуночи, субботу, то есть сегодня, должна была отдыхать... Завтра она заступала на дежурство в полночь – и до двенадцати дня в понедельник. Вторник – выходной, среда – дежурство с полудня до полуночи. И так все время.

Я сам открыл дверь и включил свет в гостиной. Все выглядело как всегда. И знаете, хоть у меня в тот момент еще не было причин волноваться, я отметил, что свет в холле выключен. Лори оставляла свет для меня, потому что я всегда сразу шел в спальню. И если Лори не чувствовала себя совершенно разбитой – а это редко бывало, – мы сидели на кровати, пили вино, разговаривали почти до утра, а потом спали до обеда.

В спальне меня сразу же что-то насторожило. Темно было, хоть глаз коли, но я все равно почувствовал неладное. Так животные чуют. И еще мне казалось, что в спальне повис какой-то странный запах. Я не мог его опознать, и это только еще больше смутило меня.

Марино: Что за запах?

Молчание.

Петерсен: Я пытаюсь вспомнить. Запах был слабый, едва уловимый, но все-таки он был и смущал меня. Неприятный такой, похожий на аромат гнилых фруктов. Я не мог взять в толк, откуда он появился.

Марино: Похож на запах пота или спермы?

Петерсен: Похож, да. Но это было что-то другое. Более сладкое, более противное. Причем этот запах сразу бил в ноздри.

Беккер: А раньше вы что-нибудь подобное нюхали?

Пауза.

Петерсен: Нет. Кажется, нет. Запах был очень слабый, хотя, может, я его так явственно почувствовал потому, что в первый момент ничего не видел и не слышал. У меня из всех чувств работало только обоняние, и запах сразу ударил по нервам. И я подумал... ну, то есть не подумал, конечно, это все произошло очень быстро, только в голове на мгновение мелькнуло: наверное, Лори что-то ела уже в постели. Что-то сладкое, вроде вафель с сиропом или оладий. Мне даже пришло в голову, что ее стошнило: она часто ходила в третьесортные забегаловки и покупала всякую жирную дрянь – могла отравиться. Лори, когда нервничала, начинала есть что попало. А когда я стал ездить в Шарлоттсвилл, она распустилась, постоянно ела сладкое и сильно располнела... (Петерсен едва сдерживал рыдания.) Запах был тошнотворный, будто Лори весь день пролежала в постели с отравлением. Я еще надеялся, что именно поэтому и свет не горел.

Тишина.

Марино: Мэтт, продолжайте.

Петерсен: Я постепенно привык к темноте, но не верил своим глазам. Я разглядел кровать, но не мог поверить, что это наша с Лори кровать, потому что покрывало так странно свисало. И тут я увидел Лори. Она лежала в этой ужасной позе совсем голая. Я сразу все понял сердцем, а вот в голове страшная правда еще не укладывалась. Я включил свет, и последняя надежда исчезла. Я выл, но не слышал собственного голоса, как будто вой бился в черепной коробке и не мог вырваться наружу. Мне казалось, что у меня сейчас голова лопнет и мозги брызнут во все стороны. На простыне была кровь, из носа и рта у Лори еще текла кровь. А потом я увидел ее лицо. Я не мог поверить, что у человека вообще может быть такое лицо. Будто маска. Будто издевательская гримаса судьбы...

Марино: Мэтт, а что вы сделали, когда увидели вашу жену? Вы к ней прикасались? Вы трогали что-нибудь в спальне?

Петерсен (лишь через несколько минут): Нет, то есть да. Я прикасался к ней. Бессознательно. Я просто коснулся ее плеча, ее руки. Может быть, я обнимал Лори, не помню. Она была теплая. Я хотел прощупать пульс и не смог найти запястья. Потому что руки у нее были связаны за спиной и она на них лежала. Тогда я стал искать пульс на шее и нащупал удавку. Кажется, я прикладывал ухо к ее груди, чтобы услышать сердце. Я знал, понимаете, знал, что она мертва, однако еще на что-то надеялся. Я отказывался понимать, что ничего не поправишь, хотя ее вид не вызывал сомнений в том, что она мертвая. Я побежал на кухню. Я не помню, чтб говорил по телефону, не помню даже, как набирал 911. Но знаю, что позвонил в полицию. А потом я ходил по дому, просто ходил из спальни в коридор и обратно. Я прислонялся к стене и плакал и говорил с Лори. Я разговаривал с Лори, пока не приехала полиция. Я просил ее не умирать. Понимаете, я подходил к кровати и просил ее не умирать, а сам все прислушивался, не идет ли кто. Этому не было конца...

Марино: Вы не пытались развязать провода? Вы вообще прикасались к проводам или еще к чему-нибудь? Можете вспомнить?

Петерсен: Нет, то есть не могу вспомнить. Нет, кажется, не прикасался. Что-то меня останавливало. Я хотел накрыть Лори, но мне как будто кто-то сказал: "Не делай этого, это помешает полиции.

Марино: У вас есть нож?

Молчание.

Марино: Нож, Мэтт. Мы нашли походный нож с точильным камнем на ножнах и компасом, вмонтированным в рукоятку. Это ваш?

Петерсен (в замешательстве): Ах нож... Да, это мой. Я его купил несколько лет назад. Заказал по почте за пять долларов девяносто пять центов или около того. Одно время я часто выезжал на природу и тогда им пользовался. Там в рукоятке леска и спички...

Марино: Где вы последний раз видели нож?

Петерсен: На столе. Лори, кажется, вскрывала им письма. По крайней мере последние несколько месяцев нож валялся на столе. Может, Лори чувствовала себя увереннее, если нож был под рукой – ну, когда ночевала одна. Я ей предлагал завести собаку, но у нее аллергия... была...

Марино: Если я вас правильно понял, последний раз вы видели нож на столе. То есть в прошлые выходные, когда вы меняли москитную сетку в ванной, нож лежал на виду?

Молчание.

Марино: А вы, случайно, не знаете, зачем вашей жене было убирать нож, например, запихивать его в комод? Она когда-нибудь раньше так поступала?

Петерсен: Кажется, нет. Нож все время был на столе, возле лампы.

Марино: В таком случае объясните, как нож оказался в ящике комода, под свитерами, рядом с коробкой с презервативами. В вашем ящике, кстати сказать.

Молчание.

Петерсен: Не знаю. А вы его именно там нашли?

Марино: Именно там.

Петерсен: Насчет презервативов. Они там сто лет лежат. (Нервный, задыхающийся смешок.) Я их покупал еще до того, как Лори стала принимать противозачаточные таблетки.

Марино: А вы в этом уверены? Я имею в виду, вы использовали презервативы только с вашей женой?

Петерсен: Разумеется. Лори стала принимать гормональные где-то через три месяца после свадьбы. А поженились мы как раз перед тем, как сюда переехать. Еще и двух лет не прошло.

Марино: Мэтт, поймите меня правильно. Я должен задать вам несколько вопросов личного характера. Не подумайте, что я хочу поставить вас в неловкое положение. У меня свои причины. Мы должны кое-что выяснить, для вашей же пользы. Договорились?

Марино (щелкая зажигалкой): Значит, договорились. Итак, презервативы. Скажите, Мэтт, у вас были женщины на стороне?

Петерсен: Да как вы можете?!

Марино: Новы ведь целую неделю проводили без жены. Я бы на вашем месте не выдержал.

Петерсен: А я на своем выдерживал. Мне никто, кроме Лори, не был нужен.

Марино: Может, у вас были отношения с какой-нибудь актрисой из вашей труппы?

Петерсен: Да нет же!

Марино: Что вы так бурно реагируете? Все мы люди, все мы человеки. А вам, наверное, женщины сами на шею вешаются – с вашей-то внешностью. Да вам сам Бог велел завести интрижку. Каждый, как говорится, "имеет право на лево". Но если вы с кем-то встречались, вы должны нам обо всем рассказать. Возможно, тут какая-то связь.

Петерсен (чуть слышно): Я же вам сказал, у меня никого не было, кроме Лори. И никакой тут связи нет, если только вы не собираетесь обвинить во всем меня.

Беккер: Мэтт, никто вас ни в чем не обвиняет.

Раздался скрежет: возможно, передвинули пепельницу.

Марино: Когда последний раз вы занимались сексом со своей женой?