Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович - Страница 51

Вот и в это утро вместо будильника меня разбудил телефонный звонок. Я глянул на часы и выругался — спать еще можно было целых полчаса. Выслушав дежурного по РОВД — при тушении пожара обнаружено два обгоревших трупа, — стал собираться. В машине было пусто, и мы с милицейским водителем быстро добрались до места на окраине города. Там меня уже ждал следователь. Едва я открыл дверку, как он, ни слова не говоря, протянул мне «белую метку», на одной стороне которой четко вырисовывались две золотистые буквы, и, сплюнув на мартовский ледок, он сказал:

— Мы с тобой ошиблись, дружище! Следующим оказался не выстрел снайпера, а банальный пожар с трупами.

— Пошли смотреть? Кто эти двое несчастных?

— Двое? Как бы не так! Их не менее восьми… а полчаса назад их было только трое, — печально произнес следователь, — пожарные еще работают, так что могут и еще… нарыть! В общем, дело обстояло так, — сказал он уже другим, деловым голосом, — пожар начался в 4 часа утра, когда задул утренний ветерок. От этого огонь быстро перекинулся на соседние дома… Короче, сгорело 13 домов, в которых компактно проживали цыганские семьи.

— А при чем здесь белая визитка?

— А вот минут за десять до твоего приезда майор раскопал свидетелей, которые сообщили, что одновременно загорелись 5 домов — практически секунда в секунду, а вот на остальные дома огонь действительно перекинулся.

— Постой, ты хочешь сказать, что это поджог?

— Да… и хорошо организованный.

— Не понял, а на фига этому… ББ жечь дома?

— Темнота, — грустно сказал мой друг, — ты что, забыл, куда приехал? Здесь же сплошь цыгане живут! — И я все понял. Цыганские семьи в то время перестали продавать подпольную водку и переключились на наркотики, ставшие для всех немаленькой проблемой.

— Да, да, да, — пробормотал я, — и привлечь никого не могут, насколько я знаю! Так? — спросил я.

— Именно! Покровители в высоких коридорах имеются.

— В том числе и в милицейских? — спросил я.

Эдик усмехнулся и спросил:

— Теперь понял, почему «белая метка»? И все, хватит болтать, пошли работать…

— Я не буду, коллеги, описывать все особенности работы экспертов в случаях массовой гибели людей. Кто участвовал, тот знает, а кто нет — и лучше бы и не знать! Вот и в том случае работы было немерено, поэтому осмотры, описание, фотографирование тел заняло весь день. К вечеру приехали двое экспертов из областного морга. Вся работа с трупами сильно осложнялась местным колоритом: противодействием цыганских женщин. Они никак не хотели, чтобы тела их погибших родственников увозили в морг и там вскрывались. Мужчины при этом держались позади и исподтишка направляли громогласные действия женской половины их сообщества. Сначала цыганки сопротивлялись пассивно, используя чисто женское оружие: крики, плач, а затем в их руках замелькали дубинки, камни, и неизвестно, как бы все обернулось, если бы не майор. Он вдруг вышел вперед и неожиданно выстрелил в воздух, после чего негромко, но очень жестко сказал:

— Если хоть один… переступит вот эту черту, — он показал дулом пистолета на край асфальтовой дорожки, — тот присоединится к ним, — и он мотнул в сторону морга, — понятно? — Лицо майора было страшным — белым, зубы хищно оскалены, а в глазах его была такая ненависть и решимость, что толпа качнулась назад… В этот момент подкатил автобус с десятком омоновцев. Эти бравые ребята с помощью резиновых демократизаторов быстро умерили пыл протестующих.

И только тогда началась наша, экспертная работа. По просьбе прокурора работали и вечером и ночью — последнего погибшего вскрыли, взяли анализы уже в третьем часу. Надо сказать, что и следователь и майор тоже никуда не отлучались. Последнее тело родственники забрали уже в три часа и только тогда нас всех развезли отдыхать — меня домой, коллег экспертов в гостиницу. А на следующее утро — не было еще и 8 часов — меня разбудил длинный, длинный звонок в дверь. На площадке стоял следователь, и не успел я толком открыть дверь, как он сунул мне под нос какую-то бумагу. Я со сна подумал, что это постановление о вскрытии:

— Что, еще кого-то убили?

— Нас! Нас убили. Сполосни морду и читай! — Я пригляделся и, увидев золотистые буквы на белом фоне, сразу проснулся!

— Короче, друзья, — сказал нам Сашка, — это был документ, в котором подробно расписывалось все по наркотикам: кто, кому продавал, кому и сколько платили денег, кто прикрывал и так далее. При этом назывались конкретные фамилии сотрудников милиции, судей и прочих участников, рангом пониже. В общем, информация там была убойная. Ну так вот, прочитав это, я недоуменно спросил у Эдуарда:

— А кто же они такие, если знают так много, и, главное, зачем это делают? А почему ты сказал, что нас убили? — тупо переспросил я его.

— Почему? — переспросил он, беря чашечку кофе. — Потому, что раньше они просто убивали, пусть даже явных подонков, и это по большому счету никого не волновало, в смысле власть! А сейчас этот «Белый Беспредел» — черт бы побрал этих правдолюбцев — покусился на систему! А систему таким способом не перебороть. Сейчас к нам прибудет столько охотников за головами, что мало никому не покажется. Начнут трясти и прессовать всех и вся! На всех углах-совещаниях-планерках будут кричать, что «органы» бездействуют. А потом этих… ББ вычислят! Рано или поздно вычислят, даже если они и уйдут в подполье, — грустно произнес он и пошел к выходу. — Власти боятся за свою шкуру, за свои головы, поэтому они начнут снимать головы у других, в надежде спасти свои, — грустно добавил он. Уже выйдя из квартиры, пробурчал:

— Еще не ложился, а… пошли они все на… спать, — эти его слова я расслышал, когда он уже спускался по лестнице.

— Вот уж во что не верю, так в то, что из этой затеи вышло нечто путное, — сказал Самуилыч. — Это какое-то ребячество, какой-то беспредел… пусть и белый.

— Трудно сказать, — ответил Мишка Биттер, — скорее все это выросло на чьем-то обостренном чувстве справедливости, — и, спохватившись, спросил: — А откуда твой следователь взял эту бумагу-то?

— Ой, — хлопнул себя по лбу рассказчик, — совсем зарапортовался! Эти… листовки были во множестве наклеены в самых людных местах городка — на автобусных остановках, дверях магазинов, ну и тому подобное. Народ пошел на работу, и тогда их и обнаружили. Менты тогда насобирали десятка три листовок, а сколько люди разобрали по домам? Так что утаить эту информацию от «народа» было уже нельзя. Да, что еще отмечу, на второй-третий день все оставшиеся цыгане побросали дома и из городка съехали. Не стало их. А к вечеру третьего дня из области приехала ревизионная комиссия с огромными полномочиями «…провести разбор действий органов правопорядка, допустивших создание в городе организованного преступного сообщества, представляющего угрозу существующему положению дел…». Таким мне запомнился отрывок приказа, который привезла с собой эта комиссия и который довелось прочитать уже потом, когда все закончилось.

Ну, так вот, когда проверка началась в верхах — милицейских, прокурорских, властно-городских, — все начальники забегали, а у меня наступило затишье. Ко мне никто не лез, не звал на допросы, в суды, на «трупы». Даже количество умерших снизилось за эти дни. Видимо, гражданам стало любопытно, чем все закончится, и они решили погодить умирать. Своих друзей я тоже за этот не полный месяц видел пару раз, не больше, да и то мельком. А потом случилась неприятность. Когда комиссия проработала пару недель, ко мне пришел гражданин с синяком под глазом и с направлением на освидетельствование — побили в милиции! А дальше все как обычно: паспорт, регистрация в журнале, опрос, кто причинил повреждения и:…майор… в кабинете… в глаз. Вот это да! С меня слетела маска некоей сонной обыденности, и голова лихорадочно заработала: да он же никогда…а сейчас… почему… комиссия… что будет, выгонят ведь, как пить дать выгонят, что делать?

— Так, гражданин, я вас не могу принять, не могу провести экспертизу потому, что повреждения вам причинил… мой друг детства, идите в прокуратуру.