Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 110

— В добрый час!

Софи села рядом.

— Переехали на квартиру?

— Да, и совсем устроился.

— Когда вы сюда пришли?

— Без четверти пять.

— Значит, вы сидите здесь целых полчаса! Я опоздала не по своей вине. Я должна была ждать monsieur, который часто удостаивает меня своим посещением по дороге из суда. Прождав напрасно, я ушла!

— Вы свободны вечером?

— До девяти часов, не позже.

— Почему?

— Monsieur приходит почти всегда в девять часов, так мне надо быть дома, но до тех пор у нас хватит времени поболтать…

— И пообедать.

— Разве вы меня угостите?

— Конечно!

— Это тоже очень мило! Мы пообедаем в ресторане «Лаперуз», на набережной, в двух шагах от моей квартиры. Без пяти девять я поднимусь к себе и, если monsieur не придет в десять минут десятого, вернусь к вам, и мы немножко прогуляемся.

— Вот прекрасный случай осмотреть мое жилище!

— Там подумаем, — ответила Софи с улыбкой, награждая будущего студента взглядом, полным обещаний.

В эту минуту высокий молодой человек лет тридцати подошел к сидевшим за соседним столом.

— Запоздал же ты! — сказал ему один из них.

— Не моя вина, любезный. Я служу больным арестантам, а нас только что посетил начальник сыскной полиции, и я должен был дождаться его распоряжений…

Слова «начальник сыскной полиции» привлекли внимание Софи и Рене Дарвиля, и они стали прислушиваться.

— Что случилось нового?

— Вечера вечером к нам принесли высокого детину в очень плохом состоянии — его ранили ножом в бок и плечо.

— Посреди улицы?

— Нет, в кабаке на улице Арфы. Полиция делала обход и пришла как раз вовремя, чтобы поднять раненого и отправить в госпиталь.

— Узнали, кто он?

.— Нет, только то, что товарищи называют его Сухарем, да и поделом, так как это настоящий скелет…

Софи задрожала, услышав прозвище Сухарь, и продолжала слушать с еще большим вниманием.

— Скажи, пожалуйста, что же это за особа, что удостоился посещения начальника полиции?

— По-видимому, он более или менее замешан в одно важное дело…

— В какое?

— В дело об убийстве на Лионской железной дороге.

На этот раз встрепенулся Рене, а студент продолжал:

— Говорят, он соучастник или по крайней мере близкий приятель убийцы.

— Разве нашли преступника?

— Да, его арестовали и нашли на квартире доказательства его виновности.

— Как его зовут?

— Оскар Риго…

Софи подавила крик ужаса. Бледная, как мертвец, дрожа, как в нервной лихорадке, она дотронулась до руки говорившего.

— Извините, сударь, — произнесла она глухим голосом, — я не ослышалась, вы произнесли сейчас имя Оскара Риго?

— Да, mademoiselle. Теперь он в Мазасе.

— Могу я видеть человека по прозвищу Сухарь, который лежит в вашей палате?

Студент принялся хохотать.

— О, это невозможно, если вы не достанете специального разрешения от судебного следователя, да и тогда будет мало толку: вы не добьетесь от раненого и двух слов; ему так худо, что начальник полиции не мог его допросить.

— Merci, monsieur, — прошептала Софи.

Молодая женщина казалась в высшей степени испуганной, что очень удивило Рене Дарвиля.

— Вы знаете этого Сухаря? — спросил он.

— Да, — ответила она скорее жестом, чем голосом.

— Почему вас встревожило имя Риго?

— Почему? — повторила Софи с видом помешанной. — Вы хотите знать, почему?

— Да.

— Потому что это имя — мое…

— Ваше?

— У меня есть брат… слышите? Понимаете? У меня есть брат, которого зовут Оскар Риго!

Рене задрожал. Софи продолжала после минутного молчания:

— Но нет… Я сошла с ума! Брат три года как в Африке. Это добрый малый, порядочный лентяй, весельчак, но он не обидит и мухи — не может быть, чтобы его обвинили в убийстве. Теперь я уверена: дело идет о ком-то другом, но в первую минуту я до смерти перепугалась.

— Ваше волнение вполне естественно, но ни на чем не основано: простое сходство имен, вот и все.

— Я узнаю наверное.

— Каким образом?

— У monsieur… У моего судьи. Я выпрошу у него позволения повидать в Мазасе двойника моего брата. Но довольно заниматься делом, которое касается одной меня! Пойдемте обедать!

Рене вышел вместе с Софи, без церемонии взявшей его под руку. Молодая женщина так нежно опиралась на его руку, что его бросало в жар.

Тихим шагом они дошли до ресторана «Лаперуз», где Рене спросил отдельный кабинет, а Софи заказала обед. Без пяти минут девять Софи надела шляпу, попросила Рене подождать ее полчаса, вышла из ресторана, дошла до улицы Дофин и поднялась к себе. В двадцать минут десятого она вернулась.

— Вы теперь свободны? — воскликнул Рене.

— Да, и на этот раз совсем.

— Куда мы пойдем?

— Может быть, теперь удобно посетить ваше жилище, как вы думаете?

Рене был того же мнения. Софи взяла его под руку, и влюбленные направились к улице Невер.

На следующий день господин де Жеврэ распорядился, чтобы нотариус, уполномоченный исполнить последнюю волю Жака Бернье, явился в суд в два часа. Затем он подписал приказ о переводе Оскара Риго из Мазаса в Консьержери, чтобы иметь его всегда под рукой. В десять часов следователю доложили о приходе Оскара Риго, и он только хотел велеть его привести, как вошел начальник сыскной полиции.

— Ездили вы в «Hotel Dieu» на допрос к раненому?

— Да, но без всякого результата: он в таком состоянии, что я не мог задать ни одного вопроса.

— Врачи не надеются на выздоровление?

— Нет, напротив, они считают выздоровление если не несомненным, то возможным.

— Хорошо, мы подождем. Я телеграфировал марсельскому прокурору, чтобы он немедленно выслал в Париж того торговца ножами на набережной Братства и кого-нибудь из служащих при отеле «Beausejour», имеющего возможность опознать личность убийцы.

— Позвольте спросить, допрашивали вы Анжель Бернье?

— Нет, я хочу приняться сперва за Риго.

— Вас предупредили, что он переведен в Консьержери? — Да, сейчас его приведут.

Изумленный открытием, сделанным в его квартире, Оскар Риго протестовал, кричал, клялся в своей невиновности. В Мазасе, немножко придя в себя, он принялся спокойно раздумывать о своем положении.

«Однако же надо им доказать, что не я совершил преступление, — думал носильщик, — но каким образом? Я сделаю письменное признание следователю».

Он обратился со своей просьбой к сторожу, и ему принесли все нужное. Сосредоточив внимание на работе, имеющей для него такое важное значение, он стал вспоминать, начиная с отъезда из Алжира: свой приезд в Марсель, отъезд оттуда и все подробности путешествия. Вдруг он испустил радостное восклицание, и его истомленное лицо просияло.

— Ах, я положительно становлюсь идиотом! — пробормотал он. — Я тщетно ищу свидетелей, а совсем забыл про одного, которому должны поверить. Следователь утверждает, что я останавливался в отеле «Beausejour» на набережной Братства в Марселе. Так хорошо же, я потребую, чтобы допросили содержателей отеля «Beausejour» и «Алжир», где я провел четыре или пять дней: посмотрим, как-то первый из них опишет меня.

Поразмыслив и закончив свой труд, Оскар совершенно успокоился.

Когда на другой день ему объявили, что поведут на допрос, он положил в карман свои записки и почувствовал себя в силах бороться. Одним словом, он с улыбкой встретил двух полицейских, пришедших за ним.

— Если вы не лишены здравого смысла, на что я надеюсь, вы сообразили, что бесполезно дальше запираться, — произнес господин де Жеврэ. — Ваша соучастница, руководившая вами, арестована. Она дала такие показания, что мои подозрения касательно вас превратились в полную уверенность. Признайтесь и вы, если хотите, чтобы правосудие отнеслось к вам милостиво.