Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 30

— Если бы в Дижоне, так я и не поехал бы.

— Где же?

— В Лароше.

— Вы влюблены? Серьезно влюблены?

— Мне кажется, что это свойственно моему возрасту.

— О, конечно! Но я держу пари…

— Какое?

— Держу пари, что ваш уважаемый батюшка, честь и слава всех нотариусов, живой кодекс общественных приличий, покровитель браков вполне разных с точки зрения количества приданого, не посвящен в тайну этой любви.

— Ваше пари выиграно.

— Я уверен, дело идет о привязанности таинственной, романтической, поэтической.

— Не ошибаетесь.

— Без сомнения, девушка хорошенькая?

— Хорошенькая — это слишком мало. Представьте себе красоту Рафаэлевой мадонны с грацией парижанки.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать.

— Есть состояние?

— Думаю, очень маленькое.

— По крайней мере надежды в будущем?

— Сомневаюсь.

— Эх, эх, любезный monsieur, очень молодая, без состояния и без надежды на будущее — боюсь, что это не подходит вашему батюшке.

— Увы, я и сам боюсь того же.

— Так что же вы думаете делать?

— Не говорить решительно ничего теперь, а открыть свою любовь позже, когда Эмма-Роза и я достигнем того возраста, когда с нами нельзя уже будет поступить как с детьми. Черт возьми, деньги не все в жизни! Они не составляют счастья.

— Но также и несчастья не делают! — возразил, смеясь, начальник станции.

— Я согласен с вами, что деньги — вещь хорошая. Ну так что же? Мой отец богат, даже очень богат. Значит, я тоже буду богат, и моя милая Эмма может не иметь ничего…

— Mademoiselle Эмма из Лароша?

— Нет, из Парижа.

— Правда, вы сейчас упоминали о ее грации истинной парижанки. Держу пари, что она воспитывается в пансионе вашей тетушки!

— Вы правы.

— Madame Фонтана должна знать ее семью и возможен ли брак между вами с точки зрения вашего батюшки.

— Какая-то тайна окружает Эмму-Розу, что делает ее для меня дороже. Ее мать — вдова, сказала мне тетушка не совсем уверенным голосом. Она занимается торговлей и обожает дочь, об образовании которой очень заботится. Плата за воспитание в пансионе вносится по третям с большой аккуратностью; но, повторяю, тьма покрывает рождение этой девочки, фамилия которой даже неизвестна тетушке, так как мать называет себя просто madame Анжель.

Начальник станции покачал головой с видом, не одобряющим планы Леона.

— Черт побери! — воскликнул он. — Все эти обстоятельства послужат, конечно, большим препятствием. Ваш отец не охотник ни до тайн, ни до потемок, а любит все начистоту. Будьте уверены, что он мечтает вас женить как раз противоположно вашему проекту и не даст согласия на брак с Эммой.

— Конечно, я не пойду против воли отца, но и другой жены, кроме Эммы-Розы, у меня не будет.

— Как, неужели это так серьезно?

— Еще бы, очень серьезно! Я люблю эту девушку всей душой и стремлюсь в Париж вовсе не ради развлечений в Латинском квартале, а в надежде, что Эмма выйдет скоро из пансиона и тогда мне можно будет видеться с нею в доме ее матери, которой я признаюсь в своих чувствах, умоляя не выдавать дочь ни за кого другого, а сохранить для меня, потому что со временем батюшка согласится.

Начальник станций недоверчиво улыбнулся. Леон понял и с живостью спросил:

— Вы полагаете, ничто не в силах сломить упорство отца?

— Я думаю, что через два или три года вы сами перемените свое мнение.

— Почему?

— Потому что дело идет о юношеском увлечении, которое скоро угаснет…

— Никогда! — перебил Леон.

— Ба! Так думают всегда, но с течением времени наступает и забвение…

— Со мной этого не случится!

Разговор прервал служащий, пришедший предупредить начальника станции, что пора выдавать билеты. Леон взял билет первого класса до Лароша и сказал:

— Ни слова батюшке.

— Вот уж напрасно предупреждаете! Будьте спокойны, я не способен открывать чужие секреты.

Поезд подошел к станции. Леон вскочил в вагон первого класса, дверца которого была открыта. Раздался свисток, и поезд тронулся. Сыну нотариуса предстояло ехать пять часов.

В два часа сорок пять минут Леон прибыл в Ларош, красивый маленький городок, построенный полукругом на берегах Ионны. Старинные дома, живописный вид, красивые берега, покрытые виноградниками и мелким лесом; местоположение великолепное, воздух здоровый.

Недалеко от вокзала виднелся на вершине холма большой дом, окруженный парком. Над входом красовалась надпись:

«Пансион для молодых девушек madame Фонтана».

Сюда-то и направлялся сын дижонского нотариуса — к своей тетке, вдове Фонтана. Ее учебное заведение пользовалось, да и теперь еще пользуется, вполне заслуженной славой.

Почти все богатые обитатели маленьких городов и деревень, лежащих в окрестностях Лароша, отдавали своих дочерей в пансион madame Фонтана. Из сотни пансионерок насчитывали дюжину, привезенных из Парижа. В их числе была и Эмма-Роза.

Сойдя с поезда, Леон пошел направо и легкой поступью стал подниматься по отлогому холму, окаймленному двойным рядом кленовых деревьев.

Дойдя до решетки, он дернул за цепочку, и раздался звон колокольчика. Калитка сейчас же отворилась, и молодой человек вошел во двор. Консьерж — старый человек по имени Дени — жестом выразил сильное изумление.

— Как! Это вы, monsieur Леон! — воскликнул он. — Вот удивили!

— Не правда ли, дружище?

— Вы предупреждали тетушку?

— О, нет!

— Так и она очень удивится и будет так же рада, как и я. Вы пробудете у нас несколько дней?

— Только сегодня и— завтра.

— Отчего так Мало?

— Не могу остаться дольше.

И Леон направился к флигелю с надписью «Правление». Он вошел и встретился со служанкой, которая так же, как и консьерж, сильно удивилась.

— Барыня, барыня, — закричала она, — monsieur Леон приехал!

Дверь отворилась, и вбежала сама madame Фонтана, изумленная и обрадованная.

— Неужели это ты, дорогой мальчик?

— Да, милая тетушка, я — собственной персоной, — отвечал молодой человек, целуя начальницу с полной искренностью.

— Нет чтобы предупредить меня! Я бы заранее порадовалась.

— Да и я сам вчера еще не знал, что увижусь с вами сегодня.

— Добро пожаловать, мой милый! Ты погостишь у меня?

— До послезавтра, если не стесню.

— Меня стеснить! Вот что выдумал. Как ты еще мало меня знаешь. Жанетта! Жанетта!

Служанка поспешила явиться на зов.

— Поскорее возьми сумку и ружье, снеси их в его комнату. Разведи огонь, да смотри, как можно ярче!

— Хорошо, барыня.

Леон подал девушке свою охотничью сумку и ружье, та с видимой боязнью прикоснулась к ним.

— Не бойтесь, Жанетта, — воскликнул со смехом Леон, — они не заряжены!

— Наверное, monsieur Леон?

— Даю вам честное слово.

Успокоенная горничная ушла с охотничьими доспехами, а начальница ввела племянника в маленький кабинет.

— Поговорим, но сперва сядь к огню, ты, наверное, совсем прозяб.

Вдова Фонтана была женщина лет пятидесяти. В молодости она была замечательной красавицей, и теперь еще лицо ее было привлекательно. Среднего роста, еще стройная, она с первого взгляда поражала изысканностью манер.

Оставшись вдовой в молодые годы после смерти мужа, директора одного из первых коллежей в Париже, она решила посвятить свою жизнь обучению детей и основала пансион в Лароше. В течение двадцати Двух лет ее заведение процветало, что дало ей возможность скопить порядочный капитал.

У нее. уже было триста тысяч франков, которые она надеялась увеличить и затем в один прекрасный день завещать своему племяннику, так как не имела собственных детей.

Она очень любила сына своего брата, нотариуса в Дижоне; родная мать, которую он потерял в раннем детстве, не могла бы его любить сильнее.