Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 78

— Оно меня ничуть не поразило. Когда я получил его, то знал уже около часа, что ты не в Лондоне.

— А! Вот как! Но каким же образом?

— Я узнал об этом в «Волне», услышав, как студенты рассказывали о настоящем владельце лечебницы Грийского.

— Как? Да разве об этом говорят?

— Не только говорят, но даже удивляются.

— И ты тоже этому удивляешься?

— Я солгал бы, если бы сказал, что нет.

— Хорошо! За добрым стаканом вина я тебе объясню, в чем дело.

Земляки отправились в отдельный кабинет, чтобы быть посвободнее, и Пароли принялся заказывать обед, свидетельствовавший о его гастрономических вкусах.

После того как лакей вышел, Анджело обратился к старому другу и сказал:

— Итак, дружище, тебе уже известно, что я преемник Грийского?

— Да. Я знаю также, что ты уже успел произвести настоящую революцию и сумел возбудить самый искренний энтузиазм среди студентов. Этому я только радуюсь и ничуть не удивляюсь, но многие вещи остаются для меня совершенно непонятными. Прежде всего, каким образом мог ты так скоро вернуться из Лондона?

— Да я вовсе и не ездил туда! Два слова объяснят тебе все. Когда я оставил тебя, то решил бросить родину окончательно, и отправился на северную железную дорогу, куда и прибыл ровно за час до отхода поезда, который должен был отвезти меня в Лондон.

Чтобы как-нибудь убить время, я зашел в кафе и взял газету. Пробегая ее, я машинально попал на столбец, где была помещена таблица выигрышей Тунисской лотереи.

В бумажнике у меня было два билета этой лотереи, купленных как-то давно и совершенно случайно… Я отыскал их и, взглянув на номера, принялся смотреть, нет ли их в таблице.

Каково же было мое удивление! Ведь я обыкновенно так несчастен!

— Ты выиграл? — воскликнул Жервазони.

— Да, выиграл.

— Главный выигрыш?

— Нет, главный выигрыш был в двести тысяч франков, и до этой суммы мое счастье не дошло. Я выиграл всего-навсего пятьдесят тысяч франков.

— Черт возьми! И этого на улице не поднимешь!

— Это было и мое мнение, и ты сам поймешь, что мысль об отъезде улетучилась моментально. Я побежал с билетами во дворец промышленности, в бюро к директору и вышел оттуда с чеком. Час спустя я получил в государственном банке мои пятьдесят тысяч франков.

— Поздравляю тебя, мой милый!

Добряку даже и в голову не пришло ни на одну минуту, что Пароли мог солгать. Он ни на секунду не усомнился в рассказе своего друга, который, впрочем, и не грешил неправдоподобностью. Ведь когда люди берут лотерейные билеты, то, разумеется, делают это с целью выиграть.

— Но, — прибавил Аннибал, — тебе еще остается рассказать, каким образом, имея всего пятьдесят тысяч, ты смог стать владельцем лечебницы Грийского.

— А это уже самая простая вещь в мире. Несчастье так долго меня преследовало, что, должно быть, наконец уже само утомилось. В этот день мне суждено было переходить от удивления к удивлению, от одного счастливого случая к другому. Когда я возвращался домой — я говорю домой, то есть в свою старую квартиру, где оставил мебель за долги, — вдруг, около самого дома, меня кто-то окликнул по имени. Я оборачиваюсь и вижу, что из дверцы кареты высунулась голова старика Грийского.

Я, конечно, поспешил подойти к нему.

— Я ехал к вам, — сказал мне поляк.

— Ко мне?! — повторил я, удивленный донельзя.

— Да, сядьте-ка в карету. Нам надо потолковать.

Я уселся около старого окулиста, карета покатилась по направлению к улице Sante, а Грийский заговорил со мной приблизительно в следующих выражениях:

— Можете вы найти кого-нибудь, кто бы согласился одолжить вам двадцать пять тысяч франков?

— Для чего? — спросил я, настораживая уши.

— Меня одолела тоска по родине…: Париж надоел… Я хочу уехать как можно скорее. Продаю свое заведение и даю десять лет на рассрочку платежа. Я продаю его за двести пятьдесят тысяч франков, иначе сказать, я делаю вам подарок. Вы будете уплачивать мне по двадцать пять тысяч франков в год. К этому есть два условия.

— Какого рода?

— Прежде всего я желал бы, чтобы заведение, которое я создал своими трудами, продолжало носить мое имя.

— Я принимаю это условие.

— Затем, вы должны уплатить мне сейчас же эти двадцать пять тысяч наличными. Можете вы достать их?

— Мне нечего искать: они у меня уже есть.

— С собой?

— С собой.

Грийский приказал кучеру везти нас прямо к нотариусу. Главные пункты контракта были обсуждены тут же, на месте. Я отдал тридцать тысяч франков, считая издержки, и на следующий же день мы подписали акт, который сделал меня хозяином лечебницы. А? Ну, что ты на это скажешь?

— Все это так великолепно, что просто кажется чудесным! — воскликнул в искреннем изумлении добряк итальянец.

Пароли вынул из кармана копию акта, который только что взял у нотариуса, и подал другу.

— Прочти — и сомневайся еще, если можешь.

Жервазони прочел документ от доски до доски.

— Чудеса! — воскликнул он снова. — Одна земля и здание стоят дороже.

— Я знаю, да уж так случилось! Счастье как повалит, так повалит! Да погоди еще, дружище, не то будет!

— Что же еще будет?

— А еще будет женитьба! Да, друг мой! Красавица девушка, молоденькая, прелесть! Восемьсот тысяч франков приданого и вдобавок еще надежды.

— Просто Калифорния!

— Счастье, все счастье! Я ожидаю в будущем самого невозможного благополучия.

— А почему же ты не сообщил мне о твоем счастье тотчас же?

— Я хотел сделать тебе сюрприз. Ну, а теперь ты все знаешь. Да, впрочем, мне еще надо сделать тебе одно предложение.

— Что именно?

— Мне нужен человек, который бы заменял меня, мой alter ego. Надеюсь, что ты не откажешь, бросишь твою клинику и перейдешь ко мне?

— Я никогда не простил бы тебе, если бы ты во мне усомнился.

— Много ли ты зарабатываешь?

— Триста франков в месяц.

— Я дам тебе пятьсот, все это только пока, в ожидании будущих благ. Когда ты можешь перейти ко мне окончательно?

— Через неделю. Мне не хотелось бы уйти так внезапно.

— Да, уж покажем же мы себя французским окулистам, когда будем работать вместе! — улыбаясь, проговорил Пароли. — Но, однако, прежде всего надо устроить с тобой ликвидацию прошлого.

— О какой это ты говоришь ликвидации?

— Да неужели ты забыл, как ты мне часто помогал своим кошельком?

— Полно, между друзьями, да еще земляками, не должно считаться.

— Нет, это должно считаться, потому что я так хочу. А пока бросим все дела и постараемся пообедать как можно лучше.

Друзья пообедали великолепно, запили обед лучшими винами и провели вечер, дружелюбно толкуя и строя самые радужные планы на будущее.

Жервазони все время мысленно упрекал себя, что подчас слишком строго судил о друге.

В одиннадцать часов они расстались.

Аннибал обещал Анджело навестить его в течение недели, которая осталась до их окончательного соединения.

Пароли вернулся домой, на улицу де Курсель.

Он шел пешком и дорогой размышлял:

«Единственный человек, который мог подозревать меня, в настоящую минуту вполне убежден, что все случилось именно так, как я ему рассказал. Мое положение делается все тверже и тверже. На горизонте остается только одно черное пятно: те глупости, которые может наделать сумасшедший Дарнала. Единственное средство помешать его общению с Сесиль — это изолировать ее как можно скорее. Он вовсе не знает меня, не знает даже, кто я такой. Он и знать не будет, где Сесиль, когда я перевезу ее к себе, и, разумеется, не догадается напасть на ее след.

Впрочем, завтра я еще подумаю обо всем этом хорошенько».

На следующий день Анджело отправился в лечебницу раньше обычного и обошел самые удобные комнаты.

В одном из флигелей главного здания находилась маленькая квартирка, предназначенная для богатых клиентов. Она располагалась рядом с помещением директора заведения, которое старик еще продолжал занимать. Пароли должен был переехать сюда, как только уедет поляк. Маленькая квартирка, находившаяся рядом, была меблирована очень кокетливо и состояла из небольшой гостиной, спальни и уборной.