Лучше умереть! - де Монтепен Ксавье - Страница 23

— Только тогда, — продолжала Жанна, — до меня стало доходить, о чем шла речь в письме. Состоянием, которое он предлагал мне, были деньги господина Лабру, и он намеревался их украсть! Я побежала было за этим письмом — бесценным доказательством моей невиновности, единственным шансом на спасение, но было уже слишком поздно! Мое жилище вовсю трещало, охваченное огнем, а люди уже кричали о том, что это я подожгла завод. Тогда я совсем потеряла голову и бросилась бежать, как безумная, прижимая к себе сына. Вот вам, сударь, правда, вся до конца. Я ни в чем не виновата. Спасением души моей, жизнью сына еще раз клянусь вам.

Тон, которым говорила Жанна, посеял доверие в душах присутствующих.

— Когда мать клянется головой ребенка, она не может лгать, — сказал кюре. — Я верю вам. Но объясните: как получилось, что Жак Гаро погиб на пожаре, пав, как утверждают, жертвой собственной преданности хозяину?

— Погиб! — вскричала Жанна. — Пал жертвой собственной преданности! Да Бог с вами!

— Статья в газете вполне однозначно это утверждает.

— Тогда и тени надежды не осталось! — прошептала женщина. — Если Жак Гаро мертв, то добиться моего оправдания уже не в силах человеческих. На одно я могла надеяться: что этот негодяй не посмеет лгать, глядя мне в глаза. Последняя надежда рухнула. Теперь все кончено.

— Успокойтесь, мое бедное дитя, прошу вас! — сказал священник. — Конечно, вы виноваты в том, что сбежали с завода, охрану которого вам доверили. Вы должны были оставаться на месте происшествия, ответить на все вопросы, опровергнуть все обвинения. Ваш побег — серьезная ошибка, но отнюдь не преступление. Чудовищное стечение обстоятельств, нагромождение ложных улик, которые свидетельствуют против вас, лишь усугубляя вашу вину, выглядят вполне правдоподобно, но ваш голос, ваш взгляд опровергают их.

— А станут ли судьи вслушиваться в мой голос? Заглянут ли они мне в глаза? — безутешно проговорила Жанна.

— Нужно опередить все обвинения, самой предстать перед судьями и крикнуть им: « Я невиновна, клянусь вам!» Может быть, ваша клятва произведет на них то же впечатление, что и на меня? И в душе у них созреет то же доверие, что и в моей? Я не могу этого утверждать, не знаю, но надеюсь и хочу верить. Единственное, в чем я абсолютно уверен, так в том, что вы сильны духом и не должны бояться опасности, какой бы большой она ни была.

Слова священника повергли Жанну в явное смятение.

— Но если я сама к ним явлюсь, — воскликнула она, — меня же посадят в тюрьму! Разлучат с сыном!

— Это, к несчастью, неизбежно, но винить стоит лишь себя: вы же сами убежали… Не стоит колебаться… Подумайте о том, что они, может быть, вот-вот явятся за вами сюда.

— Сюда! — повторила Жанна. — В ваш дом…

— Мой дом не располагает, увы, правом неприкосновенности перед мирским правосудием!

— А как же моя девочка у кормилицы… — рыдая, воскликнула молодая вдова, — а как же мой сын, Жорж…

Жорж услышал, что мать произнесла его имя. И поспешил к ней.

— Ты плачешь, мамочка. Почему ты плачешь? — сказал он, протягивая к ней руки.

Она подхватила его и горячо прижала к груди, осыпая поцелуями и заливаясь слезами.

Внезапно у калитки кто-то резко ударил в колокольчик. И тут же послышался отдаленный гул голосов. Жанну охватила нервная дрожь.

— Это за мной пришли… — в невыразимом ужасе проговорила она, запинаясь и еще крепче прижимая сына к груди.

Брижитт открыла ворота. В мгновение ока в саду оказалось человек двадцать во главе с мэром деревни, бригадиром жандармерии и четырьмя жандармами. Мэр с чрезвычайно важным видом выступил вперед, почтительно приветствовал священника и заговорил:

— Прошу прощения, господин кюре, за то, что вопреки собственной воле вынужден вломиться к вам вот так. Я действую, исполняя свой долг. Действую от имени закона…

Жанна с сыном, напуганные появлением жандармов, отшатнулись. Ребенок прижимался к матери, одной рукой схватившись за ее юбку, в другой он зажал веревочку своей картонной лошадки. В саду священника разыгрывалась захватывающая сцена. Пораженный нечаянно сложившейся композицией картины, Этьен Кастель подскочил к мольберту, схватил чистый холст и принялся решительно и быстро наносить на него то, что видел. Кюре поднялся со стула и направился к представителю местных властей.

— Я знаю, что привело вас сюда, господин мэр, — сказал он. — Вы ищете женщину по имени Жанна Фортье.

— Да, господин кюре, нам нужна Жанна Фортье, обвиняемая в тройном преступлении: поджоге, краже и убийстве.

Беглянка — Жорж по-прежнему прижимался к ней — шагнула вперед и закричала:

— Неправда, сударь! Я ни в чем не виновата!

— Виновны вы или нет, — сказал мэр, — решать не мне. Вы — Жанна Фортье?

— Да, я Жанна Фортье.

— Привратница завода инженера Жюля Лабру в Альфорвилле, департамент Сена?

— Да, сударь.

Мэр повернулся к бригадиру жандармов. Тот выступил вперед и объявил:

— Именем закона, я должен арестовать вас согласно полученному мною ордеру.

— Ну что ж! Арестовывайте! — в гневном отчаянии воскликнула Жанна. — Ведите в тюрьму! Судите! Приговаривайте! Можете на гильотину отправить. Но от этого я не стану виновной!

— Мама… мама… мама… — повторял до смерти перепуганный маленький Жорж.

Бригадир повернулся к жандармам.

— Наденьте ей наручники… — приказал он.

Жанна почувствовала, как по телу у нее пробежала дрожь.

— Наручники… — сдавленным голосом повторила она, отступая назад. — О! Нет! Нет! Я не хочу!

— Дитя мое, прошу вас, не противьтесь… — сказал кюре. — Смиритесь… И повинуйтесь закону.

Несчастная женщина, опустив голову, протянула руки.

— Готово… Теперь вперед! — скомандовал бригадир. Жорж повис на руках пленницы.

— Мамочка, не уходи… — кричал он. — Не уходи, мамочка, мне страшно…

— Не плачь, мой мальчик, — сказала Жанна. — Идем!

— Ваш ребенок не может следовать за вами… — вмешался бригадир.

— Вы разлучаете меня с сыном!… — едва смогла проговорить остолбеневшая от ужаса Жанна.

— Это мой долг… Согласно ордеру я должен арестовать только вас, Жанну Фортье. Там речи нет ни о каком ребенке. Стало быть, женщину следует отправить в тюрьму, ребенка — в приют до получения дальнейших распоряжений свыше.

Жанна смертельно побледнела.

— Моего ребенка — в приют!… — едва слышно проговорила она. — Нет… нет… вы не сделаете этого… я не хочу разлучаться с сыном…

И продолжила, умоляюще протягивая к священнику соединенные железной цепью руки:

— Господин кюре, будьте милостивы, сжальтесь, вступитесь за меня!… Скажите им, что это невозможно… что нельзя меня с сыном разлучать…

— Повинуйтесь закону, бедняжка моя, — повторил аббат Ложье, — а за ребенка не беспокойтесь… В приют он не попадет… Я оставлю его здесь… Если, как я надеюсь, вы сможете доказать свою невиновность, то сами придете сюда за ним… Если же, напротив, вам не удастся развеять мрак, покрывающий альфорвилльское преступление, если вас осудят, клянусь, что не брошу маленького Жоржа на произвол судьбы!

Госпожа Дарье выступила вперед и, простерев руки, сказала:

— Не бойтесь и не плачьте! Ваш ребенок не останется без матери… Клянусь вам, он будет мне как сын… У меня ведь тоже был вот такой же сынишка… Господь словно вернул его мне…

Жанна проговорила, рыдая:

— Я больше не увижу его! Не увижу! Ах! Это выше моих сил!

— Мамочка… мамочка… не уходи!…

Госпожа Дарье взяла ребенка на руки и сказала:

— Миленький мой, мамочка должна уйти, но она скоро вернется. А пока ее нет, хочешь остаться со мной?

— С вами и господином кюре? — спросил Жорж.

— Да, с нами.

— Ладно, хорошо… я обязательно останусь с вами, раз мамочка обещает, что скоро вернется…

Жанна задыхалась от горя.

— О! Возьмите его!… Возьмите!… — в отчаянии проговорила она. — Любите его… И рассказывайте ему о матери… Да, милый, оставайся с господином кюре и этой доброй дамой… Оставайся с ними… Они всегда подтвердят тебе, что твоя мать невиновна и что она обожала тебя… слышишь… обожала… не забывай об этом… никогда не забывай!…