Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Корольков Юрий Михайлович - Страница 49

Здесь все что-то напоминает, но в то же время эта эклектика создает неповторимый облик города, столетиями сохраняющего свое лицо.

Война пощадила Карлсбад. Американские летчики не разглядели его сверху, не нашли среди гор и сбросили бомбы в рабочий пригород. Главной потерей курорта во время войны оказалась колоннада над горячим гейзером, изображенная на всех старинных гравюрах.

Когда Геринг приехал в оккупированный Карлсбад, местные генлейновцы [7] преподнесли ему эту колоннаду, чтобы переплавить металл для нужд войны. Прекрасную колоннаду разрушили. Но оказалось, что сплав не годен для военного производства. А колоннады уже не было. Потом генлейновцы оправдывались — война требует жертв.

Однако все это произошло значительно позже тех событий, о которых идет рассказ.

Если от горячего гейзера пойти мимо костела с темными, будто графитовыми, куполами и подняться наверх по каменным ступеням, сразу же очутишься в лабиринте маленьких, пустынных горбатых улочек с булыжными мостовыми. Здесь и сейчас еще стоит трехэтажный дом с потускневшей золоченой надписью — названием пансионата.

В самом конце лета 1933 года старомодный экипаж с откинутым верхом остановился перед подъездом этого дома, и услужливый извозчик снял с козел серый клетчатый чемодан, под цвет макинтоша его владельца. Прибывший был человеком средних лет, высокого роста, с крупными чертами лица, которое оживляли внимательные серо-голубые глаза, казавшиеся совсем белесыми на загорелом лице со впалыми щеками. На нем был светлый дорожный костюм, отлично сидевший на его широкоплечей спортивной фигуре, и одноцветный галстук темно-вишневого цвета.

Откинув рукой прядь темных, с каштановым отливом волос, человек, прихрамывая, вошел в пансионат.

— Я приехал ненадолго, — сказал он владелице пансионата. — Хорошо бы поселиться на солнечной стороне, но мне обязательно нужна тихая комната. Не выношу шума.

Приезжий протянул хозяйке свой паспорт.

— Господин Рихард Зорге?

— Да, Рихард Зорге. Но меня знают больше как Джонсона. Вы слышали о таком журналисте? — Нет, хозяйка пансионата не слышала такой фамилии… — Это мой литературный псевдоним — Александр Джонсон. Впрочем, называйте меня, как вам нравится…

Элегантный иностранец, умеющий держать себя просто и непринужденно, произвел выгодное впечатление. Хозяйка проводила гостя на второй этаж, распахнула перед ним дверь.

Рихард бегло осмотрел комнату и как будто остался доволен. Был послеобеденный час, и в комнату лились потоки света. Зорге подошел к окну и взглянул на открывшуюся панораму: буро-оранжевые черепичные крыши, почерневшие трубы, рядом с костелом резная колоннада, увенчанная открытым куполом, из-под которого тянулись белесые струйки пара от горячего гейзера. Еще дальше виднелась часть набережной, аллея каштанов, и все это на фоне зеленых круч, нависших над городом. Зеленый цвет листьев нарушался малиновыми, желтыми, даже лиловыми мазками подступающей осени.

В тот день гость никуда не выходил из комнаты и попросил принести ему ужин наверх. Только совсем поздно, когда на улицах схлынула толпа отдыхающих, он ненадолго вышел подышать свежим воздухом. По лестнице с железными перилами он спустился к костелу и сквозь высокие, как в храме, двери прошел внутрь колоннады. Рихард остановился перед гигантской каменной чашей, в которой бились пульсирующие струи гейзера, постоял перед статуей богини здоровья и отправился дальше. Он перешел через мост на тесную площадь и вернулся в пансионат.

Вечерняя прогулка освежила его. Рихард запер дверь, сбросил пиджак и прилег на тахту под окном. Облегченно вздохнул — кажется, все сделано! — последняя встреча и пароход… С улицы тянуло прохладой, было приятно лежать и наслаждаться покоем. Говоря по правде, он чертовски устал за последние недели, а ведь главная-то работа еще впереди.

В Карлсбад он приехал из Мюнхена, чтобы встретиться с представителем Центра, рассказать ему о последних своих делах, получить указания перед отъездом в Японию. Карлсбад избрали не случайно местом встречи — здесь больше гарантии уберечься от гестаповских агентов.

Рихард любил этот курорт, он бывал здесь, когда работал в Германии, и теперь охотно заглянул сюда перед отъездом, чтобы заодно денек-другой отдохнуть. К тому же лучше никому не мозолить глаза в Германии, тем более что его могли пригласить к Риббентропу. А этот визит министру иностранных дел он совсем не хотел наносить.

На следующее утро Рихард поднялся рано и тотчас же ушел из пансионата, сказав хозяйке, что позавтракает в городе. Не было еще и восьми часов, когда он, миновав гейзер, вышел к набережной, заставленной деревянными ларьками, где уже торговали всякой мелочью: брошками, пуговицами, дешевыми ожерельями и прочими безделушками. Он замедлил шаг перед фешенебельным рестораном с широкими витринами-окнами и несоразмерно тесным входом. Вчера вечером он уже побывал здесь и поэтому уверенно, как завсегдатай, подошел к дому, облицованному розоватым полированным камнем.

В этот час обширный зал, заставленный громоздкими креслами, был почти пуст. Здесь все выглядело добротным, солидным — и мягкие глубокие кресла, стоящие, как слоны, вокруг маленьких круглых столиков, и швейцар в золотых галунах, и сдержанные, наглухо застегнутые кельнерши, похожие на монахинь в своих белоснежных крахмальных наколках. Все деловито и строго! Зорге выбрал место ближе к окну и заказал завтрак. За его столиком сидел еще один посетитель, погруженный в чтение газеты. Он рассеянно посмотрел на Зорге, когда тот спросил, свободно ли место, утвердительно кивнул головой и снова занялся газетой.

Рихард еще при входе в зал успел разглядеть этого человека: невысокого роста, блондин, глубоко сидящие глаза — первые приметы сходились.

Сосед по столику молча допил кофе, достал бумажник, порылся в нем и досадливо пожал плечами.

— Простите, вы не могли бы разменять мне деньги? — обратился он к Зорге и положил перед ним пятидолларовую бумажку.

— Боюсь, что нет. — Зорге вытащил из бумажника такой же банкнот и положил рядом. — У меня тоже только пять долларов, не мельче…

Незнакомец взял банкнот Зорге, взглянул на номер и положил в свой бумажник. Зорге сделал то же с банкнотом незнакомца. Сомнений не было, номера, почти совпадали: последние цифры следовали одна за другой — семь и восемь.

Блондин поднялся из-за стола, оставил какую-то мелочь и, не дожидаясь официантки, вышел из ресторана. Перед уходом он негромко сказал:

— Я Людвиг… Сегодня в пять за Почтовым Двором… На выезде из города, вверх по реке… Пойдете следом за мной…

Замешавшись в толпе праздных курортников, Зорге в условленное время неторопливо прогуливался у реки. Курортный сезон был в разгаре, и повсюду — на пешеходных дорожках, по берегам одетой камнем реки — виднелись группы расфранченных людей. По асфальту шуршали открытые автомобили с нарядными дамами. Многие из этой изысканной публики предпочитали пролетки, и лошади вереницами цокали в направлении Почтового Двора. Было что-то чопорное и старомодное в этой процессии.

Полуденный зной начинал спадать, и под вековыми деревьями разливалась приятная прохлада. Самое время для предвечерних прогулок!

Миновав какие-то помпезные ворота с каменными амурами, похожими на головастых медвежат, Зорге вышел к Почтовому Двору, стилизованному под конно-почтовую станцию, с конюшнями на мощеном дворе, псевдостарой гостиницей и модерн-рестораном на просторной застекленной веранде.

Рихард еще издали увидел Людвига, шедшего ему навстречу. Тот тоже заметил его в толпе, тотчас же повернул назад и энергично зашагал по шоссе с видом человека, совершающего дневной моцион. Он шел не оглядываясь, свернул на мост, перешел на другую сторону реки, пересек низину и стал подниматься по тропе в гору. Здесь было меньше гуляющих, Людвиг замедлил шаг и подождал Зорге. Они пошли рядом. Под ногами шуршали прошлогодние рыжие листья.

7

Генлейн — агент Гитлера, руководивший нацистской партией в Судетской области Чехословакии.