Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Корольков Юрий Михайлович - Страница 88

В незримой борьбе за отзыв германских советников из Китая победил Зорге. Посол фон Дирксен не мог и предполагать, что его донесение фактически было продиктовано советским разведчиком Рихардом Зорге. Но в то время, когда шифровальщик готовил телеграмму посла для отправки ее в Берлин, Зорге уже не было в Токио — он находился в самой гуще военных событий, разгоревшихся в Северном Китае…

ДРОКИ ЦВЕТУТ ВЕСНОЙ

Дальше ничего не было… Только небо, море и берег, усеянный плоскими, как скрижали, известковыми камнями. Такими ослепительно белыми, что на них, не прищурившись, невозможно глядеть.

Между горизонтом и дачей, стоявшей на отшибе и обнесенной со всех сторон верандой, застекленной, точно парник, рос непроходимый кустарник, который называли здесь «держидерево». Если не знать тропинки, петлявшей среди колючих зарослей, никак нельзя было пробраться к берегу. Шипы держидерева цеплялись за платье, кололи руки, ноги, неистовствовали в молчаливом упорстве держать и не пускать.

И все это с утра и до ночи было погружено в звенящую, знойную тишину…

Кругом все безлюдно и дико. Ирина наслаждалась одиночеством.

Место это называлось Плоским мысом. Мыс вдавался далеко в море и тоже казался большой скрижалью, краем своим погруженной в синие воды. Скорее всего, Моисей забыл здесь ее, так и не написав вечные заповеди для человечества… По другую сторону просторной бухты стоял южный город с каменной балюстрадой вдоль набережной, с пляжами, крикливыми и суматошными, как птичий базар.

В первый же день, когда Ирина, переправившись через бухту на деловито тарахтящем катере, выслушала все семейные новости от нетерпеливо ожидавшей ее тети Шуры, она отправилась к скале, возвышавшейся на острие Плоского мыса. Издали скала походила на парус рыбачьей шхуны. Было непонятно и удивительно, откуда взялась здесь скала-парус, венчавшая приземистый полуостров. Ирина долго бродила среди зарослей держидерева, пока не нашла тропинку, которая вывела ее к Парусу, и перед ней раскрылась зеленая синева, необъятная, ошеломляющая. Ирина первый раз в жизни видела южное море.

На скале-парусе росли желтые дроки точно такого же цвета, как ее легкий халатик. Скала подковой огораживала кусок берега, образуя причудливую игрушечную бухту. Рядом с плоскими камнями лежала матовая, будто припудренная пылью, бесцветно-серая галька. Омытая волной, она вдруг оживала, превращаясь в яркую россыпь. И все вокруг — скалу, берег, синеву моря — заливало горячим солнечным светом. Зной поднимался от земли, от выгоревших трав, от слепящих камней и темно-зеленых кустов держидерева.

Ирина долго сидела на горячем камне. Охватив колени и опершись на них подбородком, она зачарованно глядела в синеву. Потом, сбросив одежду и стыдясь своей наготы перед непривычным простором, осторожно вошла в воду. Ноги скользили по гладким, отшлифованным волнами камням, и она, погружаясь, поднимала руки, чтобы сохранить равновесие, потом поплыла вдоль берега — легко и свободно…

Сюда, за скалу на острие мыса, Ирина приходила теперь каждое утро, расстилала на гальке соломенную циновку и укладывалась на солнцепеке. Когда становилось нестерпимо жарко, Ирина шла в море, саженками, по-мальчишески, плавала на волнах и возвращалась в тень под скалой. Читала, думала, наслаждалась непривычным бездельем.

Еще две недели назад, измотанная бессонными ночами, экзаменами, защитой, она мечтала как о недосягаемом счастье поспать лишний часок, хотя бы полдня провести на пляже. Теперь она врач-эпидемиолог с дипломом и направлением на работу. Даже не верится!

В полдень, когда по ту сторону бухты звучал в санатории гонг, Ирина возвращалась домой, запрятав циновку в заросли дроков. Тетя Шура, перед тем как уйти на работу, варила обед на летней, похожей на паровоз Стефенсона печке, стоявшей посреди двора. Ирина доставала из прохладного погреба кастрюли, разогревала обед на керосинке, неторопливо ела, мыла посуду, дремала на веранде и опять, когда спадала жара, уходила к скале.

Но через неделю девушка ощутила вдруг что-то похожее на скуку. Ей не хватало людей, привычной занятости. Ирина подумала: «Значит, я избавляюсь от усталости». А тут еще тетя Шура:

— И чего же ты, доченька, — говорила она, — как монашка в скиту, сидишь одна-одинешенька… На танцы сходила бы в санаторий, кино бы посмотрела.

Ирина отшутилась — не с кем!

— Эка беда какая — не с кем! Степана вон возьми нашего — чем не кавалер.

Степан, сын тети Шуриных соседей, закончил весной среднюю школу и безвылазно сидел за книгами, готовясь поступить в вуз. Он застенчиво согласился сопровождать Ирину. В субботу Ирина надела свое выходное платье с нежно-лиловыми цветами, которое показалось ей тесным, белые туфли-лодочки.

Тетя Шура одобрительно оглядела племянницу:

— Вот теперь дело другое, а то обрядишься, как рыбачка…

Степан предложил идти на пристань берегом. Он стеснялся появиться на улице с приезжей нарядной девушкой. И очень боялся, как бы Ирина не заметила его смущенья. От одного этого Ирине стало весело. Она озорно взяла Степана под руку и всю дорогу шутила, смеялась, заглядывая ему в глаза, забавлялась мальчишеским смущеньем, выспрашивая о его планах, мечтах, о звездах, которые он собирается изучать.

Степан хорошо танцевал. На танцевальной площадке он почувствовал себя увереннее, повеселел. Потом Ирину пригласил какой-то отдыхающий — загорелый высокий парень со Звездой Героя на белой сорочке с расстегнутым воротом. Судя по канту на брюках, он был военный, возможно летчик — Ирина не разбиралась в расцветках кантов, кубиках, шпалах. Танцевал он легко, красиво, и Ирине было приятно подчиняться своему партнеру в ритме веселой музыки. Он и в самом деле оказался летчиком, звали его Вадимом, а по поводу Золотой Звезды ответил уклончиво — дали за всякие там дела…

Следующий танец Ирина танцевала со Степой, потом снова с Вадимом. Не без лукавства Ирина отметила про себя, что Вадим не отходит от них весь вечер. После танцев он провожал их на пристань. Только что познакомившись, Ирина и Вадим всю дорогу, не умолкая, разговаривали, а Степан шел насупившись, не проронив ни слова.

Долго стояли на помосте, ожидая последнего катера. Внизу монотонно плескалась черная, будто загустевшая в темноте вода. Вадим настойчиво спрашивал, где живет Ирина, она неопределенно махнула рукой — на той стороне бухты. Когда же они встретятся? Ирина ответила: быть может, они со Степой выберутся еще как-нибудь на танцы или в кино…

Подошел катер; прощаясь, Вадим задержал руку Ирины:

— Когда?

— Не знаю… — Опершись на плечо Степана, Ирина нырнула в тесный проход под тент катера. Катер отвалил от пристани.

— До встречи! — крикнула вдруг Ирина и тут же на себя рассердилась. Вообразит еще, что покорил ее своей Золотой Звездой!… Но на душе было радостно. Хорошо, что она пошла в санаторий.

Степан смешно хмурился и молчал. Ирина допытывалась, что же могло испортить ему настроение. Только около дома он пробурчал:

— Чего говорить-то… Если бы я был Героем Советского Союза…

Милый, милый мальчишка! Он уже ревновал ее к Вадиму. Она засмеялась.

— Мы сходим еще в санаторий, Степа, а?

— Нет… Мне к экзаменам надо готовиться…

Кто бы мог подумать в ту ясную, бархатно-темную южную ночь, что ее спутнику, мечтавшему об открытии новых, таинственных миров, почти мальчику, выпадет иная судьба — жестокая и неотвратимая… Но сейчас над ними горели яркие звезды, разбросанные до самого горизонта, как это бывает на юге. Выбирай любую!

И опять Ирина в одиночестве сидела у скалистого Паруса, поросшего яркими, желтыми дроками. Но теперь она думала о Вадиме. Она пыталась представить его лицо. Глаза серые… Густые ресницы… Раздвоенный подбородок… Ямочки на щеках, как у девчонки, когда смеется. «…Герой с ямочками!… Интересно, сколько ему лет… И когда он успел получить Героя? Может быть, за спасение челюскинцев? Почему я все время о нем думаю?… Уж не влюбилась ли с первого взгляда!…»