Черный замок Ольшанский - Короткевич Владимир Семенович - Страница 68

В этот момент наверху что-то тупо и тяжело ухнуло, сотрясая стены и загородив почти весь дневной свет, скупо сочившийся в люк.

Словно в ответ, струйка песка, битого кирпича, щебенки, каких-то щепок мгновенно переросла в мощный поток, толстый, как дерево. Все это обрушилось вниз, я был уже в этом потоке, но лестница превратилась в сплошную свалку, в которой ноги не могли найти опоры. Мне засыпало лицо, в рукавах было полно мусора.

Снова тяжело ухнуло. Остался лишь узенький, как лезвие ножа, лучик света, и в этом лучике я увидел, как скользнуло по поверхности пылевого потока стекло, довольно большой кусок. Хорошо, что не в голову.

А потом грохнуло что-то в стороне, и лучик исчез. Словно в ответ на это сотрясение, от которого, казалось, содрогнулась вся земля, что-то опять, в третий раз, бабахнуло над головой, дуновением воздуха погасив язычок огня.

— Что там? — крикнул голос снизу.

— Обвал! Плиты рухнули на лаз.

Я сполз вниз и стоял по колено в этой осыпи из разного паскудства.

— Где вы?

— Здесь я.

— Идите на голос… Я здесь… Ближе… Ближе… Ага.

Мы соприкоснулись. Потом моя рука нашла ее руку. Так мы и стояли.

— И ничего нельзя сделать?

— Вряд ли. Метр с четвертью на метр и шестьдесят сантиметров… Это… это… если я не ошибаюсь… каждая плита ноль целых шесть десятых кубометра. Удельного веса гранита я не помню. Но попытаемся представить себе столб метр на метр и высотой… Нет, наверно-таки, я ошибусь. Но такого веса мне не поднять. Слышите?

Сверху послышался шорох, легкое рокотание, шелест.

— А это что?

— А это на плиты сплывает песок, который мы так легкомысленно отбрасывали «немного в сторону»… И надо же — никакого рычага! Можно было бы попытаться.

— Так что мы будем делать? — спросила Стася тихим голосом.

— Погодите. Нужно зажечь свечу, чтобы оглядеться. Без огня совсем каюк.

Я похлопал себя по карманам и ощутил ледяной холод в позвоночнике.

— Ч-черт! Холера на мою голову!

— Что это вы?

— Спички остались наверху. В куртке.

— Та-ак.

— Да, веселая перспектива.

— И что делать?

— Сидеть. Ожидать. И думать.

— Над чем?

— Над тем, что каждая плита ноль целых шесть десятых кубометра. А если точнее, то даже ноль целых шестьдесят девять сотых кубометра… Я вспомнил, кубометр гранита весит от трех до семи тонн. В зависимости от плотности.

— Значит…

— Умножьте это на три. Так вот, если посчитать весьма приблизительно, даже в лучшем случае этот завал, вся эта бандура весит шесть тонн. Мы не сможем даже на толщину волоса сдвинуть плиты с места.

— Значит, нам могут помочь только снаружи?

— Да. И необходима техника. Им не обойтись без техники.

— Что ж, — сказала она, — будем смотреть правде в глаза: помощи извне тоже не будет.

— Почему? — Я начал уже догадываться.

— Мы ушли, когда и ваши и мои спали. Никто нас не видел. Мы не предупредили ни о чем ни детей, ни коллег, ни хозяев. Мало того, мы навели на ложный, фальшивый след даже Хилинского с Лыгановским. Курганное захоронение, неизвестно где, пятое, десятое. Нас можно искать в лесу, по всему району, но только не здесь… И даже след на росе: «взойдет солнце — росу высушит».

— И все же мне подозрителен этот обвал. Плиты стояли крепко. Я пытался сдвинуть — ни одна не сдвинулась.

— Так что вы думаете?

— Думаю, что это очередная попытка избавиться, очередное покушение на тех, кто много знает.

— Что ж, будем ждать… Вы говорили, без еды…

— Я говорил, сколько дней может прожить человек без еды, но я не говорил, сколько он может прожить без воды. А воды у нас нет ни капли. Даже капели со сводов.

А про себя подумал: «Дня три».

Руки мои все еще искали в карманах то, чего там не было. Носовой платок, ножик, сигареты, шариковая ручка. И вдруг в самом уголочке правого кармана, почти наполовину под подкладкой, пальцы нащупали что-то тонкое и хрупкое, даже на ощупь похожее на спичку. Потянул, еще боясь верить.

— Сташка, спичка!

— Ну и что? Спичка без коробки.

— Глупенькая, если только…

Я лихорадочно думал, сжимая в пальцах драгоценность, равной которой не было.

Можно, можно было добыть огонь и без коробка. Есть несколько способов.

Ну, во-первых, согнуть ногу так, чтобы брюки плотно обтянули бедро, и чиркнуть спичкой по бедру. Можно, но я не знал, из чистой шерсти мои брюки (тогда огонь!) или с примесью какой-нибудь синтетической дряни.

Шершавая стена? Но достаточно ли она мелкозернистая и сухая?

— Ага… Сташка, где твоя рука? На, держи. И упаси бог уронить.

— Что ты хочешь делать?

— Погоди.

Я вспомнил, как блеснул в последнем лучике света кусок стекла, скользнувшего по струе мусора, сыпавшегося в люк.

— Кусок стекла!

Я подполз к обвалу, в куче мусора у лестницы (благодарение богу еще, что я не отошел далеко) и начал руками, сантиметр за сантиметром, ощупывать мусор, даже слегка перекапывать его.

Это была почти безнадежная затея. Стекло могло отлететь далеко в сторону, могло оказаться глубоко засыпанным. Но я перебирал и щупал мусор в полном мраке так упорно, словно это была последняя наша надежда. Хотя что нам могло дать это стекло? Возможность одной-единственной неудачной попытки? А что мог дать нам свет, даже если мы и добудем его?

Но я шарил, щупал, чуть не нюхал эти отбросы. И вот… вот… не оно… Вот еще… Оно… оно, черт меня и всех побери!

— Сташка!

— Я здесь… Ползи… Сюда… Что ты нашел?

Я приложил стекло к щеке — слава богу, сухое. Ни грана влаги на нем. Видимо, лежало в песке.

— Дай спичку.

Я осторожно водил спичкой по волосам, к счастью, также сухим. Сухие волосы лучше самой лучшей промокашки.

— Держи свечу… Так. Здесь держи. И упаси тебя бог даже дышать.

Прижав пальцем головку спички, я сильно и быстро чиркнул ею по стеклу. Раз… Второй… Третий…

Зашипело…

И вот на кончике спички расцвел чудесный, синий внизу, оранжевый выше и желтый на конце волшебно-живой цветок.

Вспыхнул фитиль свечи.

Новыми глазами смотрел я на нашу тюрьму, на перемежающиеся полосы камня и кирпича, на конус мусора, засыпавшего лестницу. Я воткнул в этот мусор свечу, а две другие положил рядом.

— Ненадолго хватит, — сказал я. — Будем зажигать одну от другой.

— Мы не знаем, — сказала она, — можем ли мы позволить себе даже такую роскошь? Хватит ли у нас в этой ловушке воздуха? А вы еще закурили, Антон.

— Потому и закурил. Видите, дымок тянется к тому темному пятну и к тому, что выше. Здесь есть тяга, есть воздух. По крайней мере, мы не задохнемся. И я попытаюсь сделать трут. Пускай себе не из древесной губы, а из собственных брюк.

Я глубоко затянулся и выдохнул очередную струю дыма. И снова ее потянуло к темному пятну на стене.

Отдушина. И тяга. Сильная тяга.

— И все же, в чем дело, что все так неожиданно обрушилось? — задумчиво сказала Стася.

— И тут не докопаешься. Может, та подточенная стена рухнула и удар отдался сюда… А может, и скорее всего это так, кто-то следил за нами. Кто-то постарался нас тут замуровать. А вместе с нами и свое прошлое.

— Так ведь здесь ничего нет. Какое прошлое? Где?

Я как раз заканчивал обстукивать камнем пол.

— Так. Никакого другого подземелья под этим нет. Значит, мы не там искали. Значит, надо искать в другом месте.

— Искать? Вы ведь собирались бросить?

— Дудки, — сказал я. — Теперь уже дудки. Найду.

— Вы вначале выберитесь отсюда.

— Выйду. Не знаю как, но выберусь. Сквозь стену пройду, а буду там. В землю зароются — из-под земли достану. Вместе с их прошлым, настоящим и будущим, которого у них — я уж постараюсь — не будет.

Эти слова словно что-то сдвинули во мне. Говорил я их более подсознательно, чем думая над их смыслом.

Почему я был уверен, что нас завалили? Во-первых, сотрясение от какого-то там обвала не могло свалить плиты. Нужно было приложить к ним еще и какое-то механическое усилие, чтобы они обвалились. Во-вторых, мусор мы отбрасывали все же довольно далеко. Не мог он так легко начать сыпаться вначале между плитами, а потом на них, хороня нас. Ясно, что тут было. Тут было что-то наподобие рассуждения в древнем восточном гимне, приведенном, кажется, в книге «Душа одного народа» некоего английского офицера Филдинга. Книга рассказывала про Бирму, и было ей около ста лет. Как там было сказано?