Наемники - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 57

— А тебе? — в тон ему ответил Джерри — «Интрудер».

— Мне за это хорошо платят.

— Вот и нам тоже. Тысячу в месяц, как и тебе.

— Вот если бы платили еще и за виски, — вздохнул Желтый Медведь и рассмеялся. — Раньше и это входило в контракт… — Он помолчал и вдруг заговорил деловым тоном: — «Интрудер»! Говорит Желтый Медведь! Ты далеко?

— Сейчас буду садиться, — спокойно отвечал Джерри.

— Так ты хочешь садиться, Джерри? — задумчиво протянул Желтый Медведь. — А что у тебя за груз?

— Продовольствие.

— А если врешь?

— Тогда садись за мной и можешь обнюхать меня и мою машину. Мы оба провоняли вяленой рыбой так, что, наверное, морщится сам господь бог со всеми своими ангелами! — не выдержал «Интрудер».

В наушниках послышался вздох Желтого Медведя.

— Валяй, Джерри, садись. Мне плевать на ваши продуктовые лавки. У меня приказ перехватывать только самолеты с оружием. — Он коротко хохотнул: — Да вот беда, как их различить в этой темноте?

— О'кэй! Давай свет, Купер!

— Свет! — приказал майор.

За стеклянной стеной вытянулись две цепочки красных огоньков.

— Вижу! — пробормотал «Интрудер».

— Мягкой посадки, Джерри, — напутствовал его Желтый Медведь. — Каждый раз любуюсь: чисто работаете даже в таких условиях!

— Спасибо, Медведь. Минут через пять брось пару гостинцев, а то твои черномазые, наверное, засиделись и рвутся повоевать.

— О'кэй!

Кто-то положил руку Петру на плечо. Он обернулся и увидел Жака.

— Надо ехать, — устало сказал Жак.

— Что-нибудь случилось? — спросил Петр, снимая наушники и вставая.

— Расскажу в машине.

— Свет! — крикнул в микрофон Бейли, и опять за окном пролегли кровавые борозды.

Они были уже в «джипе», когда «Интрудер» с блеском сел на ночное шоссе и пронесся по нему мимо диспетчерского пункта. Петр проводил его взглядом:

— А сейчас Желтый Медведь сбросит бомбы.

Ему ответом были три взрыва — один за другим, где-то на противоположном конце посадочной полосы.

Жак зло рванул «джип» с места и включил на полный свет синие фары.

— Так что все-таки произошло? — с недоумением обернулся к нему Петр.

— Звонили… из военной полиции. Этот идиот Бенджи взял банк в Обоко. Ну и попался. Брал банк вместе с Грилло. Сейчас их допрашивают в военной полиции. Мне позвонил один знакомый сержант. Он разыскивает меня больше двух часов. И при горячей любви местных жителей к нашему брату… — Он сделал паузу, — …боюсь, что мы не застанем их в живых!

Им понадобилось полчаса, чтобы оказаться на окраине Обоко у здания, похожего на школьное. Жак на бегу расстегнул кобуру и отшвырнул часового, пытавшегося было преградить им вход в дверь, над которой красовалась свежая вывеска: «Военная полиция».

Они вбежали в длинный коридор, выкрашенный унылой бурой краской. Жак ударом ноги распахнул дверь, из-за которой доносились возбужденные голоса, и оказался в просторной и пустой, залитой водой комнате.

— Что здесь происходит?

И он кинулся к полицейским, склонившимся с ведрами над двумя телами у самой стены под черной классной доской. Полицейские, только что вылившие воду на Грилло и Бенджи, поспешно отступили.

— Они еще живы, сэр, — испуганно сказал один. Жак в ярости выхватил кольт:

— Вы посмели поднять руку на белого!

— Полковник Френчи! — раздался спокойный и властный голос. Из-за учительского стола вставал африканец в синей офицерской форме. Петр знал его — это был шеф военной полиции.

— Не вижу причин для беспокойства, полковник!

— Вы так считаете… шеф?

Жак ткнул стволом кольта туда, где стонали его парни. Лица их были похожи на кровавые лепешки, на руках блестели наручники, ноги связаны брезентовыми ремнями.

— Конечно, пришлось с ними немного… поработать. Они взяли сегодня вечером один банк… На полтора миллиона долларов. Конечно же, нам было очень любопытно узнать, где они решили хранить эти деньги… Сеньор Грилло все-таки раскололся, — к счастью для него самого и для этого тупого олуха. Деньги у нас, а вы можете забрать ваших подчиненных.

— Дрянь! — выругался вполголоса Жак и обернулся к полицейским. — А ну… немедленно развязать!

Те, отталкивая друг друга, кинулись исполнять его приказ. Шеф полиции с вежливой улыбкой наблюдал, как они освободили от пут и оков стонущих, не в силах держаться на ногах Грилло и Бенджи, поволокли их к двери.

— Да, полковник! — остановил шеф военной полиции Жака, направившегося было следом. — Подержите их у себя, пока они… не придут в приличный вид. А затем отправьте первым же самолетом ко всем чертям. Таков приказ его превосходительства господина президента. Кстати… перед отлетом им вручат по высшему ордену республики — «Герой Поречья». — И он тихо засмеялся: — Будь они идонго, я сегодня же приказал бы бросить их в бассейн со священными крокодилами.

ГЛАВА 5

Дождь лил всю неделю. Он падал из низких черных туч тяжелым сплошным потоком, и казалось, ему не будет конца. Земля разбухла, жалкие ручейки, обычно еле заметные между скалистыми холмами, отгораживающими Обоко от Уарри, превратились в злобные, бешеные потоки, стремительно несущиеся к Бамуанге.

Военные действия на всех фронтах замерли. Солдатам не хотелось вылезать из наспех построенных бункеров, а офицерам покидать бары Уарри или Обоко. «Зет» по-прежнему, несмотря на погоду, принимал от трех до шести самолетов каждую ночь, кроме воскресений. По воскресеньям «гуманисты» отдыхали — это было оговорено в контрактах.

Петр целыми днями играл в шахматы с юным Дэнни. До этого Дэнни ни разу за всю свою жизнь не притрагивался ни к одной шахматной фигуре, а когда Петр купил в Обоко шахматы, вдруг возгорелся страстным желанием обучиться этой игре.

Петр объяснил ему правила, и с этого момента Дэнни ходил за ним буквально по пятам, по-собачьи заглядывая в глаза, в любой момент готовый сбегать за шахматами в палатку, в которой жили Жак и Петр. Играл он азартно, глаза его пылали, губы шевелились. Иногда Петру казалось, что Дэнни играет с ним не в шахматы, а в солдатики, словно доигрывает игры, которые ему не пришлось доиграть в своем коротком и тусклом детстве. О том, что детство Дэнни было именно таким, можно было догадаться по тем немногим и скупым сведениям, которые Петру удалось вытянуть из мальчишки: отец — пьяница, перебивающийся случайными заработками, мать — всегда усталая, раздраженная, с утра до ночи сгорбившаяся у швейной машинки, чтобы прокормить семью из семи человек. Дэнни из ее детей самый старший. Нет, не поиски приключений погнали его из дому. Отец прослышал от каких-то своих дружков о вербовке и попытался завербоваться сам. Но был уже такой развалиной, что даже обычно снисходительный врач, обследовавший будущих «крестоносцев», отказался выдать ему медицинский сертификат.

Тогда отец привел к нему Дэнни, надбавил сынку тройку годков и сделав его из шестнадцатилетнего девятнадцатилетним. Контракт был подписан на шесть месяцев, и три из них Дэнни уже отслужил. Дэнни мечтал, вернувшись в Англию, купить мотоцикл, но боялся, что родители не позволят ему сделать это.

После провала наступления на Луис Жак забрал мальчишку из батальона Жан-Люка и сделал при себе адъютантом, строго-настрого запретив соваться в перестрелки. При первом же нарушении приказа, пригрозил Жак, он будет отправлен в Англию, и тогда… плакали его денежки за оставшиеся три месяца. Дэнни боялся нудного ворчания матери, тихой, пьяной печали отца. И он подчинялся приказу. Игра в шахматы, в которую он кинулся очертя голову, давала выход его чувствам.

Жак каждое утро уезжал в Обоко в штаб и возвращался оттуда раздраженным и злым. От него Петр знал, что Штангер с каждым днем становился все невыносимее: его обуяла мания величия. Он требовал чтобы ему при обращении говорили «ваше превосходительство» и заявлял, что спасти Поречье теперь может только «сильная рука».

Слухи об этом доходили до Эбахона, но президент на них никак не реагировал, занятый переговорами с таинственными личностями, прибывшими из Парижа и заменившими отозванного мистера Блейка. Одновременно вождь Аджайи по его поручению обхаживал американцев. Мартин Френдли оказался при этом неожиданно полезнейшим человеком, и Морис Дю-валье вслух сожалел, что кусок скалы между Обоко и Уарри пришиб не того американца, которого следовало бы. Впрочем, ему грех было жаловаться. По приказу Эбахона его прикомандировали к таинственным парижанам, каждое утро навещавшим президента Поречья и ведшим с ним упорные переговоры. О Петре Эбахон, казалось, забыл.