Операция «Хамелеон» - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 43

— Это нечестно, Арчи! Ведь мы же союзники!

— Ерунда, — отрезал полковник. — Мы с вами не дети: в том, чем мы занимаемся, союзников нет и быть не может. И вы сами же это доказываете. Я ведь просил вас оставить Николаева в покое. Доктор Смит, прежде чем познакомиться с «пятиминуткой», успел сделать анализ его крови. Вы знаете, что там могло быть. Эх вы, рыцарь плаща и кинжала!

Американец пропустил насмешку мимо ушей.

— На вашем месте я бы тоже постарался избавиться от этого русского, — сказал он примирительно. — Вы что же, не боитесь, что он докажет, что национальный герой англичан лорд Дункан был обыкновенным провокатором?

Полковник искренне рассмеялся:

— Сегодня это уже никого не интересует! А если русские захотят использовать его для пропаганды, это им мало что даст. К тому же у нас достаточно гораздо более уязвимых, с их точки зрения, позиций. Например, гвианийская нефть и жадность, с которой ее сосут наши нефтяные короли. Или деятельность наших советников. Или навязывание гвианийцам «английского образа жизни».

— Вы лучше скажите мне, Нейл, зачем вы убрали старика Атари?

— Мы?

Американец удивился совершенно искренне. Удивился и возмутился:

— А я-то был уверен, что это сделано вашим человеком. Старик ведь слишком много знал!

— И молчал всю свою жизнь! Полковник устало вздохнул:

— К тому же, дорогой Нейл, мы избегаем подобных методов. Поехали?

Но прежде чем завести мотор, Роджерс нажал кнопку на приборном щитке. Осветилась зеленая шкала приемника.

— …лидеры профсоюзов подтвердили, что через неделю, начиная с сегодняшнего дня, по истечении срока ультиматума…

Голос диктора был взволнован.

— …всеобщая забастовка будет объявлена в полночь и… Роджерс выключил приемник.

Американец рассмеялся:

— Не нравится? Вашим толстосумам есть что здесь терять, если забастовка действительно начнется. Я вам не завидую, Арчи!

Он наклонился почти к самому уху полковника:

— А что будет с вашими планами, если товарищ Николаев вдруг исчезнет?

Роджерс спокойно отодвинулся и с интересом посмотрел на американца.

— А я вас недооценивал, Нейл. Выходит, что вы играете гораздо сложнее, чем мне казалось.

Он забарабанил пальцами по баранке руля:

— Итак?

— Итак, вам надо во что бы то ни стало сорвать забастовку, — отчеканил американец. — Главная фигура вашей операции — Николаев. Не так ли? Ведь если забастовка состоится, она непременно окончится победой левых. Старый Симба использует ее, чтобы еще немножко высвободиться из ваших… дружеских объятий. В этом-то уж на кое-кого в своем правительстве он сможет опереться! Не такой уж он оппортунист, как вы думали, когда ставили его у власти. По европейским понятиям, он должен был бы навечно оставаться вашим человеком в Гвиании. Но Африка — это Африка. Африканцы пользуются электробритвами «Филиппс», пьют кока-колу, одеваются по европейской моде, но думают-то они по-своему. Они хитрее нас и гибче, и упорны, как черти в достижении своей цели. А цель у них у всех одна — выкинуть нас из Африки любыми средствами. Симба обманывал вас, когда обещал поддерживать традиционные связи с Англией. Подождите, как только он укрепит свое положение… Полковник сидел молча, сцепив пальцы маленьких рук на руле. Между бровей у него пролегла глубокая складка. Потом он посмотрел на американца из-под внезапно отяжелевших век.

— А что вы скажете, если в газетах, ну, предположим, в «Нью-Йорк тайме», появится разоблачительное письмо некоего американского микробиолога Джеральда Смита? Что-нибудь о подготовке к бактериологической войне? Об опытах на гражданах независимого государства? Искренний и покаянный документ? Впрочем, вы сами знаете, что может быть в письме, написанном перед смертью.

Роджерс усмехнулся и похлопал американца по плечу:

— Такое письмо уже существует в природе, дорогой Нейл. У меня есть сообщение из Каруны.

Американец побагровел:

— Слушайте! А пива у вас больше не осталось?

— Вот это уже разговор!

Полковник достал из-под сиденья банку пива и широко улыбнулся:

— Итак, вы получите письмо доктора Смита, а товарища Николаева оставьте в покое. Он нужен нам. В конце концов человек — не перепелка. И мы с вами цивилизованные люди.

ГЛАВА 26

— Это новый город, — сказал Роберт, когда они ехали по широким, плохо освещенным улицам Каруны.

Оранжевые фонари горели вполнакала, их слабый свет терялся в чахлой, пыльной листве акаций.

На поворотах свет фар упирался порой в здания, выстроенные в колониальном стиле, белые, с колоннами и галереями, обвитыми зеленью, и обязательно со старинными чугунными пушками у чугунных узорчатых ворот.

Потом жилые кварталы сменились деловыми. Вдоль улицы высились здания в стиле модерн, украшенные неоновой рекламой. Названия банков, фирм, магазинов вспыхивали и гасли в черном небе.

Роберт бывал в этом городе несколько раз и теперь чувствовал себя почти профессиональным гидом.

— Собственно, старый город находится от нового милях в трех. Их разделяет большое поле, куда кочевники пригоняют для продажи скот. Завтра я покажу вам старую Каруну. Там совершенно неповторимый рынок и мечеть — самая большая во всей Африке, южнее Сахары.

Элинор молчала. После сцены у хижины на колебасовом поле она за всю дорогу не проронила ни слова. Да и мужчины перебросились всего лишь двумя-тремя десятками незначительных фраз. Впрочем, полупустынная саванна не давала слишком много тем для разговоров.

Мысли Петра были целиком заняты тем, что он услышал от учителя. Теперь Петр был почти наверняка уверен, что найдет в Каруне какой-нибудь документ, связанный с событиями 1902 года.

«Начать поиски нужно с университета, — размышлял он. — Письмо профессора Нортона откроет доступ к архивам. А там посмотрим».

Он осторожно дотронулся до кармана, в котором лежала запись рассказа Атари. Стив… Петр верил — Стив обязательно ему поможет! И тогда… И вдруг он поймал себя на том, что совершенно спокойно смотрит на Элинор и Роберта, сидящих рядом.

Лицо Элинор, казавшееся каменным после отъезда из лагеря доктора Смита, смягчилось. И сейчас она напоминала Петру больного, только что перенесшего кризис и возвращавшегося к жизни. И наоборот — настроение автралийца становилось все мрачнее, все тягостнее. Теперь, выступая в роли гида, он явно старался скрыть это натянуто-веселыми замечаниями и потоком этнографических деталей.

— Мы остановимся в отеле «Сентрал». Я заказал там три номера по телефону из Бинды. Это лучший отель в городе.

И Петр, и Элинор были заняты собственными мыслями, и никто не ответил ему, да он, собственно, и не ждал ответа: он говорил, чтобы говорить, чтобы заполнить время и уйти от самого себя.

Петр жадно всматривался в темноту.

Так вот она, Каруна, древняя столица могущественнейшего когда-то африканского государства!

— Сейчас город занимает лишь одну треть площади, окруженной городской стеной. После захвата его англичанами он так и не смог оправиться, — вздохнул Роберт.

— А почему бы нам не проехать по старому городу сейчас, прежде чем мы попадем в отель?

— Не терпится? Я тоже, когда сюда впервые приехал, так и поступил. А мисс Карлисл?

— Мне все равно, — прозвучал безучастный ответ.

Роберт свернул в ближайший переулок, в темноту. Машина запрыгала по разбитой, неасфальтированной улице.

С четверть часа они петляли по темным переулкам, пока наконец не выбрались на огромный пустырь. Дорога пересекала его и упиралась в высокую глиняную стену, увешанную рекламными щитами кока-колы, мыла «лаке» и патентованных лекарств.

В стене темнели ворота под двойной аркой. Над левой частью проезда висел под фонарем круглый дорожный знак-указатель с надписью «ин», на правой — такой же знак с надписью «аут».

Оттуда, из-за ворот, доносился гортанный голос, многократно усиленный громкоговорителями: кто-то напевно читал по-арабски молитву.