Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан - Страница 47

– Да, мистер Лайтбоди. Что у вас за проблема?

Вид у пациента был несчастный. Он поерзал на стуле, откашлялся, потом достал платок и старательно высморкался.

Доктор немигающе смотрел на него.

– Прошу прощения, сэр, но в моем распоряжении ровно шестьдесят секунд на то, чтобы дать вам консультацию. У меня возникло несколько небольших, но неотложных дел. Вы говорите, что моя лекция на вас подействовала. Должно быть, вы догадались, какую супружескую пару я имел в виду?

Лайтбоди непонимающе уставился на него.

– Не притворяйтесь! – взорвался Келлог. – Не изображайте невинную овечку. Мне совершенно точно известно, что в ночь на шестнадцатое ноября вы, охваченный приступом похоти, накинулись на свою больную жену, подвергнув риску ее жизнь. С тем же успехом вы могли бы приставить нож к ее горлу. Да и вы сами – посмотрите на себя. В вас совсем не осталось жизненных соков, пищеварительный тракт разрушен, над вами витает тень смерти.

Уилл Лайтбоди, смертельно бледный, с дрожащими коленками, кое-как поднялся на ноги.

– Что вы такое говорите? – задохнулся он. – Я, я конечно знал, что я нездоров, но я стараюсь изо всех сил. Вы что, считаете, что я неизлечим?

Доктор был настроен непримиримо – настал момент не пряника, но кнута.

– Очень может быть. Даже наверняка так, если вы не перестанете заниматься подобными пакостями.

– Какими пакостями? Это неправда! Я вовсе не набрасывался на свою жену. Не смейте разговаривать со мной таким тоном!

Уилл сбился, затоптался на месте. Одежда висела на нем, как на деревянной вешалке.

– Ну, возможно, я несколько увлекся, – прохрипел он. – Вы ведь сами понимаете, муж и жена, и все такое, но никакого перевозбуждения нервной системы не произошло, между нами ничего такого не было.

Он сбился, принялся ломать пальцы, облизнулся. Выражение глаз у него было, как у испуганной лошади. Он перешел на шепот:

– Об этом я и хотел с вами поговорить.

Шимпанзе неистовствовала на кухне, гусь подыхал, Джорджа волокли в тюрьму, в теплице творилось черт знает что, назревал еще один судебный иск, а доктор попусту терял время. Он вздохнул про себя и уже более мягко сказал:

– Продолжайте.

– Не знаю, что и сказать, – пробормотал Лайтбоди, повесив голову. – Я поддался низменным страстям и явился к Элеоноре, желая склонить ее к брачным м-м-м… отношениям. Пренебрег вашими предупреждениями, надеюсь, вы меня простите, я больше никогда-никогда не буду, до тех пор, пока мы… Собственно, дело не в этом, а в том, что у меня ничего не вышло.

Доктор слушал с отвращением. Все, как он и подозревал. Плюс к тому этот идиот еще и пропустил в ту ночь несколько порций молочной диеты. На что они все рассчитывают? Как можно выздороветь, если не выполняешь инструкций врача?

– Ничего не вышло? – переспросил он.

Жалкий мешок, полный раскаяния и подростковой похоти, стоявший перед доктором, залился краской до самых ушей. Он не мог смотреть доктору в глаза.

– Я не смог быть мужчиной, – прошептал он.

– Вы хотите сказать, что вы проявили себя импотентом?

Лайтбоди, поморщившись от этого слова, кивнул. Келлог не смог удержаться от презрительного фырканья.

– Ничего удивительного! – вскричал он внезапно, дернув себя за козырек. – На что вы, собственно, надеялись? Как вообще мог человек в вашем состоянии отважиться на подобную авантюру? Вы не понимаете всей тяжести ситуации! Вы что, дитя малое?

Пациент молчал. Повисла тягостная пауза. Наконец доктор сказал:

– Я просто счастлив за вас, сэр. Ваше собственное тело взбунтовалось против произвола, которому вы хотели его подвергнуть. Раз уж вы сами не могли спасти себя и вашу жену, благодарите небеса за то, что вмешалась природа. Вы говорите, что вы импотент? А я говорю вам на это: поздравляю.

Не произнеся больше ни единого слова, Джон Харви Келлог обошел стоявшего, вышел из комнаты и поспешно зашагал по коридору. Пациент должен понимать, что и у врача есть предел терпения. В конце концов, человек должен сам контролировать свои животные инстинкты, которые способны свести его преждевременно в могилу. Доктор ускорил шаг, представив, какой непоправимый ущерб оборудованию нанесет Лилиан – всем этим сияющим кастрюлям, горшкам и колбам, не говоря уж о пище, которую обезьяна, разумеется, всю перепортит. Последнее время доктор экспериментировал с макадамовыми орехами, пытаясь выработать калорийное ореховое масло вроде арахисового, которое подарило бы благоразумным потребителям новый тип пищи вместо говядины и свинины, которую американцы пожирают, словно волки на Аляске. Не хватало еще, чтобы шимпанзе испортила экспериментальную смесь!

Подойдя к кухне, он увидел, что у двери столпилась кучка служащих и барышень-диетологов. Кто-то вколотил под дверь клин, чтобы обезьяна не сбежала. Доктор наклонился, выдернул клин и заглянул внутрь.

– Она там о чем-то бормотала сама с собой, Шеф, – сообщил кто-то сзади.

– Да, сэр, и устроила жуткий кавардак с кастрюлями, сковородками и всякими кухонными причиндалами. – Это сообщил Авраам Линкольн Вашингтон, ответственный за подметание полов на кухне. – Доктор Дистазо хотел остановить ее, а она взяла и разодрала ему штаны. Вы бы поосторожней, доктор. Больно уж она бесится.

Доктор Келлог проигнорировал это заявление. Именно для решения таких вот сложных задач он и появился на свет. Сейчас нужно было взять дело в свои руки, показать всем, кто здесь главный, кто действует, когда остальные лишь причитают. Он смело распахнул дверь и шагнул в кухню.

Ничего. Ни единого звука. Внимательные голубые глаза доктора наскоро оглядели помещение, дабы оценить причиненный ущерб: разбитые лампы, перевернутые столы, выдранный с мясом водопроводный кран, из которого хлестала вода. Арифмометр, встроенный в мозг бережливого доктора, быстро перевел ущерб в доллары и центы.

– Лилиан! – заорал он, и крик стиснул тишину, словно железный ошейник. – Лилиан, немедленно выходи! Плохая девочка! Плохая!

Тут он унюхал зловоние – дикий, первобытный запах, напоминавший о черной Африке. Лилиан покакала. Везде, где только могла. Повсюду – на столах, на полу, даже на стенах – находилось нагляднейшее свидетельство буйства нецивилизованного кишечника. Доктор осторожно двинулся вперед, то и дело оглядываясь по сторонам. Вдруг он услышал какой-то звук, краем глаза заметил едва уловимое движение. Быстро повернулся налево – ничего.

– Лилиан?

Ступая по-кошачьи, Келлог приблизился к огромному котлу с макадамовым маслом. Уже удалось добыть почти сто фунтов бесценного вещества, взбитого и сдобренного крахмалом. Доктор как раз собирался опробовать продукт на некоторых пациентах за завтраком. На первый взгляд с маслом все вроде бы было в порядке, и Келлог вздохнул с облегчением. Орехи были доставлены с Сандвичевых островов за такую цену, о которой даже вспомнить было страшно. Однако, приглядевшись, он увидел на поверхности масла пятно. Нос подсказал остальное.

В этот момент, словно ожидая похвалы за свои подвиги, появилась Лилиан – медленно выплыла из густой тени маслобойки. До нее было каких-нибудь пятнадцать футов. Доктор замер на месте, мучительно ощущая свою беспомощность, преследовавшую его целый день. Шимпанзе усмехалась, черные резиновые губы растянулись, обнажая длинные желтые зубы. В этот миг она была как две капли воды похожа на Джорджа.

Глава третья

Заморозки

Валил густой мокрый снег, когда Уилл Лайтбоди вышел из Санатория и быстро зашагал по Вашингтон-авеню. Накануне шел дождь, ночью подморозило, и вот сейчас, к концу длинного серого декабрьского дня, пошел снег. Разумеется, все это не имело ни малейшего значения для обитателей Санатория – они наслаждались гарантированными 72 градусами среди гибискусов и пальм или же, завернутые в полтонны одеял, дремали перед обедом на веранде. Но Уилл даже превратности погоды воспринял как приключение. Сутулый, тощий, вокруг горла намотан шерстяной шарф, руки засунуты глубоко в карманы – он смело топал по слякоти в своих галошах, похожий на сбежавшего с уроков мальчишку.