Толмач - Кортес Родриго - Страница 15

Топографическому отряду капитана в отставке Загорулько во Владивосток было не надо. Его путь лежал на северо-запад, прямо по направлению уже начатой от Никольска новой дороги – через всю Маньчжурию. Однако столкнувшись на станции с потоками грязных, оборванных китайцев, отряд почти мгновенно рассыпался, и теперь Семенов отчаянно вертел головой, боясь лишь одного – отстать.

– Семенов! – окликнули вдруг его. – Ты, что ли?!

Поручик завертел головой еще отчаяннее, но сообразить, кто его окликнул в этом человеческом муравейнике, никак не мог.

– Возле столба стоит, – заботливо тронул поручика за рукав не отстающий от Семенова ни на шаг тунгус и ткнул пальцем вправо.

Поручик повернул голову и обомлел: сквозь толпу к нему пробирался… Гриша, тот самый друг, чей высокопоставленный дядюшка и устроил его пару лет назад в Главный штаб.

– Господи! Гриша?!

– Я, Ванечка, я! – захохотал Гриша и утроил усилия, пробиваясь через гомонящих китайцев. – Ты почему не в Петербурге?

Семенов сглотнул и тут же решил, что всех деталей своего изгнания из Главного штаба рассказывать не станет. Рванулся навстречу, обнял, похлопал по плечам и отодвинул друга от себя.

– А ты что здесь делаешь?

– А я, братец, на границу с Кореей выезжаю, – хохотнул Гриша и сделал страшные глаза. – Только, сам понимаешь, это ужасная военная тайна.

Семенов улыбнулся.

– Понимаю…

– Ты сегодня вечером в Никольске еще будешь? – завертел головой Гриша.

– Мы только завтра в Маньчжурию выезжаем, – кивнул Семенов.

– Тогда сегодня давай ко мне, на огонек, в строительные бараки за дорогой. Придешь?

Семенов охотно кивнул, дружески пожал протянутую руку и поспешил вслед отряду. Если честно, он отчаянно завидовал Грише, пусть и начавшему обычным взводным в далеком чухонском гарнизоне, зато теперь явно выполнявшему почетное и крайне важное для России задание в Корее.

Корея вообще была особенным местом. Еще работая в 3-м делопроизводстве Азиатской части, Семенов обратил внимание, сколь многие блага может получить и уже получает Россия благодаря правильной работе военных и дипломатов в этой маленькой полувассальной стране.

Главный шаг по внедрению в Корею был сделан не так давно, когда по приказу российского поверенного в делах Вебера 127 русских морячков после короткого боя с элитной самурайской охраной вывели корейского короля из оккупированного японцами дворца и доставили его в русскую дипломатическую миссию.

В считаные дни головы прояпонски настроенных министров, казненных по приказу попавшего под защиту Русской империи Коджона, оказались выставлены на всеобщее обозрение – на кольях. И именно тогда благодарный Коджон выдал России концессию на вырубку приграничных с Китаем лесов. А заодно, не без подсказки Вебера, разрешил России ввести в район лесоповала практически неограниченное количество казачьей «охраны» – генштабисты по этому пункту до сих пор хмельные от счастья ходят.

Но это было только начало. Не прошло и нескольких лет, как русские советники вошли в управление таможенным делом Кореи, и теперь не только экономикой, но и политикой страны мягко, но с огромной пользой руководили русские специалисты. Нет, речи о создании в Корее военно-морской базы русского флота пока не шло – это был вопрос будущего. Как это ни покажется странным, но в первую очередь корейцы помогли нам управиться с неуправляемым Китаем.

Уже в 1894 году стало ясно, что железную дорогу из Читы во Владивосток лучше провести через Китайскую Маньчжурию: с одной стороны, там равнина – ни хребтов, ни перевалов, а с другой – так выходило на полтысячи верст короче.

Однако Китай сразу же встал в оппозицию; даже старая и безграмотная курительница опия Цыси понимала, что значит присутствие России в Маньчжурии. Тогда и был осознан тот факт, что у России есть лишь один путь сломить упрямство восточного соседа – выступить в роли его спасителя.

Делом занялись лучшие умы Главного штаба и МИДа России. А вскоре в Корее восстал Тонг-хан, и всегда прислушивавшийся к советам русских дипломатов корейский двор нижайше запросил у могучей Поднебесной империи военной помощи.

Не слушавшая предостережений Ли Хунчжана старая императрица попалась в эту ловушку, как пятилетний ребенок, и ввела в Корею свои войска. Понятно, что Япония вскоре обвинила Пекин в нарушении соглашений и объявила Поднебесной империи войну.

Разумеется, войну Китай проиграл, и, разумеется, настало время, когда пришлось уступать территории и выплачивать контрибуции. Вот тогда на дальневосточной доске и появились несколько новых «шахматных фигур». Россия грамотно объяснила Японии, что она – не сверхдержава, а потому из захваченного Порт-Артура лучше уйти, а затем устами Витте предложила Ли Хунчжану хороший кредит и военную помощь в обмен на разрешение строительства КВЖД.

И Ли Хунчжан сломался, а поручик Семенов и еще несколько тысяч специалистов выехали в Китай – доводить начатую три года назад «операцию» до логического конца.

Этим вечером Курбан впервые оставил Семенова в покое, вышел за пределы разбитого экспедицией лагеря, сел на взгорке и до самого заката солнца смотрел, как на глазах возрождается старое, казалось, давно забытое божество.

Вокруг направленной на северо-запад насыпи бегали с тачками сотни и сотни черных от загара и пыли китайцев, и похожая на гигантскую беременную змею насыпь росла и каждую минуту хоть немного, но сдвигалась вперед. Курбан представил себе, как однажды этот длинный, через всю страну древнего богатыря Манджушри, живот вспухнет, содрогнется в предродовой конвульсии и изрыгнет на белый свет новое, покрытое железом, слизью и кровью божество, и сокрушенно покачал головой.

– Зачем ты допускаешь это, великий Эрликхан? Зачем ты выпустил поверженного твоим отцом Дракона-Мармара из преисподней?

Властитель ада молчал.

– Я понимаю, – вздохнул Курбан, – ты хочешь отомстить орусам и эдженам за предательство, но ведь они – твои братья. Вас всех вскормила одна грудь!

Он знал, что если спросить божество от чистого сердца, оно обязательно ответит, как бы ни было оно далеко. Прислушался и ничего в ответ не услышал; властитель ада Эрлик-хан не считал нужным объясняться со смертным.

– А главное, – задумчиво закончил Курбан, – они все когда-нибудь будут в твоей власти. Разве нет? Так зачем торопить время?

Военный комендант Никольска получил телеграмму из Хабаровска с неделю назад и отнесся к ней крайне серьезно. Он понимал: если некоего поручика разыскивают по всему Приамурью, да еще по личному указанию Гродекова, значит, совершенное Семеновым преступление действительно выходит за всякие рамки. Поэтому, едва к Никольску Уссурийскому подошел эшелон, битком набитый бегущими от зимы китайцами, мелкими партиями едущих на поселение бывших каторжан, офицерами, инженерами и командированными, он сразу же выслал на поимку господина Семенова усиленный офицерский патруль.

Однако патрульным катастрофически не повезло. Их сразу же едва не снесла орда высыпавших из теплушек китайцев, а когда патрульные сумели вырваться за пределы этого бессмысленно гомонящего живого потока, экспедиции капитана Загорулько уже не было – ни людей, ни лошадей, ни груза.

Надеясь, что Загорулько придет отметиться в комендатуру, патрульные вернулись и узнали, что посыльный от капитана уже заезжал и, судя по его словам, отряд должен был выехать за город – ставить лагерь, но вот куда именно за город, никто не ведал.

В принципе, в комендатуре знали, что экспедиция Загорулько намерена войти в Китай в районе станции Пограничной, и начальник патруля принял единственно верное решение: идти вдоль строящихся путей.

Менее чем через час лагерь был найден. Однако оказалось, что поручик отпросился у начальника экспедиции до утра, а где он может находиться, не знает никто – разве что сопровождавший поручика все это время толмач-тунгус.

Совершенно взмыленный, злой от череды неудач начальник патруля кинулся искать тунгуса, нашел, но даже после целой серии как перекрестных, так и наводящих вопросов тот так и не сумел вспомнить, ни где конкретно они с поручиком расстались, ни куда тот отправился. А значит, придется ждать до утра, и еще неизвестно, каков будет результат. Если этот Семенов и впрямь такой уж матерый преступник, он может запросто отправиться не в Китай, вместе с экспедицией, а, скажем, во Владивосток, а затем и в Японию.