Песни каторги. - Гартевельд В. Н. - Страница 22

22

Эта песня приводит нас к особому отделу песен, которому мы могли бы придать название юмористических, если бы они в полной мере сходствовали с теми русскими песнями, в которых действительно много своеобразного юмора. Беззаветная веселость, легкая насмешливость составляют отличительную черту таких песен, распеваемых на воле свободными людьми. В тюремных же песнях веселость и насмешливость приправлены, с одной стороны, значительною долею желчи, с другой — отличаются крайнею безнравственностью содержания: веселость искусственна и неискренна, насмешка сорвалась в одно время с больного и испорченного до уродства сердца. С настоящими юмористическими народными песнями эти тюремные имеют только общего одно: веселый напев, так как и он должен быть плясовым, т. е. заставляет скованные ноги, по мере возможности, выделывать живые и ловкие колена, так как и в тюрьме веселиться, плясать и смеяться иной раз хочется больше, чем даже и на вольной волюшке. Песен веселых немного, конечно, и собственно в смысле настоящих тюремных, которые мы назовем плясовыми, из известных нам характернее других две: «Ох, бедный еж, горемышный еж, ты куда ползешь, куда ежишься?» и «Эй, усы — усы проявились на Руси». Первая во многих частностях неудобна для печати наравне с десятком других казарменного грязного содержания (Фенькой, Мигачем, Настей, Кумой и другими). Вместе с поляками-повстанцами и следом за своим паном князем Романом Сангушкою прислан был в Сибирь в Нерчинские рудники Онуфрий Ворожбюк, крестьянин Подольской губернии, один из многочисленных торбанистов Вацлава Ржевусского, эмира злотобродого, ученик торбаниста шляхтича Видорта. Григорий Видорт (род. 1764 г.), народный украинский поэт, был с Ржевусским на Востоке. В 1821 году он перешел к Евстафию Сангушке и восхвалял его на торбане только год; в этом же году он умер, передав свое ремесло сыну Каэтану (умершему в 1851 г.). Каэтан Видорт был последний торбанист-художник. Сын последнего уже утратил искусство отца и деда, но продолжал забавлять Романа Сангушку песнями деда. Из них в честь Романа Сангушки сохранились многие, сочиненные на малороссийском языке. Эмир, как известно, любил лошадей и украинскую музыку. Для лошадей имел конюшню, не уступавшую в роскоши многим дворцам. В комнатах, украшенных с турецкою роскошью, Ржевусский любил по вечерам слушать торбанистов, которые razmarzonemu panu пели песни, сложенные в честь его. Эти песни принес с собою Ворожбюк на каторгу, познакомил с ними каторжных, а кстати выучил и другим малорусским песням. Некоторые из песен, сочиненных Видортом и переданных Ворожбюком, помнили ссыльные поляки. Вот одна из них, чествующая эмира с лошадьми:

Гей? выихав наш Ревуха В чистый степь гуляти, Перевисив через плечи Сигайдак богатый. Грай море! черное море, биле море, сине море, гала гаду гу-гу-гу-гу, гала гиду гу-гу-гу-гу. Сивы кони поймали Гнедые и черны. Тешьте мене, щоб не тужил, Ревуха моторный. Грай море! черное море, биле море, и т. д. Шахтамир, Тамира (наши кони) — Той мои соколи! Коли всиду смило иду, Не спаду николи! (Припевок) Ах ты, Гульда, моя мила, Коли на тя сяду, Носишь мене по витру — Николи не спаду. - Подай, Саво, коня свово, Нехай меня знают; Коли сяду на кони я, Жилы мини дергают, и проч.

«Мелодия песни (говорит Аг. Гиллер) скорая, красивая и настоящая украинская, весьма сильно свидетельствующая о композиторском таланте Видорта. Ворожбюк в Сибири певал ее с энергией и всегда только под вдохновением любимых и милых воспоминаний. Эти песни оживляли его измученное сердце и разглаживали морщины на нахмуренном челе. А прекрасно пел Ворожбюк и мастерски играл на торбане! Он был известен в ссылке под именем “торбаниста”. Попался он в ссылку таким образом: Фантазер, эмир Zlotobrody, в 1831 г. ушел в повстанье с оружием, лошадьми и торбанистами и погиб в битве под Даховом. Ворожбюк был взят в плен и приговорен в Сибирь. В толпе узников шел он в ссылку веселый, певучий, остро- умный и болтливый. Достоинствами этими и другими он сумел в походе располагать конвойных солдат в свою пользу и выбивать у них различные уступки и льготы для товарищей. Ссыльные товарищи дали ему прозвище Шахрая (барышника, жида, торгующего ветошью). Все Шахрая любили, Шахрай всех веселил. Шли по Волыни и Украине не в скудости, потому что паны и панны делали для узников различные складчины из денег, одежды и вещей, потребных на дальнюю и трудную дорогу. В Нерчинских рудниках Ворожбюк женился на сибирячке, занялся хозяйством, торговал водкою, но, главное, работал деревянные курительные трубки, которые и раскупались товарищами и сибиряками. Низенький и смуглый, он был настоящим типом русина с черными волосами и ясным взором». Народные русские песни покушались идеализировать преступников и характеризовали, между прочим, двух преступниц-убийц в следующем виде:

1. По часту мелку орешничку Тут ходил-гулял вороной конь, Трое суток непоенный был, Неделюшку, не кормя, стоял, Черкасское седло на бок сбил, Золотую гриву изорвал, Шелков повод в грязи вымарал. Не в Москве я был, не в Питере — Во стрелецкой славной улице, Во стрелецкой, во купеческой.

(Или так:)

Ты звезда ли моя восхожая, Восхожая, полуночная! Высоко ты, звезда, восходила, Выше лесу, выше темного, Выше садику зеленого. Далеко звезда просветила Дальше городу, дальше Саратова, Дальше купчика богатого.  У того ли купца богатого Случилося у него несчастьице, Несчастьице, безвременьице: Как жена мужа зарезала, Белую грудь она ему изрезала Не простым ножом — булатным. Вынимала сердце с печенью. На ножике сердце встрепенулося, Жена-шельма улыбнулася, Улыбнулася, рассмехнулася; На холодный погреб бросила, Дубовой доской задвинула, С гор желтым песком засыпала, А на верх того землею черною Левой ноженькой притопнула, Правой рученькой прищелкнула, Хоронила и не плакала; От него пошла — заплакала, Сама младешенька вошла в горенку, Садилася под окошечком, Под окошечком передним. 2. Что не ястреб совыкался с перепелушкою, Солюбился молодец с красной с девушкою, Проторил он путь-дорожку, — перестал ходить, Продолжил он худу славу, — перестал любить, Ты не думай, простота, что я вовсе сирота. У меня ли у младой есть два братца родных, Есть два братца родных, два булатных ножа. Я из рук твоих, ног короватку смощу, Я из крови твоей пиво пьяно наварю. Из буйной головы ендову сточу, Я из тела твово сальных свеч насучу, А послей-то тово я гостей назову, Я гостей назову и сестричку твою. Посажу же я гостей на кроватушку, Загадаю что я им да загадочку, Я загадочку не отгадливую: Да и что ж такого: я — на милом сижу, Я на милом сижу, об милом говорю, Из милого я пью, милым потчую, А и мил предо мною свечою горит? Вот тут стала сестричка отгадывати: «А говаривала, брат, я часто тебе, Не ходи ты туда, куда поздно зовут, Куда поздно зовут да где пьяни живут».