Денис Котик и Замок Хитрецов - Зорич Александр - Страница 51

– А что такое – нуль?

– Трудно объяснить. У вас таких пока нет, – ответил старик. – Наверное, уже и не будет.

– И все же... – с горечью сказал жрец.

– Хорошо. Попробую объяснить на твоем же примере, – предложил старик. – Ты ведь не случайно изобразил меня первоначально в виде палочки?

Жрец молчал.

– Вы, римляне, все – такие же. Состоящие из палочек, возможно, из их разных сочетаний. Я тоже первоначально – один из вас. Но с чуть измененным качеством. Самую малость. Всего лишь с хвостиком.

Старик остро взглянул на жреца.

– Но ты – ты другой, жрец. И знаешь об этом. Возможно, что выше и дальше тебя в вашем мире покуда нет никого. И тебя тяготит твой потолок. Потому что ты уже – не из палочек. Может быть, это сейчас ты!

Он протянул руку. Жрец, помешкав, передал ему прутик. И старик начертал на песке по другую сторону решетки новый знак.

L

– Видишь? Тут есть и вы, и что-то от меня.

И вновь резкий взмах прутика!

– А ты, наверное, уже давно хочешь стать другим. Вот таким?

C

– Или же таким?

D

А, быть может, даже этим?

M

– Стремишься, но покуда не можешь. Поскольку в тебе самом нет Тех Качеств, которые ты создаешь для других.

И тогда жрец увидел других монстров. Они подошли к Первому и попарно взялись за руки. Второй с Третьей. Четвертый с Пятой. Словно вихрь пронесся на островом.

Старик подал знак, и Третья сплела руки с Четвертым.

Ударил гром, в воздухе запахло грозой.

Старик, он же Первый, встал и подал руку Второму.

Ветер, казалось, усилился десятикратно, над островом бушевал уже настоящий шторм. Деревья отчаянно гнулись, рушились уже опустевшие наблюдательные вышки, и опасно накренились охранительные решетки.

– Нет! – отчаянно закричал жрец и налег всем телом на стальные прутья. – Вы останетесь тут! Навсегда!!

В этот миг рядом с Пятой возникло движение. Точно невидимый смерч закрутился над песком, порождая его причудливый танец.

– Не бойся, – крикнул старик Пятой. – Протяни ему руку.

Пятая зажмурилась и с замиранием сердца протянула руку в пустоту. А пустота взяла ее и крепко сжала.

Что может быть десятикратно сильнее вихря и шторма? Только буря.

Стальная клетка страшно, невыносимо выгнулась под мощным напором, идущим изнутри. Разве может одна клетка удержать столько? Для этого понадобилось бы, наверное, не одна, а целых пять клеток! А точнее – шесть!

Могучий удар разметал решетки. Клетка порвалась, точно была сработана не из толстых стальных брусьев, а всего лишь нарисована на бумаге тонким, остро заточенным перышком.

В вихре и смерче мелькнуло растопыренное тело жреца с отчаянно кричащим, раззявленным ртом, и остров засыпало сорванной листвой. А спустя полчаса окончательно улеглась поднятая пыль, и успокоилось море.

– Корабль! Я вижу паруса!

Третья смеялась, размазывая по грязным щекам невидимые слезы. Вдали к острову шел белоснежный парус. Над ним уже взметнулся сигнальный флаг – там заметили кучку людей на высоком утесе, возле разведенного дымного костра.

– Просто не верится... – пробормотал Второй, не спуская глаз с моря. – Неужели все закончилось?

– Вовсе нет. Для нас все еще только начинается, – покачал головой старик.

– И все теперь будет иначе, – промолчала пустота за его спиной. Но старик услышал и скептически покачал головой.

– Как жаль, что Шестая, Седьмой, Восьмая и Девятый не дожили до этого дня, – вздохнула Пятая. – Тогда мы бы все сейчас были вместе.

– Ну, полагаю, это-то дело как раз и можно поправить, – задумчиво молвил Первый, озабоченно вглядываясь в гербы на флагах. – Во всяком случае, в том, что касается Шестой, я бы, к примеру, мог попробовать. Думаю, это совсем несложная операция. Что скажешь, девочка?

И его глаза, устремленные на Пятую, потеплели и разом помолодели.

Молодая женщина опустила голову, чуть покраснев. А потом кивнула и улыбнулась, быть может, впервые за всю свою жизнь – легко и свободно.

Потом внезапно во сне Антона появился высокий молодой человек, лет двадцати пяти, в плаще и кепке.

Он сидел на скамейке в каком-то осеннем парке, засыпанном резной листвой кленов и желтыми пятнышками липовых листьев. На краю скамейки сиротливо лежал забытый кем-то мокрый букет давно увядших белых хризантем. Молодой человек – он почему-то здорово походил на самого Антона, только был старше – задумчиво вертел в пальцах наручные часы.

У них был электронный циферблат и тонкий металлический браслет, похожий на миниатюрный наручник

Потом молодой человек поднял голову и посмотрел прямо на Дениса. Тот даже вздрогнул, хотя и находился по ту сторону Антонова сна. А молодой человек тихо сказал, поглаживая прямоугольное табло часов с множеством кнопочек.

– В детстве у меня был любимый будильник. С римским циферблатом янтарно-золотистого цвета и тонким ключом для завода. Вдоль частокола его причудливых цифр, сплошь состоящих из прямых и косых палочек, время всегда тянулось столь сладостно-медленно, чтобы я мог успевать поиграть, кажется, во все на свете.

С тех пор я давно ищу такой же будильник. Поскольку с другими часами и циферблатами время течет для меня теперь слишком быстро. Но никак не могу его найти.

И все чаще сам себе кажусь лишенным чего-то очень важного и дорогого.

Не достаточным.

Не исполненным до конца.

Нулем без палочки.

Может, оттого, что время этих игр под сенью римских цифр, так похожих на школьные счетные палочки, где-то давно уже отстало и заблудилось – окончательно и безвозвратно?..

Потом молодой человек сунул часы в карман, не надевая их на руку. Он встал и быстро пошел по аллее, совсем не замечая под ногами луж и кучек пожухлых листьев. Только букет мокрых и давно увядших хризантем остался лежать на скамейке. Как напрасное напоминание о чем-то, забытом давно, окончательно и уже, увы, безвозвратно.

ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ. СНЫ-ЗАГАДКИ ПЕЩЕРЫ РИФФЕНШТАЛЬ: МЕХАНИЧЕСКАЯ ПРИТЧА ДЛЯ МАКСИМА

– Чур, теперь я буду отвечать! – Денис, что было сил, затряс вытянутой рукой как какая-нибудь отличница-зубрилка. – Можно?

– Ну, давай, попробуй, – поддержали его друзья.

– Честно говоря, я сначала вообще ничего не понимал, – признался Денис, улыбаясь. – Какие-то пленники, маньяк-убийца, стражи римские. И имена у них чудные. Только имена-то как раз мне все и подсказали.

Денис взял листок, на котором Антон расписывал все их соображения по снам, и размашисто начертал сетку, как для игры в крестики и нолики. И в одну клетку вписал цифру "единицу".

– Когда на песке стали буквы и цифры чертить, только тут я и догадался. Никаких смертей, никаких маньяков, и даже узников и охраны в этом сне нет, и не было! – с торжествующей улыбкой объявил он. – Этот сон – сказка про цифры.

– Римские и арабские, – добавил Максим. – Как одни цифры – неудобные римские – захотели стать властителями мира. И когда изобрели арабских, их римляне сразу заключили в клетку. Все равно, что вписали в тетрадь. Чтобы скрыть от всего остального мира. Ведь римским цифрам казалось, лучше быть на свете единственными и неповторимыми, чем знать, что на свете есть кто-то еще круче.

– Ну-ка, зеркальце, скажи! – ехидно продекламировал Денис.

– Точно. В общем, в этой истории все узники – это на самом деле арабские цифры, и они – живые как будто люди.

– А маньяк там – это цифра Нуль, – кивнул Антон. – Если на него умножить – ноль будет. Пустота. Сразу исчезнешь. А цифры думали, что он их убить хочет. А ему просто и самому пустота надоела. Ведь если ноль приписать – сразу умножишь в десять раз. Один – десять, два – двадцать, десять – сто, и так далее.