Подразделение 000 - Костин Сергей - Страница 58

— Соединяй, — я лениво потянулся, скрипнув несмазанными шарнирами водительского кресла. — Конец смены, как никак. Может, разрешат снять наблюдение. Все равно без толку. Нечестные налогоплательщики существовали, существуют, и будут существовать, независимо от того, кто с ними будет бороться.

— Точно, — согласилась спецмашина, выводя на восьмой в пятом ряду монитор данные о связь-канале. — Связь устойчивая. Говорите.

— Тринадцатая на связи. Отвечаем по обычному каналу. Передачу ведет командир спецмашины пока что майор Сергеев.

— Диспетчерская слышит тринадцатую хорошо. Для вас срочный вызов. Как поняли?

— Принять вызов не можем. Мы и так на вызове. Подстраховываем американца. Если помните, он…

— Все отменяется, тринадцатая. Приказ Директора Службы. Для вас особая миссия. Данные и координаты высланы.

— Требую подтверждения прямого приказа.

В динамиках послышались звуки топающих ног, и глухой голос Директора напомнил, что он всегда отдает прямые приказы:

— Пока что майор Сергеев! — тон, с которым Директор сказал эти слова, мне не понравился. — Подтверждаю прямой приказ и требую незамедлительного выезда вашей спецмашины на заявку. Конец сеанса, пока что майор Сергеев!

Динамики хрюкнули и выдавили аккорды «Майор, майор, улыбнитесь, ведь улыбка это знак спецмашины».

— Конец смены. Нервная работа. Куча вызовов. И ни минуты отдыха! Милашка! Что пялишься! Собирай команду.

Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать взвизгнула ревуном, сообщая второму номеру, что на сегодня наблюдение закончилось, и его ждут в кабине.

Американца мы оторвали от работы в самый неподходящий момент. Янкель взобрался с ногами на башню четырехколесной машины, и, размахивая чайником, что-то яростно доказывал столпившейся вокруг толпе честных налогоплательщиков. Услышав ревун Милашки, Боб поправил все время сползавший с головы связь-парик и, недовольно нахмурившись, соизволил ответить:

— Второй засекреченный номер вызов принял. Буду через минуту. Сейчас только закончу тезис.

Усиленный спецмашиной голос Боба возвестил на весь колбасный завод:

— Лучше, меньше колбасы, товарищи честные налогоплательщики, но качественней. Только через качество мы сможем достучаться до огрубевших сердец жителей нашей необъятной Родины и всего мира. В то время, когда коренные жители многострадальной Америки только мечтают о колбасных изделиях, некоторые нечистые на руку налогоплательщики, пользуясь служебным положением, подло подрывают финансовую независимость нашей страны. Не допустим этого! Все на борьбу с ворованной колбасой. Удачи вам, и успехов в вашем полезном и важном деле. До свидания товарищи.

Американца провожали всенародными овациями. Большинство из сотрудников завода, со слезами на глазах, вытаскивали из-за пазухи не обнаруженные мясоискателями круги и палки колбасы и складывали продукты у дырявого ведра. Особо честных тут же награждали повестками и бесплатными путевками в местное отделение милиции.

— Командир! — раскрасневшееся лицо Боба выражало полное удовлетворение от проделанной работы. — Как я справился с заданием? Стопроцентная раскрываемость.

— Медаль завтра выпишу, — проворчал я, не совсем удовлетворенный результатами расследования. — Ты зачем продукт на открытом пространстве оставил? Трудно было в Милашку загрузить? Герой, Америку твою через Атлантический океан!

Смущенный янкель плюхнулся на свое место и подозрительно заелозил. Можно подумать, я не вижу, как он складывает в свой сейф колбасные изделия, выуженные из-под оттопыренного смокинга. Килограммов двадцать, не меньше. Двухдневный запас.

— Командор! Команда в полном составе. Разрешите вывести на центральный монитор координаты и цель вызова?

По центральному монитору забегали скупые цифры и фразы.

— Так, чем под конец рабочего дня нас решил порадовать Директор? — одним глазом я наблюдал за монитором, вторым за наполнением сейфа второго номера. Двадцатью килограммами не пахнет. Не меньше сорока. — Двухсотый микрорайон, дом три тысячи с копейками бис, вызов поступил тридцать минут назад. Шустро диспетчерская работает. Не понял!?

Боб, наконец, затолкал ногами последнюю палку колбасы в сейф, тщательно запер дверь на ключ и, как ни в чем не бывало, честным голосом обратился начальнику. То есть, непосредственно ко мне:

— Что вы не поняли, командир? Слишком сложное задание?

— Хуже, Боб. Все гораздо хуже. Кажется, нас ждет веселенькая ночка.

— Вооруженное ограбление с отягчающими обстоятельствами? Разбой в особо крупных размерах? Организованная преступность?

— Запомни Боб, в России нет организованной преступности. Это, может, у вас там, в Америке, мафия связь-таксафоны потрошит. А у нас, родной, есть только редкие проявления несознательности. Но сейчас речь не о них. У нас особый случай. Плачущий ребенок. Милашка, полная система оповещения и вперед без остановок. Если взрослые налогоплательщики могут подождать, то дети никогда. Только заглянем на пару минут на стадион. Там бразильцы у наших чемпионский титул собираются отыгрывать.

— Сколько можно? — проворчали недовольно динамики. — Каждый год одно и тоже. Никак угомониться не могут.

Милашка, как и положено, завелась с двадцати двух с половиной оборотов. Деликатно бибикнув, спецмашина подразделения 000 дала задний ход, и выехала с места засады. Несколько подозрительного вида интеллигентов, облюбовавших спецмашину для задушевных разговоров, разбежались по сторонам.

— По библиотекам не сидится, — проворчал Боб, который только что заметил мои быстрые взгляды на разъезжающийся по швам титановый сейф. — Я говорю, по библиотекам им не сидится! Да, командир? А что за ребенок?

— Не знаю, — я отвернулся и стал смотреть в боковое окно на засыпающие дома. Везет людям. Отработали двадцать часов и отдыхают до утра. Чай дома пьют, с женами спорят, кому из столовых еду заказывать. А тут… Всю жизнь на колесах. — Боб, поймай что-нибудь по приемнику.

— Сделаем, — бодро ответил второй номер, прекратив обвязывать сейф цепями. — Вот эта подойдет?

Столичное связь-радио крутило песню о свихнувшейся стиральной машинке восьмого поколения: — «Я сошла с ума! Я сошла с ума».

— Боб, — смотреть на чужие окна надоело. — А у вас в Америке, какие песни популярны?

— У нас? — американский эмигрант только что закончил конопатить щели сейфа. — Когда уезжал из Америки, там была популярна песенка о любви к яичнице.

— Мда, — только и смог сказать я. Такая большая страна, а песни все о еде. Нет, чтобы сочинить песню о любви к родине. Что-нибудь типа «Америка, Америка, тарим-пам-пам-пам-пам».

— Подъезжаем, — объявила спецмашина подразделения 000. — Наблюдаю контейнеровоз скорой помощи. Скорее всего, они нас и вызвали. Чему их только в университетах учат?

— Клизмы ставить и пластыри лепить, — со знанием дел ответил я. Как никак два месяца в больнице провалялся с головной болью. — Пугни их для профилактики.

Милашка на полной скорости рванула к контейнеровозу, затормозив только перед самым носом испуганного водителя. Даже пошутила по этому поводу в том смысле, что кое-кому клизмы больше не нужны.

— Что у вас? — спустившись по эскалатору, я подошел к консилиуму врачей в белых комбинезонах.

Лысый череп со связь-стробоскопом на лысом черепе нервно помял пачку противоаппендицитных пластырей:

— Там ребенок. Плачет второй час подряд. Родители в шоке. Моя бригада… — череп оглянулся на консилиум. — Моя бригада тоже в шоке. В нашей практике подобного еще не встречалось. Мы прилепили валидольные пластыри, но результатов пока нет.

— Ребенку прилепили?

— Что вы? — возмутился череп. — Как можно? Нашей бригаде.

— Ясно, — сказал я, отбирая у черепа связь-стробоскоп. — Возраст ребенка?

— Пять.

— Ясно. Пять лет. Боб, прихвати с четвертого стеллажа связку ремней. Здесь ребенок от рук отбился.

— Пять месяцев, — поправился череп, бледнея.

— Так что ж ты…, — череп ловко отпрыгнул и скрылся в консилиуме. — Боб, отбой. Уточненная информация. Ребенку пять месяцев. Хватит и одного ремня. Милашка, разбуди Герасима. Кажется, без него нам сегодня не обойтись. Заодно свяжись с диспетчерской, пусть присылают подкрепление. Да и сам Директор не помешает.