Последняя битва - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 37

— Истину глаголешь, государь, истину, — с готовностью согласились бояре, что один за другим подтягивались из трапезной.

— Второй бедой ты верно османского пса назвал, коего султан Мурад в Польшу наместником посадил, — продолжил Иоанн. — Но с ляхами и свенами споры ратные токмо в Ливонии идут. Князь Илья Юрьевич туда по весне отправится. Ляхов за гнусности их безмерные покарать. И князь Палецкий с ним же, шестьдесят сотен детей боярских поведет. Бесчестного кровопролития псу османскому и Магнусу-предателю я не прощу. Засим нет у меня в росписи более свободных сил.

— Ведомо мне, — сухо ответил Зверев, — что следующим летом Баторий намерен силами в пятьдесят тысяч воинов напасть на Полоцк, чтобы отбить его обратно в польские владения.

— Чушь какая! — хмыкнул кто-то из бояр. — Откель у ляхов сила-то такая взяться может?!

— Да и чего делать им возле Полоцка-то? — поддержали его другие длиннобородые «мудрецы», одобрительно стуча посохами. — Спор-то за Ливонию ныне. В Ливонии они пакостили, в Ливонии и воевать будем.

— Ведомо мне, — повторил Андрей, глядя Иоанну в глаза, — будет их не менее пятидесяти тысяч, и придут они под Полоцк.

— Чушь это! Быть такого не может! — опять заголосили бояре. — Обезумел ты, Андрей Васильевич!

Однако государь от слов князя Сакульского призадумался. Повел головой:

— Ну-ка, княже, помоги мне на место должное подняться.

Государь чуть приподнялся, Зверев подхватил его под локоть, помогая подняться к трону, усадил на престол.

— Благодарствую, Андрей Васильевич, — поблагодарил через стиснутые зубы, словно простонал, Иоанн. — Однако же нет у меня ни стрельцов, ни детей боярских, дабы надежды твои успокоить. Пушек сколько-то соберу, так и быть. И порох с ядрами найдется. Они ведь мору не поддаются, голода не боятся. Есть еще в пушкарских дворах крепкие стволы. Татар еще могу прислать поволжских. Пожалуй, что даже пятнадцать тысяч в роспись включить велю. На большее не надейся. Сам слышишь, не верит никто в такое чудо, чтобы османский пес силы столь великие собрать смог [24]и мимо Ливонии в иные земли пошел. Как бы напрасно служивый люд долгие дни у Полоцка не потратил.

— Благодарю, государь, — поклонился Андрей, отступил, но повернуться к дверям не успел.

— Стой! — повысил голос царь.

— Да? — поднял на него глаза князь Сакульский.

— Ты помнишь о том, главном поручении, которое я тебе давал? — с нажимом спросил Иоанн.

— Да, государь, помню. Приложу все силы для его исполнения.

— Хорошо, ступай, Андрей Васильевич… Нет, стой… Хитер ты, знаю, княже. Не раз сие доказывал. Скажи-ка мне, а ты бы как от ляхов бесчисленных оборонялся, коли ни стрельцов бы не имел, ни детей боярских, а токмо сотни легкие татарские?

— Я? — Андрей пожал плечами. — Бандиты они все, хоть и шляхта. На войну за грабежом только и ходят. Стало быть, первое, что сделать надобно, — это добычи их лишить. Людей увести и все ценности забрать или попрятать, какие только в хозяйствах есть. Как от татарских набегов испокон веков оберегались? Хлеб по осени сразу прятали, ничего на зиму не оставляли, да схроны готовили. Как опасность возникала — все ценное забирали да сами скрывались. Только то оставляли, что басурмане и сами не брали, ибо стоит дешево, а тащить тяжело, от и ляхов так же без добычи оставить нужно.

— Нечто ты думаешь, княже, мы схизматиков этих на землю русскую попустим?! — стали возмущаться думные бояре, но Иоанн только кашлянул чуть громче, и шум моментально стих.

— Продолжай, княже, — кивнул он.

— В чистом поле татарами супротив шляхты не устоять, — продолжил Андрей. — Но коли за стеной от нее обороняться, то за каждого павшего витязя ляхи десятком своих горлопанов заплатят. Если не встречать их в поле, а ждать в крепостях, заставлять раз за разом на штурмы лезть, стена за стеной и крепость за крепостью, у Батория за пару лет солдаты просто-напросто кончатся. Воевать будет некем и некем командовать.

— Обезумел ты, Андрей Васильевич! — опять заволновались бояре. — С таким воеводой никаких крепостей не напасешься!

— Без добычи, да кровью умывшись по самое горло, шляхта османского пса сама на пики поднимет, — пожал плечами князь Сакульский. — Если татар не кидать в лоб на польские пушки, а пустить округ по проселкам, чтобы на дорогах обозы грабили, да команды фуражирские вырезали, то без еды и припасов вояки из ляхов выйдут никудышные. Много не настреляют, долго в осаде не просидят. Уж чего-чего, а грабить да опосля удирать без драки, но с добычей, татары умеют. Наплачутся они с таким врагом.

— Это верно, — на этот раз с одобрением зашевелились бояре. — Наплачутся. На своей шкуре не раз проверено, каково со степняками сими дело иметь.

— Ты намерен отдавать османскому псу мои крепости? — с некоторым удивлением переспросил Иоанн.

— Если за каждую заплатят своей шкурой пять тысяч поляков, — снова пожал плечами князь Сакульский, — то после захвата десяти крепостей у Батория не останется армии, чтобы их защищать. Обозников разве в гарнизоны посадит.

Бояре, которых в посольской зале становилось все больше, опять неодобрительно загудели.

— Неправильно ты мыслишь, Андрей Васильевич, ох, неправильно, — покачал головой Иоанн, отчего бояре приободрились и стали поносить князя Сакульского еще громче. — Крепости наши — это твердыни, кои рубежи наши охраняют, и за них чужака пропускать — позор смертный… Однако же мысли твои безумные подкрепления стрельцами и детьми боярскими не требуют, а это ныне самое главное. Мыслю, из слуг моих ты один ведаешь, что делать, коли обороняться нечем, а устоять надобно. Посему поручаю тебе укрепить порубежье державы моей между Смоленском и Ливонией. Коли ошибаешься в подозрениях своих, беды не случится. Коли прав — стало быть, готов будешь. Отпись твою о поездке прочитаю вечером. Каковые припасы и сколько пушек выделить получится, решим с думными дьяками на неделе. Список тебе велю доставить, там уж сам решишь, на какую крепость чего и сколько потребнее. За старание твое тебе поклон от меня и благодарность… И не забывай, Андрей Васильевич, о главном поручении моем! Ступай с Богом. Мыслю, токмо об отдыхе ты ныне и мечтаешь.

Иоанн был прав. Отпарившись вечером в бане — с ароматными можжевеловыми вениками и тягучим хмельным медом, — ночью Андрей спал как убитый, и управляемое сновидение смог создать только следующим вечером. Выйдя через туман на летнюю проселочную дорогу, он быстро нагнал гуляющего под кленовыми кронами волхва, поздоровался:

— Здрав будь, мудрец!

— Да уж не болеют в здешнем мире, чадо мое, — просиял Лютобор, с каждым сновидением становящийся все моложе и моложе. Теперь у него была темная густая шевелюра и окладистая борода, морщины с лица исчезли вовсе, плечи развернулись, придавая гордую осанку.

— Глядя на тебя, иногда хочется поскорее перейти за грань, учитель, — улыбнулся Андрей.

— Да, это и есть главная ловушка мирозданья, — притянул к себе низкую ветку чародей, потер пальцами листок, понюхал. — Самым простым кажется то, чего труднее всего достичь. И поспешный шаг на вершину чаще всего оказывается прыжком в пропасть. Если перейти за грань слишком рано, мир не успеет пропитаться тобой достаточно сильно, а ты не успеешь стать его частью. И наступит пустое небытие.

— Боюсь, Лютобор, прежде чем сливаться с этим миром, его нужно спасти. Ты смог определить, откуда насылается порча?

— Я тебе уже сказывал чадо, оттуда… — махнул он в сторону, противоположную солнцу. Однако Андрей уже проходил этот длинный путь с весьма расплывчатым ответом и повторять его не хотел.

— Ты опять укажешь в сторону немного южнее заката и скажешь, что это где-то не очень далеко?

— Что поделать, мой храбрый отрок, я принадлежу этому миру, а не тому. — Чародей опять сосредоточился на кленовом листке. — Кабы сие творилось на землях русских, частью которых я был всю жизнь смертную и коей остаюсь ныне, я бы указал место столь точно, что стрелу воткнуть сможешь. Ощутил бы боль от порчи, как пчелиное жало, плотью своей. Ныне же ворогов угадываю, ако ветер из двери открытой. Как дует, чувствую. Но точнее указать не могу. Вот когда они в пределы наши войдут, тогда и отдам тебе на растерзание, не сомневайся.

24

Согласно скрупулезным подсчетам историков, Стефан Баторий для нападения на Русь собрал 41 814 воинов. Однако половина из них была немецкими, французскими и итальянскими наемниками, еще треть — османскими, из Венгрии. Сами поляки составляли в войске османского пса меньшинство.