Расплата - Джексон Лайза - Страница 46

– Ее собственной крови? Почему?

Джеймс пожал плечами.

– Это тайна Филомены. О том, кем она была, известно немногое. Хотя у нее есть преданные последователи, церковь пребывала в нерешительности, кажется, даже запрещала ее праздник в начале шестидесятых. Позднее ее снова стали почитать, по крайней мере, те, кто взывает к ней в любого рода нужде.

– Она творит чудеса? – с очевидным скептицизмом осведомился Бенц.

– Верно. – Джеймс протянул страницы брату. – Ее признали святой только за ее могущественное заступничество.

– Ты имеешь в виду, она выполняет просьбы?

– Да.

– А хоть одну твою просьбу она исполнила? – спросил Бенц, вставая и складывая поношенные бумаги в карман.

– Мне еще предстоит попросить. – Джеймс снова подвинул книгу по столу. – Я могу еще чем-то помочь?

– Да. – Бенц направился к двери. – Молись.

– Я всегда это делаю.

При этих словах он остановился. Затем через плечо бросил на Джеймса пристальный жесткий взгляд.

– Со мной все в порядке, Джеймс. Твои молитвы мне нужны только лишь в отношении этого дела.

– Старые привычки живучи. – Джеймс вышел из-за стола. – Дай мне знать, если я могу чем-нибудь помочь.

– Хорошо. – Бенц взялся рукой за дверную ручку.

– Ты не скажешь Кристи, что... что я желаю ей добра?

Все мышцы Бенца напряглись. Затем он развернулся.

– Что хорошего это принесет? Она знает правду, знает, что ты не просто ее дядя, да. Она с этим мирится, вставь ее в покое. – Он чуть повернул голову, и мука потонула в гневе, горевшем в его глазах. – Для девочки и так большое потрясение узнать, что человек, который ее вырастил, ей не отец. А еще выясняется, что ее настоящий отец – это ее дядя, который ко всему прочему священник. По-моему, для ребенка этого более чем достаточно, тебе не кажется?

– Да... я знаю... в смысле... – Давняя боль снова охватила душу Джеймса, раздирая ее на части. – Я сказал тебе, что сожалею. Я обращался к богу. Если бы я мог все начать сначала.

– Что? Ты бы не трахался с моей женой? Не сделал бы ее беременной? Кристи бы не родилась? – Разбушевавшийся Бенц внезапно остановился, и узлы у него на шее стали менее заметны. – Ладно, хватит, Джеймс. И в следующий раз позволь молиться мне. Как насчет этого? Я буду молиться о тебе, хорошо? Кажется, ты нуждаешься в этом гораздо больше меня.

Сказав это, он стремительно вышел за дверь, едва не сбив с ног Ванду, которая топталась неподалеку. Джеймс выдохнул, перекрестился и обратился к господу с еще одной молитвой о прощении... как он делал каждый день за последние восемнадцать лет.

Но его единокровный брат был прав. Если бы Дженнифер не соблазнила его, Кристи бы не родилась, и это уже само по себе было бы величайшим грехом. Он учился в семинарии, когда познакомился с женой брата. В один из уикендов, когда Рик и Дженнифер ненадолго разошлись, он потерял бдительность. Он все еще помнил, как лежал спиной на горячем песке на пляже в Ньюпорте, вкус соленой воды на ее коже... Эти воспоминания долго не покидали его, и когда она снова предложила ему себя, спустя годы, когда ее брак переживал трудные времена и она больше не могла жить рядом с полицейским, по ошибке застрелившим ребенка возраста Кристи и пристрастившимся к бутылке... Джеймс пытался ее утешить, и это кончилось тем, что он оказался с ней на супружеском ложе своего брата.

К несчастью, в тот день Рик решил заглянуть домой.

Прошло не больше месяца, и Дженнифер Николс не стало. Было ли это самоубийство? Джеймс подозревал, что это так, хотя ее смерть признали несчастным случаем. Но антидепрессанты, выпивка, плохая видимость не объясняли, почему ее машина свернула с дороги и врезалась в дерево.

У Джеймса подступил комок к горлу. Неудивительно, что брат его ненавидит. Кристи была права. Он лицемер, которому следовало отказаться от духовного сана. Вместо этого последние восемнадцать лет он молит бога о прощении.

Но ты не смог бы оставить ее одну, не так ли? Ты не смог сопротивляться. И она умерла. Господь наказал не только тебя, но твоего брата и твою дочь.

Раздался негромкий стук в дверь, и он поднял взгляд, предполагая, что это Бенц что-то забыл. Однако в кабинет вошел прелат О'Хара. Это был высокий, элегантный мужчина с мягким голосом и с особой манерой держаться, которая отличала его от других священников. Одетый в простой стихарь, он аккуратно закрыл за собой дверь.

– Все в порядке?

Где там. Все далеко не в порядке.

– Вроде как.

– Миссис Лэндрай сказала, что приходила полиция.

Конечно. Ванда Лэндрай просто не могла не растрезвонить эту новость. Она была сплетницей; набожной сплетницей, но все же сплетницей и, казалось, находила особое удовольствие в неприятностях других. Джеймс подозревал, что она участвует в молитвенной Цепочке главным образом для того, чтобы узнавать плохие новости и распространять их дальше.

– Так уж получилось, что полицейский, который приходил, – это мой единокровный брат.

– О! – Прелат задумчиво нахмурился. – Я не знал, что у тебя тут родственники.

– У нас не слишком-то тесные отношения. – И кто этом виноват?

– Может быть, они изменятся, – произнес прелат.

– Возможно. – Джеймс не стал дальше развивать эту тему. Он считал, что семейные дела касаются только его. Отец Бенца был полицейским, который погиб при исполнении. Его жена вышла замуж за его напарника, и тот относился к Рику как к родному сыну. Однако он оставил мальчика с фамилией его биологического отца – и подарок, и, вероятно, бремя, если обратиться к прошлому.

– Значит, никаких проблем? – спросил О'Хара, и на его лице с мощными челюстями появилась осторожная улыбка. Хотя прелату О'Харе было уже за пятьдесят, он регулярно занимался физическими упражнениями. В его теле не было ни унции жира. Он казался искренним, хотя и сдержанным, но Джеймс понимал, что мало знает о человеке, с которым работал несколько лет.

– Да, все в порядке.

– Хорошо... хорошо... Увидимся позже. – Прелат словно бы не хотел слышать никаких плохих новостей – он поднял руку и быстро вышел из кабинета, оставив Джеймса одного, сидящим за столом в зеленом свете лампы. Пустой кабинет наполнили звуки виолончели. Он решил помолиться, но не нашел утешения в общении с богом. Подойдя к окну, он устремил взгляд на темное мрачное небо. Ветер начал усиливаться, и ветка магнолии, растущей перед церковью, снова начала ударяться о здание, словно сам бог стучал по стенам, напоминая ему, что он все видит. Он знал.

Джеймс прижался лбом к стеклу и попытался вызвать в своем воображении чудовище, сеющее страх и смерть на улицах города. Какой-то человек убивает женщин так, как подвергались мучениям некоторые святые. Омерзительное извращение. Кто до такого мог додуматься? И, ради всего святого, зачем?

Он подозревал, что его брат о многом умолчал, он чувствовал это, пристально вглядываясь в темноту. И значит, угроза очень велика, если Рик обратился именно к нему.

Или это бог пытается обратиться к Джеймсу. Была вероятность, что бог направил его брата в церковь к не-,v чтобы показать Джеймсу, что он нужен. Он снова подошел к книжному шкафу и нашел еще одну потертую книгу о святых. Ее страницы были такими тонкими, что казались почти прозрачными.

Прислонившись бедрами к краю стола, Джеймс принялся листать страницы, мельком глядя на изображения святых. На портретах мастеров они казались целомудренными, добрыми и безупречно красивыми женщинами, такими, которых бы пожелал любой мужчина...

Как Оливия Бенчет.

Почему он никак не может выбросить ее из головы? Десятки раз с момента их последней встречи Джеймс думал о ней, вызывая в памяти ее образ и лелея мысли, которые были совсем недостойны его призвания.

Он снова опустил взгляд на книгу. Оливия была так же прекрасна, как и любая из женщин, изображенных в этом старинном томе.

Прекрати!

Он резко захлопнул книгу, но, едва сделав это, он подумал, увидит ли он Оливию снова. Его пульс участился при мысли о еще одной встрече, сколь угодно краткой. Она была невинной и невероятно соблазнительной, одной из немногих женщин, которые могли пробить брешь в основательной ханжеской стене, которой он окружил свое сердце.