Победы и беды России - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 20

20

Итак, начало русской поэзии следует отодвинуть еще на одно столетие, в начало XVII века. Но это, кажется, последний предел; историки обычно не идут дальше в глубь времен (оговаривая, правда, что лирическая стихия жила уже в древнейшем фольклоре).

Между тем достоверная история русского искусства слова началась на шесть столетий раньше. К тому же есть основания полагать, что искусство это существовало задолго до того времени, к которому относятся дошедшие до нас памятники, ибо известные нам произведения XI века — например, «Слово о Законе и Благодати» Илариона — уже обладают высокой художественной культурой.

Но можно ли говорить о развитии поэзии в ту далекую эпоху? Русское искусство слова XI–XVI веков рассматривается чаще всего как царство прозы (хотя и имеющей ритмические свойства). С другой стороны, в этом искусстве обычно не выделяют собственно лирической стихии.

Необходимо, однако, иметь в виду, что памятники допетровской словесности лишь в самое последнее время стали изучаться с эстетической точки зрения. В XIX — начале XX века появилось множество фундаментальных исследований о допетровской письменности, но проблема собственно эстетических свойств тех или иных памятников почти не ставилась. Только в наше время началось широкое и целеустремленное изучение художественного смысла и формы отечественной словесности XI–XVII веков. И конечно, многое здесь еще далеко не выяснено. Так, не решен даже самый общий вопрос о характере строения речи в допетровской словесности. Почти все дошедшие до нас памятники этой словесности рассматривались в общем и целом как прозаические; исследователи не находили в их речи соизмеримых отрезков, строк, без которых не может быть поэзии, стихотворчества.

Однако в последние десятилетия не раз предпринимались попытки выявить членение на строки, которое как бы само собой напрашивается в целом ряде древних памятников — особенно в «Слове о полку Игореве» или в «Житии Стефана Пермского», созданном в XV веке Епифанием Премудрым.

Есть все основания полагать, что многим памятникам XI–XVII веков внутренне присуща своеобразная, по-своему стройная ритмическая система, и в частности — членение на соизмеримые элементы, своего рода стиховые строки, но они, эти памятники, записывались «как проза» уже хотя бы ради экономии тогдашней «бумаги» — пергамена, который был очень дорогостоящим материалом. Однако при чтении, исполнении памятников эта ритмическая система выявлялась, надо думать, со всей очевидностью. Сейчас мы можем дать только предположительное, гипотетическое членение этих памятников на стиховые строки, но самый факт такого членения представляется мне неоспоримым.

Так, «слова» («слово» — это особенный тогдашний жанр) выдающегося писателя XII века Кирилла Туровского (ИЗО-1182) явно тяготеют к «стихотворному» строению. Вот, скажем, фрагменты его пасхального, весеннего «слова»:

…Днесь весна красуеться,оживляющи земное естество:бурнии ветри, тихо повевающе,плоды гобзують,[40]и земля, семена питающи,зеленую траву ражаеть……Ныня ратаи слова,словесныя унцак духовному ярму приводящеи крестное ралов мысленых браздах погружающе,и бразду покаяния начертающе,семя духовное высыпающе,надежами будущих благ веселяться…

Конечно, современному читателю нелегко действительно воспринять и оценить эти написанные восемьсот с лишним лет назад строки. Для этого необходимо погрузиться в стихию древнерусского языка и, с другой стороны, в духовную и художественную культуру столь далекой от нас эпохи. Но, во всяком случае, нельзя не видеть, что перед нами явление, родственное тем современным художественным явлениям, которые мы зовем лирической поэзией, — родственное и по смыслу, и по структуре.

Еще более несомненный лирико-поэтический характер имеет ценнейшее произведение того же времени, известное под названием «Слово (или же послание, моление) Даниила Заточника»:

…Княже мои, господине!Не воззри на внешняя моя,но вонми внутренняя моя.Аз бо семь одеянием скуден,но разумом обилен;юн возраст имыи,но стар смысл вложих в онь;и бых паря мыслию своею,аки орел по воздуху……Княже мои, господине!Не зри на мя, аки волк на агнеца,но зри на мя, яко мати на младенца.Воззри на птица небесныя,яко ни сеют, ни жнут,ни в житница собирают,но уповают на милость Божию…Княже мои, господине!Аще семи на рати не велми храбр,но в словесех крепок;тем сбирай храбрыяи совокупляй смысленыя…

Сошлюсь еще на «слово» о трагедии татаро-монгольского нашествия, созданное в XIII веке Серапионом Владимирским».[41] Бог, писал он,

…Наведе на ныязык[42] немилостив,язык лют,язык не щадящь красы уны,немощи старець,младости детии…Кровь и отець и братия нашея,аки вода многа,землю напои;князии наших воеводкрепость ищезе;храбрии нашастраха наполнишеся, бежаша;множайшее же братия и чада нашав плен ведени быша.Села наша лядиною поростоша,и величьство наша смирися;красота наша погыбе;богатство нашеонимь в корысть бысть;труд наш погании наследоваша:земля нашаиноплеменником в достояние бысть…

Решусь утверждать, что эти произведения — пусть различные по своему характеру и имеющие разную художественную ценность — следует рассматривать как древние образцы русской поэзии. Это, в конечном счете, стихотворения, хотя и очень еще далекие от современной стиховой культуры, начавшей свое развитие в XVIII веке. Их почти не изучавшаяся до сих пор ритмическая система основана на совсем иных принципах, чем современный русский стих. Но система эта, как представляется, вполне реальна. Одно из убедительных доказательств существования этой ритмической системы — ее несомненное развитие и совершенствование, которое можно отчетливо проследить во времени.

Мы прочитали фрагменты лирических произведений XII–XIII веков. А на рубеже XIV–XV веков, в пору расцвета русской культуры после победы на Куликовом поле, творит один из крупнейших древнерусских художников слова Епифаний Премудрый, в произведениях которого поэтический строй выступает гораздо более очевидно. Его «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископа» (Стефан, в частности, создал зырянскую письменность) завершается лирическим «Плачем и похвалой», где воплотилась четкая ритмическая система:[43]

вернуться

40

6. Значение устаревших слов: гобзують — умножают, ратаи — пахари, унца — быки, рало — соха.

вернуться

41

7. Сцена исполнения Серапионом этого слова перед жителями Владимира ярко воссоздана в романе Дмитрия Балашова «Младший сын» (см.: «Север», 1975, № 10, с. 48–50).

вернуться

42

8. Значение устаревших слов и форм: на ньт — на нас, язык — народ, уны — юной, ищезе — исчезла, лядина — молодой лес.

вернуться

43

9. Созвучия в этих строках — не рифмы в собственном смысле слова, а, как убедительно показал С. С. Аверинцев, гомеотелефты (см. его работу «Традиция греческой „диалектики“ и возникновение рифмы» в ежегоднике «Контекст. 1976». М., «Наука», 1977. С. 81–99). Но это только подчеркивает своеобразие ритмической системы древнерусской поэзии.