Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо - Страница 45

В нас же с девушкой, которую тащила за собой, грязных, промокших насквозь, не осталось ничего красивого и притягательного, мы не представляли никакой ценности, а войску было безразлично, выживем или погибнем. Это обстоятельство До такой степени злило меня, что, когда один из воинов, бежавших мимо, грубо толкнул девушку и она упала на землю, я схватила его за плащ, как только он поравнялся со мной, и закричала:

— Эй, ты, ублюдок, почему не смотришь, куда идешь? Видишь вот эту, с пузом: ты отшвырнул ее на землю! Теперь ее женские прелести уже ничего не стоят, верно? Проклятие, на нее всем наплевать, и если она сдохнет, никто даже не заметит, но ведь если бы такая же, как она, не вынашивала тебя на протяжении девяти месяцев — воина передо мной вообще не существовало бы. Беги, черт возьми, беги, чтоб ты провалился!

Сама удивилась своим словам: при обычных обстоятельствах я покраснела бы, даже если бы мысленно произнесла подобную фразу, — однако воин снял шлем и, обнажая двойной ряд белоснежных зубов, проговорил:

— Мы погибнем, если не побежим, девочка: мы бежим, потому что нам нужно как можно быстрее добраться хоть куда-нибудь. Когда мы там окажемся — если я еще буду жив, — навещу вас и предложу свою помощь. Держитесь.

Я не верила собственным глазам и ушам: передо мной стоял Никарх-аркадиец, герой, сумевший вернуться из вражеского лагеря, держа в руках собственные кишки, чтобы предупредить наших.

— Но ты… — пролепетала я. Напрасно: его уже не было, он надел шлем и превратился в бронзовую маску, стал таким же, как все остальные, одним из «десяти тысяч».

«Чудо! — подумала я. — Но ведь если ему удалось, нам тоже удастся».

— Мы должны двигаться вперед! — прокричала я девушке. — Стисни зубы и не сдавайся. Вот увидишь: мы справимся!

Тучи рассеялись, и я наконец поняла, что творится в голове колонны. Кардухи заняли проход и в большом количестве, тесными рядами, выстроились наверху. В руках они держали большие луки, их было видно издалека, а еще они приготовились бросать в нас огромные камни.

Колонна остановилась.

Вскоре я увидела Ксена: он стремительно проскакал мимо, догоняя Софоса, находившегося впереди. Я догадывалась, о чем они говорят.

— Вы что, с ума сошли? Оставили нас позади, ничего не сказав, а мы постоянно подвергались нападениям.

— Ты разве не понимаешь? Взгляни вверх. Я пытался первым добраться до перевала.

Нас окружили со всех сторон, и ясно было, что Софос не намерен принимать бой в столь неравных условиях.

По крайней мере удалось хоть немного прийти в себя. Девушка выпустила из рук хвост животного и села на землю, тяжело дыша. Я привязала первого мула к деревцу и подошла к ней: бледная, тощая, с черными ввалившимися глазами, она еле переводила дух. Рядом с ней я заметила лужу дождевой воды, наполнявшей углубление в камне.

— Пей, — велела я, — а потом вымой руки: они испачканы дерьмом. И у меня еще осталась кое-какая еда. — Я протянула ей кусок хлеба, который она жадно проглотила. Не помню, как долго дуреха не ела.

Ксен продолжал возмущаться, так как считал, что хвост колонны должны были предупредить об опасности; кроме того, его расстроила потеря двоих воинов из числа лучших. Огромный камень, скатившийся сверху, расплющил шлем и пробил череп Басию-аркадийцу. Второй погиб от стрелы, пронзившей щит и панцирь, — тяжелой смертоносной стрелы кардухов, с крупным наконечником пирамидальной формы.

Но больше всего злила необходимость оставить трупы непогребенными. Ксен верил в богов, и мысль о том, что тела воинов подвергнутся надругательству и будут покалечены, а их души не найдут покоя в ином мире из-за того, что их не погребли с честью, мучила его. С другой стороны, во время сражения в русле канала он наносил врагам ужасные увечья только для того, чтобы испугать персов. Это воззрение касалось только греков.

В рядах царила растерянность, и Ксен предложил решение: во время стычек задней части колонны с местными ему удалось захватить двух пленных, и теперь следовало допросить их, чтобы выяснить, нет ли здесь другого пути, годного для вьючных животных. У нас был переводчик, даже два: один знал персидский и язык кардухов, другой — персидский и греческий. Откуда они взялись — неизвестно! По всей видимости, в армии существовал человек, занимавшийся подобными вопросами, и сумевший их найти. Но это определенно случилось уже после того, как наши военачальники попали в плен, и после того, как мы решили идти на север.

Первый пленник не сказал ни слова. Ни угрозы, ни побои не развязали ему язык. Клеанор ударил его рукоятью копья в живот, отчего горец согнулся пополам, а потом по спине, с огромной силой. Пойманный рухнул на колени, ничего не сказав. Тогда Софос сделал знак одному из своих людей, тот вынул меч из ножен и пронзил пленника насквозь. Кардух осел, словно пустой мешок, а по земле широко растеклось пятно крови. Ксена удивил этот поступок, но потом он понял, что это верное решение, так как второй пленный заговорил и подтвердил, что существует еще один проход, по которому можно провести вьючных животных к перевалу. До сих пор он молчал, боясь, что товарищ сообщит о его предательстве остальным.

— Нам следует знать что-нибудь еще? — спросил Софос. Речь его была спокойна, а человек, пораженный мечом, тем временем вздрагивал на земле в агонии.

— Да, — ответил кардух. — Над проходом высится гора, ее нужно занять заранее, иначе снова попадете в ловушку и вам уже никто не поможет.

Тем временем небо прояснилось, и солнце, начинавшее клониться к закату, подсветило облака красным и золотым, сообщая долине атмосферу мира и благополучия. Слышалось пение птиц, шелест листвы больших деревьев, подобных которым я никогда прежде не видела. У некоторых были огромные стволы и столь ветвистые кроны, что в их тени могло бы спрятаться более сотни человек. Другие, росшие ближе к вершине, имели более остроконечную форму, и зелень их выглядела гораздо темнее, даже приобретала ярко-синий оттенок. Повсюду лилась вода. В глубине долины она пенилась и грохотала среди громадных камней, стремительно падала по уступам скал, образуя взвесь из мельчайших брызг, в которых радугой преломлялся свет. В лесу украшала стебли цветов блестящими прозрачными жемчужинами. Мне, явившейся из края засушливых степей, все это казалось невероятным богатством, но также и признаком некой огромной и враждебной силы.

Нам предстояла очень трудная задача, поскольку в любом из двух проходов — том, что заблокировали кардухи, и том, который стремились занять наши, — хорошо просматривался второй. Военачальники решили, что нужно ударить по двум направлениям одновременно: Ксен нападет на кардухов, засевших у перевала, чтобы они подумали, будто мы хотим завладеть проходом, и таким образом отвлечет внимание от главного предприятия, а отряд добровольцев под покровом ночи последует за пленником и завладеет высотой над вторым перевалом. На рассвете звук трубы возвестит о том, что путь открыт. В этот момент враги заметят обман и бросятся в атаку, чтобы блокировать второй проход, и воинам предстоит любой ценой сохранить высоту за собой до тех пор, пока армия не завершит бросок и в дело не вступит замыкающий шествие отряд Ксена.

Ксен объяснил мне все это перед выступлением — так ясно и доходчиво, что я без труда все поняла. Вероятно, сказалась привычка жить среди воинов: теперь и я начинала разбираться в военной тактике, у меня стали появляться соображения по поводу того, как надо поступать в той или иной ситуации.

— Когда вы начнете приводить в исполнение план? — спросила я.

— Немедленно.

— И ты вызвался руководить отвлекающей атакой?

— Да.

— Но почему? Сегодня ты уже участвовал в битве, потерял двух лучших воинов. Другие могут сделать это вместо тебя, и никто не станет осуждать.

— Потому что я лучше всех подхожу для выполнения подобной задачи. И потому что Агасий-стимфалиец поведет людей ко второму перевалу с местным проводником. После меня он лучший.