Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо - Страница 74

Должна признать, меня его задумка привлекала, хотя я не смела в этом признаться даже самой себе.

Если бы Ксен стал героем для своей новой родины, то мог бы жениться на мне. Я, маленькая варварка из забытой богами, безвестной деревушки, сделалась бы матерью его потомков, и мое имя в будущем поминали бы вместе с его именем. Моя длинная, полная приключений жизнь получила бы чудесное завершение подобно тем историям, что рассказывают старики в Бет-Каде, как в том сне, что приснился мне, когда я впервые встретила Ксена у колодца.

Разве не для этого Софос отошел от дел? Он ведь не такой, как другие. Может, он хотел навсегда остаться в памяти друга как человек, открывший ему путь к славной судьбе, а потом спрятавшийся в тени, чтобы Ксен оставался единственным главным действующим лицом. Других объяснений я не находила или не хотела искать.

Совещания в нашей палатке, на которых обсуждались различные варианты развития событий, происходили все чаще. Находились люди, готовые последовать за Ксеном, то есть образовать население новой колонии. Снова зашел разговор о Фазисе и Колхиде, где правил потомок царя, владевшего золотым руном, — волшебной, богатой земле, где новый город вскоре начнет процветать благодаря проходящим мимо торговым путям. Также станет возможно устанавливать отношения, заключать союзы и подписывать договоры с другими городами и государствами.

Они мечтали.

Однако, возможно, на сей раз мечты превратятся в реальность? И Ксен продолжал приносить жертвы богам с помощью прорицателя, на протяжении всей экспедиции следовавшего за армией. Он хотел узнать, оповещать ли воинов о своих планах или пока оставить их при себе. Ходили слухи, что многие положительно относятся к основанию колонии, но некоторые не хотели больше делать ни шагу, другие одобряли предложения Тимасия из Дарданы, желавшего организовать поселение на своей земле или в ее окрестностях.

Когда Ксен наконец начал предпринимать какие-то шаги, оказалось, что уже слишком поздно, и осуществление плана под угрозой. Никто не хотел возвращаться в Колхиду; кроме того, мнения настолько разделились, что ни один из вариантов не получил достаточной поддержки. Единственное, в чем воины достигли согласия, — это в том, что нужно принять предложение правительства Синопы, бравшегося перевезти их по морю до конца зоны своего влияния.

Это избавляло нас от длительного похода через земли еще одного воинственного и опасного народа. Ксен сказал, что эти условия подходят ему, но он примет их, только если всю армию переправят за один раз. О разделении не могло быть и речи.

Ксен к тому времени успел снискать себе уважение и почет среди воинов, и они, собравшись на совет, решили предложить ему пост верховного командующего.

Ксен отказался: он понимал, что этот выбор продиктован случайным настроением. Рано или поздно возникнут старые упреки, последствия великой войны, и он, афинянин, не удержится долго у власти в армии, почти целиком набранной в городах, входивших в союз его противников и победителей. Он заявил, что единственный, кто достоин этого звания, — Софос.

Но тот постепенно уходил в тень — возможно, чтобы дать Ксену шанс выдвинуться, — потом же, после отказа последнего принять командование армией, ему пришлось по воле собрания воинов снова занять свой прежний пост.

Я спрашивала себя: беседовали ли они между собой, договаривались ли, но Ксен никогда мне об этом не рассказывал. Софос действовал по заранее выстроенному плану, который, однако, так и не воплотился в жизнь. В свете произошедших событий я могу предположить, что план его состоял в том, чтобы обеспечить выживание армии, оставив во главе ее Ксена. Не потому, что не нашлось других достойных полководцев, сильных личностей, способных удержать армию, а потому, что один только Ксен знал, сколь серьезная опасность угрожает армии, и он один мог предпринять нужные меры для того, чтобы избежать ее.

Мы продолжили свой путь по морю на запад и добрались до греческого города, посвященного самому главному из героев — Гераклу. В самом деле, город назывался Гераклеей, и власти его приняли нас дружелюбно. Обеспечили мукой, вином и скотом, однако всего этого не хватило бы надолго. Кто-то предложил попросить у них денег: ведь видя могущество армии, власти наверняка не откажут, — но Софос решительно отказался:

— Мы не можем облагать данью греческий город, они уже добровольно предоставили нам то, что могли. Нужно найти другое решение.

Но его не послушали. Несколько военачальников, среди коих находился Агасий — один из героев армии, совершивший множество смелых подвигов, — отправились в город с дерзким и грабительским требованием: выдать воинам огромную сумму денег золотом. Вместо ответа жители закрыли ворота и выставили у стен, с внутренней стороны, вооруженных часовых.

Тогда среди наших началось недовольство. Теперь, когда опасности остались позади, все сильнее становилось соперничество, ревность, противоречия, дух зла и распада. Никто не знал, что самая главная угроза все еще висит над нами. Самые многочисленные этнические группы — аркадийцы и ахейцы, — насчитывавшие более четырех тысяч человек, обвинили в возникших трудностях полководцев и решили отделиться. Клеанор, тоже аркадиец, ушел и забрал с собой Мелиссу. Мы обнялись, плача, потому что думали, что больше никогда не увидимся.

Армия распалась на две части.

И Ксена, и Софоса это обстоятельство очень огорчило. Единство армии до того момента оставалось их главной задачей, его они стремились сохранить любой ценой.

Ксен с верными ему людьми решил присоединиться к более крупному отряду, чтобы предотвратить распад армии, и ожидал, что Софос поступит так же, но ошибся.

Не знаю, каким образом, но Ксен узнал следующее: помощник Софоса, Неон, которому тот отдал свою часть добычи, поведал вот о чем. Стало известно, что правитель самого крупного греческого города на востоке, Византия, ответственный за отношения страны с империей Великого царя, тоже спартанец, уже в курсе нашего присутствия и делает предложение: если Софос со своими людьми явится в ближайший порт, за ними пришлют корабли.

Софос погрузился в глубочайшее уныние, не столько из-за уверенности в том, что спасения нет, сколько потому, что человек, передавший эти условия, его помощник, всегда пользовавшийся полным доверием, человек, которому он оставлял в наследство все свое имущество, теперь толкал благодетеля в руки тех, кто намеревался его уничтожить.

Да, его хотели убрать с дороги — главнокомандующего Софоса, единственного полководца регулярной спартанской армии, героя, проведшего «десять тысяч» через множество опасностей, единственного, кому была известна тайна о причастности его родины к попыткам свергнуть и убить Великого царя. Софос, которому полагалось победить или погибнуть вместе с армией, вместо этого решил ослушаться, видя отчаянную храбрость своих людей, и привел их назад, хорошо зная, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

Быть может, он подумал, что теперь уже все бесполезно и Дексипп, сбежавший из Трапезунда на одном из кораблей, сделал это не случайно, а для того, чтобы сообщить спартанцам о возвращении армии, приговоренной к бесследному исчезновению. У него не осталось другого выхода, кроме как отправиться на встречу своей судьбе, — одним словом, он принял предложение.

На встрече Неона с Софосом не было свидетелей. Но я представила себе ее, вообразила выражение лица Софоса, когда Неон попросил его уехать: наверняка он и тогда отпустил какую-нибудь горькую и дерзкую остроту, — и заплакала. Я не забыла, что этот человек спас мне жизнь в тот день, когда Кир бросил вызов армии Великого царя, у ворот Вавилона, на берегах Евфрата.

Ксен встретился с ним вечером накануне отъезда в портовой гостинице.

— Значит, ты уезжаешь.

— Похоже на го.

— Почему? Мы с тобой вместе еще можем сотворить великие дела.

Софос усмехнулся:

— Кто тебе сказал? Один из твоих прорицателей? Узнал по внутренностям какой-нибудь овцы?