Обретение судьбы - Белл Клэр - Страница 49

— Я выслушал твои слова, Такур, — продолжал Меоран после долгого молчания. — Мудрость, которой научили меня Безымянные, заставляет меня признать твою правоту. Каждый представитель нашего народа ценен для нас, ибо поможет нам выжить.

— Значит, мы можем принять ее? — с надеждой спросил Такур, весь подавшись вперед.

— Не торопись, пастух, — прорычал Меоран, прищуривая глаза. — Разговор еще не окончен.

Такур, заметно растерявшись, опустил голову.

— Ты, Ратха, подойди ко мне.

Ратха медленно приблизилась к Меорану. Серый вожак казался огромным и тяжелым, как камень, на котором он сидел.

Черфан и его супруга подошли ближе и встали по обеим сторонам от него. Остальные выжившие выглядывали из глубины пещеры. Это были сыновья и дочери племенных пастухов, которых Ратха когда-то знала.

Здесь был молодой самец с кривым хвостом, как две капли воды похожий на Срасса, косматого старого пастуха, убитого Безымянными на глазах у Ратхи. Из старших членов племени в живых остался только Меоран. Он сидел рядом с Черфаном, возвышаясь над молодым отцом, словно гора.

По дороге сюда Такур рассказал Ратхе, что новое правление Меорана было ничуть не мягче прежнего, однако в отличие от прошлой мелочной тирании, нынешняя суровость диктовалась жестокой необходимостью. Ошибки прошлого стоили вожаку гибели всех его сыновей и большей части племени, и позднее прозрение впечаталось ему в сердце так же глубоко, как раны, оставленные когтями Безымянных на его морде.

Черфан смотрел на Меорана, как преданный сын на великого отца, и Ратха чувствовала, что вожак в полной мере заслужил это уважение.

Прищуренные янтарные глаза резко распахнулись.

— Я не забыл ту ночь, когда однолетка принесла в клан Красный Язык. И я вижу по твоим глазам, что ты тоже ничего не забыла.

— Это осталось в прошлом, Меоран, — ответила Ратха. — Красный Язык погиб в реке. По моей глупости.

— По твоей глупости, а не от когтей пастушки Фессраны, как мне было сказано, — медленно проговорил Меоран.

Он повернул голову. Проследив за его взглядом, Ратха увидела Фессрану, робко съежившуюся в тени под стеной пещеры. Несколько мгновений Меоран молча смотрел на нее, а потом широко зевнул, обнажая целиком язык и все зубы.

— Сядь, пастушка, и не жмись в комок, как котенок! Ратху выдали ее следы. Сжалившись над тобой, Фессрана, я вернулся назад, прошел по ее следу и нашел место, где она поскользнулась и упала в ручей.

Фессрана метнула на Ратху быстрый взгляд, в котором радость смешивалась со страхом.

Меоран усмехнулся.

— А тебе было приятно думать, будто вы сумели меня одурачить? Нет, Фессрана. Я сохранил тебе жизнь только потому, что ты была мне нужна. После того, как Красный Язык погиб, а маленькая самка сбежала, ты больше не представляла опасности для меня. Потому ты осталась в живых. — Он снова повернулся к Ратхе. — Значит, ты решила вернуться. Снова стать пастушкой. Есть племенную убоину и подчиняться племенным законам.

— Да, Меоран, — ответила Ратха, не поднимая глаз.

— Ты просишь меня забыть ту ночь, когда ты и твой питомец опозорили меня перед моим народом. Но это слишком большая просьба, Ратха.

Ратха подняла голову и посмотрела в горящие рыжие глаза вожака, как когда-то смотрела в сердце Красного Языка.

— Большей части тех, кто помнил эту ночь, уже нет в живых, — тихо сказала она. Все затихли, ловя каждое ее слово. — Их воспоминания умерли вместе с ними, в них больше нет стыда. Теперь это осталось только между нами, Меоран.

— Осторожнее, Ратха, — прошипел Такур у нее за спиной.

— Молчать, пастух! — неожиданно для всех взревел Меоран. В глубине пещеры захныкал котенок. — Ты пришла сюда просить кусок моего мяса и место в моем логове, но разговариваешь со мной, как равная, — прорычал Меоран, не сводя глаз с Ратхи.

— Я прошу разрешения вновь служить пастушкой и зарабатывать свой кусок мяса, — ответила Ратха, встопорщив усы. — И я буду подчиняться закону племени.

— Подчиняться закону племени означает подчиняться мне, — произнес Меоран глубоким и звучным голосом. — И делать это без вопросов и размышлений.

— Я буду подчиняться, — ответила Ратха и стиснула зубы, чувствуя, как в ней вновь закипает ненависть.

— Смотри на меня, когда говоришь. Я хочу видеть, много ли значат твои слова.

Ратха вскинула на него глаза.

Янтарный взгляд вожака полыхал, грозя поглотить ее и уничтожить. Ратха сопротивлялась — тихо, в глубине души, надеясь, что Меоран ничего не заметит.

Наконец он первый отвел глаза.

— Ты будешь подчиняться мне на словах и, возможно, на деле, но не в своем сердце. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу в твоих глазах вызов.

— Нет! — жалобно вскрикнула Ратха, понимая, что он увидел то, что она хотела скрыть. Она знала, что до конца своих дней не забудет о том, как Меоран склонил свою тяжелую голову перед силой Красного Языка.

— Вы, некогда бывшие племенем! — прокричал Меоран, обращаясь к тем, кто стоял у него за спиной. — Я хочу выслушать ваши слова. Что вы скажете — принять ее обратно или нет?

— Зачем нам приглашать блоху в шкуру? Зачем звать червя в наше мясо? — крикнул молодой самец с хвостом и ушами старого Срасса.

— Это так, но она молода, сильна и может принести нам котят, — заметил Черфан, поворачиваясь к Меорану.

Глухой ропот стал громче, теперь говорили все сразу.

Прислушиваясь к разговорам, Ратха с горечью поняла, что большинство было против нее.

Фессрана встала, отошла от стены и приблизилась к Ратхе. Пастушка была так счастлива снова видеть Ратху, что не могла скрыть свою радость, к тому же, она больше не рисковала навлечь на себя гнев Меорана, подбежав к подруге и открыто приветствуя ее.

Фессрана села рядом с Ратхой, и та почувствовала ее тепло и учащенное дыхание.

— Меоран! — крикнул Такур. — Ненависть порождает только ненависть. Пусть старые тропы порастут травой. Если ты прогонишь ее, то скоро пожалеешь об этом. Мне нужен еще один пастух в помощь. Котятам Черфана нужен наставник. Хватит нам вражды с Безымянными. Зачем наживать новых противников?

Меоран поднял лапу и указал на Ратху.

— Это не моя ненависть, пастух. Она сама выбрала путь, по которому будет идти. Посмотри на нее!

Ратха стояла, дрожа всем телом, стараясь подавить ярость, бурлившую в глубине ее существа, пытаясь в самом деле стать той самой скромной пастушкой, какой ей хотелось бы предстать в глазах Меорана. Но все было бесполезно. Она знала, что голос, который так часто лгал, теперь говорит правду.

Дело было в ней. Даже не в ней самой, а в чем-то внутри нее, в чем-то, что горело ярче Красного Языка. Ратха не хотела носить это в себе, ибо оно хоронило все ее мечты, все ее надежды вновь соединиться со своим народом.

Но у нее не было другого пути.

— Меоран прав, — глухо прорычала Ратха. — Я сама выбрала свой путь. Не Меоран сделал меня отверженной, а я сама! — Она вскинула голову. — Я говорю это словами сейчас, чтобы не говорить кровью завтра! Я ухожу. Береги свой народ, Меоран.

С этими словами Ратха повернулась, проглотив последние слова и голод, судорогой скрутивший ее желудок. Она еще успела увидеть боль в глазах двух своих друзей, но в следующее мгновение была уже далеко от них, со всех лап несясь вниз по каменной плите.

Ратха слышала, как Фессрана вскочила и бросилась за ней, но лишь помчалась быстрее. Потом она услышала за спиной частое дыхание подруги и ее громкий крик:

— Ратха, если ты не остановишься, я свалю тебя, как пестроспинку!

Ратха замедлила свой бег и остановилась.

— Возвращайся, Фессрана. Меорану нужен каждый пастух, — сказала она.

— Он неправ! — закричала Фессрана, и ее глаза стали дикими от отчаяния. — Ты нужна нам! Клянусь, я пущу ему кровь за то, что он сделал!

— Нет! — прошипела Ратха. — Меоран ничего не сделал, Фессрана. И он прав. Неужели ты ничего не поняла? Вы выжили только потому, что оставались вместе, под водительством одного вожака. Но меня отравил Красный Язык, он заставил меня хотеть того, к чему я не предназначена, и чего никогда не смогу достичь. Ты свободна от этого яда, Фессрана. Возвращайся к Меорану, слушайся его во всем, и твой народ будет жить!