Что остается от небес - Харрис К. С. - Страница 45

– Туше, милорд. И впрямь, такого разговора не было. Хотя ваша любознательность столь неуемна, что нет никаких сомнений – вам уже известно о письмах «Алкивиада».

– Я полагал, существование этих посланий держалось в строжайшей тайне.

Взяв крохотный ножичек, Квиллиан принялся чистить ногти.

– Держалось – три десятилетия тому. Но по прошествии лет подобные секреты утрачивают свою важность. Покойный Персиваль в прошлом апреле случайно обронил в моем присутствии пару интересных подробностей того скандала. Стоит ли говорить, что я тут же навострил уши. К тому же, момент так любопытно совпал. Вы не находите? 

– Да, действительно.

– В конце концов, ничего из этого не вышло, – барон театрально вздохнул. – Я надеялся обнаружить, что сэр Нигель и есть «Алкивиад», а на самом-то деле именно баронет выявил существование изменника. Только вот личность предателя, похоже, так и не раскрыл.

– Как знать.

Франт округлил глаза в деланном озарении:

– Так вы предполагаете… Что именно? Что сэр Нигель уличил меня в подрывной деятельности, а я, чтобы заставить баронета молчать, убил его? – собеседник нахмурился. – Да, в таком видении событий есть определенная логика. Вот только одна неувязочка.

– Какая же?

– Я не предатель, – Квиллиан поднялся на ноги и сбросил с себя шелковый халат. – Хотя прекрасно понимаю, что заявить такое просто. А вот доказать сложнее.

– Мне сообщили, что в тот вторник вы появились в Карлтон-хаусе не раньше десяти часов вечера. Где вы были до того?

– Не в тех местах, о которых я захотел бы рассказать, – обронил слегка повеселевший барон, выбирая из стопки накрахмаленных галстуков один.

Сосредоточившись на своем отражении в зеркале, модник аккуратно обвернул вокруг шеи белоснежную полоску из ирландского льна и приступил к деликатному делу по завязыванию и укладке концов.

– Судя по всему, ваши попытки выявить убийцу епископа ни к чему не привели. Вы поэтому обратили свое внимание на события тридцатилетней давности? Считаете, братья Прескотты погибли от одной и той же руки?

– Полагаю, это одна из возможных версий.  

Барон наклонился к зеркалу, пристально присматриваясь и осторожно поправляя замысловатый узел галстука.

– Пожалуй, вам виднее. Но, как по мне, вы заблуждаетесь.

– Неужели? И что же, по-вашему, случилось с Прескоттами?

– Думаю, Френсис Прескотт убил брата из-за наследства. А затем, когда мое вмешательство вытащило тело жертвы добрейшего епископа на свет Божий, наш праведник поспешил на место совершенного им преступления – чтобы в свою очередь пасть жертвой.

– Кого же?

Отвернувшись от зеркала, денди потянулся за шелковым жилетом нежнейшего лососевого цвета с тончайшей белой подкладкой.

– Я вам намедни намекал. Вы не последовали моему совету присмотреться?

– Имеете в виду Франклина? – нахмурился Девлин. – Хотите, чтобы я поверил, будто американец порешил епископа Лондонского из-за пустячной ссоры по поводу парочки учеников?

– Ну надо же, – хмыкнул Квиллиан, проворно застегивая ряд мелких перламутровых пуговок на жилете. – Неужто вы до сих пор не знаете?

– Чего именно?

– Какую глубокую неприязнь мистер Франклин питал к нашему милейшему епископу. Видите ли, как один из высокопоставленных лоялистов, нашедших убежище в Лондоне, бывший губернатор Нью-Джерси неутомимо защищал интересы товарищей по несчастью, засыпая парламент прошениями о предоставлении пособий. Но когда в парламентскую комиссию попало дело самого Франклина, ему выплатили сущие гроши. В основной части иска – сумме примерно в пятьдесят тысяч фунтов – было отказано.

– Почему?

– Френсис Прескотт убедил членов комиссии, что, принимая во внимание изменническую деятельность знаменитого отца, лояльность Уильяма Франклина британской короне сомнительна. По мнению епископа, семейство Франклинов намеренно поддерживало в конфликте противные стороны, дабы оказаться в выигрыше, кто бы ни победил.

– Когда это происходило?

– Слушания комиссии? В конце восьмидесятых.

– И вы считаете, что младший Франклин ждал более двадцати лет, пока не состарился и не сделался немощным, а потом вдруг в один прекрасный вечер решил последовать за епископом в сельскую церквушку и размозжить тому голову?

– La vengeance est un plat qui se mange froid. Возможно, после смерти супруги мистер Франклин ощутил, что ему нечего больше терять. Но это вы у нас знаток убийц, – пожал плечами Квиллиан, – так что, думаю, мне следует смиренно склонить голову перед вашими глубочайшими познаниями предмета.

 «Месть – блюдо, которое подают холодным». Наблюдая, как барон опускает в карман жилета золотые часы с затейливой гравировкой, виконт полюбопытствовал:

– Меня интересует вот что: откуда вам столько известно об отношениях Прескотта и Уильяма Франклина?

Барон прицепил к цепочке от часов брелок.

– Как там в пословице? «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе»? Френсис Прескотт сделался моим врагом. Поэтому я поставил себе целью вызнать грязные секретики добрейшего епископа, которые он желал бы утаить, – Квиллиан легонько потянул за сонетку, и на пороге в сей же миг возник его камердинер.

– Вы уже готовы надеть сюртук, милорд? – поклонившись, почтительно спросил слуга. – Мне звать на помощь Джеймса?

Девлин оттолкнулся от подоконника.

– Для того чтобы натянуть на вас сюртук, требуются совместные усилия камердинера и лакея?

– Смею надеяться, вдвоем они справятся, – отрезал денди с оскорбленным видом. – Любой излишек ткани ведет к образованию неприглядных складок. А это недопустимо.

– Не провожайте меня, – потянулся за шляпой и перчатками Себастьян. Но на пороге остановился и, обернувшись, сказал: – С Прескоттом или без, парламент все равно когда-нибудь примет закон об отмене рабства. Неужели вы этого не понимаете?

– Понимаю, – отозвался барон, поправляя манжеты. Коротышка-камердинер держал безупречного покроя сюртук из тонкого сукна, лакей стоял наготове. – Но без Прескотта этого не случится еще лет двадцать, если не более. Как знать? – ухмыльнулся собеседник. – К тому времени я и сам могу умереть.

* * * * *

Уильям Франклин стоял у открытого края длинного, приземистого строения, которое протянулось на несколько сотен футов вдоль Пентон-плейс, возле Хэнгинг-Филдс. Сооружение, служившее канатной мастерской, имело низкие, не выше пояса, кирпичные стены и простую односкатную крышу, опиравшуюся на ряды бревенчатых столбов. Под этим навесом пеньковое волокно скручивали в нити, а затем свивали в канаты. Ровное плетение было возможно только при полном вытягивании веревок в длину, чем и объяснялась значительная протяженность мастерской.

– Поразительно, не правда ли? – обратился Франклин к приблизившемуся виконту. Чтобы быть услышанным, американцу пришлось перекрикивать клацанье вращающихся металлических колес. – Когда я был совсем еще мальчишкой, отец частенько водил меня в похожую мастерскую на берегу бухты в Филадельфии. Эллен тоже нравится это место.

– Внучка сегодня не с вами?– Себастьян прищурил глаза от клубившейся над волокнами пыли. Здесь было грязно, тяжелый дух просмоленной пеньки и шум скручиваемых нитей наполняли воздух.

– Она бы пошла, но захотела закончить письмо своему отцу, – улыбка пожилого джентльмена слегка поугасла при воспоминании о своенравном отпрыске. – Темпл все время обещает навестить дочь, однако никак не соберется приехать. Знаете, у него остались бумаги Бенджамина. Я настаивал на их публикации, даже предлагал свою помощь. Только сын и слушать об этом не желает.

Девлин внимательно посмотрел в морщинистое лицо американца. Судя по тому, что виконту удалось выяснить, семейные дела мужчин из рода Франклинов курьезно повторялись из поколения в поколение. Уильям Франклин, будучи незаконнорожденным, оставил своего собственного незаконнорожденного сына на воспитание Бенджамину. А Темпл Франклин, в свою очередь, оставил свою незаконнорожденную дочь Эллен на воспитание Уильяму. Это было выдающееся семейство, но со странностями. «С другой стороны, – подумал Себастьян, – у многих семей, пожалуй, имеются странности, и у каждой свои».