Парк юрского периода - Крайтон Майкл - Страница 19

Это и породило еще одну сторону промышленного шпионажа, новую и весьма своеобразную. А Доджсон в этом деле был большим специалистом. В 1987 году, например, он уговорил одну женщину-генетика, считавшую себя недооцененной в компании «Сетус», перейти к ним в «Биосин», прихватив с собой пять штаммов выработанной там бактерии. Эта женщина попросту нанесла по капле на ногти одной руки и вышла из здания компании.

Но с «Ин-Джин» все было сложнее. Доджсону нужны были уже не бактериальная ДНК; он хотел получить замороженные эмбрионы, охрана которых, как он знал, осуществлялась самым тщательным образом. Чтобы получить их, ему нужен был сотрудник компании, имеющий доступ к эмбрионам, который бы пожелал их выкрасть, преодолев все препоны. Найти такого человека было нелегко.

И все-таки в январе Доджсону удалось выявить подходящего сотрудника «Ин-Джин». Хотя этот человек не имел непосредственного доступа к генетическому материалу, Доджсон не упускал его из виду и встречался с ним раз в месяц в баре «У Карлоса и Чарли» в Силиконовой Долине, снабжая его небольшими суммами. И сейчас наступил тот момент, которого Доджсон так долго ждал: «Ин-Джин» приглашала на свой остров консультантов и подрядчиков, а это означало, что можно будет получить доступ к эмбрионам.

– Ближе к делу, – сказал человек. – У меня десять минут до вылета.

– Вы хотите, чтобы я напомнил вам порядок ваших действий? – спросил Доджсон.

– К черту мои действия, мистер Доджсон, – ответил человек, – Покажите мне эти вонючие деньги.

Доджсон отстегнул замки кейса и приоткрыл его. Человек скользнул взглядом по содержимому:

– Это все?

– Здесь половина. Семьсот пятьдесят тысяч долларов.

– Ну что же, прекрасно. – Человек отвернулся и допил свой кофе. – Нормально, мистер Доджсон. Доджсон быстро закрыл кейс.

– Надеюсь, вы помните, что это за все пятнадцать экземпляров.

– Помню. Пятнадцать замороженных эмбрионов. А как я их буду переправлять?

Доджсон протянул ему аэрозольный баллон с пенкой для бритья «Жиллетт».

– В нем?

– Да.

– А если мой багаж проверят? Доджсон пожал плечами:

– Надавите на клапан.

Человек нажал, и на руке его появилась белая пенка.

– Неплохо. – Он вытер руку о край тарелки. – Неплохо.

– Просто этот баллон немного тяжелее обычного. Техники Доджсона монтировали его двое суток без перерыва. Доджсон быстро показал, как с ним обращаться.

– Сколько в нем охлаждающего газа?

– Хватит на тридцать шесть часов. К этому времени эмбрионы должны быть в Сан-Хосе.

– А это уж забота вашего парня на катере, – сказал человек. – Лучше позаботьтесь о том, чтобы у него на борту оказался переносной холодильник.

– Обязательно, – ответил Доджсон.

– Вернемся к нашим условиям…

– Все остается в силе, – сказал Доджсон. – Пятьдесят тысяч за доставку каждого эмбриона. А если они окажутся жизнеспособными, то еще по пятьдесят за каждого.

– Отлично. Только чтобы катер обязательно ждал в пятницу вечером у восточного порта острова. Не у северного, куда причаливают большие транспортные суда, а у восточного порта. Это такой маленький вспомогательный причал. Вы поняли?

– Понял, – сказал Доджсон. – Когда вы вернетесь в Сан-Хосе?

– Наверное, в воскресенье. – Человек отошел от стойки.

Доджсон вдруг почувствовал беспокойство:

– А вы точно знаете, что будете делать с…

– Знаю, – ответил человек, – можете быть спокойны, знаю.

– Кроме того, – сказал Доджсон, – мы полагаем, что остров поддерживает постоянную радиосвязь с дирекцией корпорации «Ин-Джин» в Калифорнии, и поэтому…

– Послушайте, я все знаю, – перебил его человек. – Успокойтесь и готовьте деньги. Я хочу получить всю сумму наличными утром в воскресенье в аэропорту Сан-Хосе.

– Я буду ждать вас, – сказал Доджсон. – Можете не волноваться.

Малкольм

В Далласе незадолго до полуночи в самолет вошел высокий худой лысоватый человек, одетый во все черное: черную рубашку, брюки, черные носки и ботинки.

– О, Доктор Малкольм, – произнес Хэммонд, изобразив на лице улыбку.

– Привет, Джон, – усмехнулся Малкольм в ответ. – Да, боюсь, что твой вечный противник опять с тобой.

Со словами: «Ян Малкольм, математик, здравствуйте» он быстро пожал всем руки. Гранту показалось, что поездка, прежде всего, забавляет Малкольма, и он поразился этому.

Конечно же, имя Малкольма было известно Гранту. Ян Малкольм был самым известным из плеяды молодых математиков, которые открыто заявили о том, что их интересует «истинное устройство мира». Эти ученые порвали с традицией, поддерживаемой их отстраненными от жизни собратьями по науке в нескольких важнейших направлениях. Во-первых, они постоянно использовали компьютеры, к чему следовавшие традиции математики относились неодобрительно. Во-вторых, они работали в основном только с нелинейными уравнениями в недавно появившейся области математики под названием «теория хаоса». И в-третьих, они старались оперировать явлениями, реально существующими в мире. И наконец, чтобы подчеркнуть свой выход из мира академизма, их одежда и манера говорить отличались тем, что один из математиков старшего поколения назвал «прискорбным избытком индивидуальности». Иначе говоря, они зачастую вели себя как «звезды» рока.

Малкольм сел в одно из кресел. Стюардесса предложила ему что-нибудь выпить, и он попросил:

– Диетическую колу.

В открытую дверь тянуло влажным воздухом Далласа.

– Не жарковато ли вам в черном? – обратилась к нему Элли.

– Вы очень хорошенькая, доктор Сэттлер, – последовал ответ. – Я готов целый день любоваться вашими ножками. Но при этом должен вам сказать, что вы не правы: черный цвет как нельзя лучше годится для жары. Вспомните об излучении абсолютно черного тела, черный – наилучший цвет для жары. Эффективное излучение. В любом случае, я ношу только два цвета: черный и серый.

Элли смотрела на него, широко открыв рот.

– Эти цвета годятся на все случаи жизни, – продолжал Малкольм, – и они хорошо сочетаются друг с другом, поэтому не страшно по ошибке надеть серые носки с черными брюками.

– Но вам не кажется скучным носить только два цвета?

– Абсолютно нет. Я считаю, что это освобождает. Я полагаю, что моя жизнь имеет определенную ценность, и не хочу терять времени на мысли о туалетах, – сказал Малкольм. – Я не хочу думать о том, что я надену утром. Если честно, что может быть скучнее моды? Разве только профессиональный спорт. Взрослые мужчины, ударяющие по маленьким мячикам, в то время как остальная часть человечества платит деньги за то, чтобы им похлопать. Но в целом моду я считаю гораздо зануднее спорта.

– Доктор Малкольм, – пояснил Хэммонд, – человек твердых принципов.

– И немного не в себе, – бодро добавил Малкольм. – Но вы должны признать, что мы затронули нетривиальную тему. Мы живем в мире ужасных данностей. Это данность, что вы ведете себя именно так, что вас волнует именно это. Никто не думает о данностях. Неудивительно ли это? В обществе информации никто не думает. Мы хотели избавиться от бумаги, а получилось, что мы избавились от мысли.

Хэммонд, подняв руки, повернулся к Дженнаро:

– Это вы его пригласили.

– Что очень кстати для вас, – сказал Малкольм. – Потому что у вас, похоже, серьезные проблемы.

– У нас нет проблем, – быстро ответил Хэммонд.

– Я всегда говорил, что этот остров неперспективен, – продолжал Малкольм. – Я предсказывал это с самого начала. – Он потянулся за своим портфелем из кожи. – И сейчас, я полагаю, вы все знаете, каков будет неизбежный результат. Вам придется все это прикрыть.

– Прикрыть! – В гневе Хэммонд встал. – Ну это просто смешно!

На этот взрыв Хэммонда Малкольм лишь пожал плечами.

– Я привез копии моего отчета, – сказал он. – Можете на них взглянуть. Это отчет о консультации, которую я проводил для «Ин-Джин». Вычисления тут сложноваты, но я могу помочь вас с ними разобраться. Вы что, уходите?