Князь Святослав - Васильев Борис Львович - Страница 36

— Вот и я за тем же пришел к вам, — вздохнул Свенельд. — Великий князь Святослав, ослепленный блеском мечей, отрекся от Руси… — Из-за этого… — он с трудом проглотил подкативший к горлу комок, — умерла великая княгиня Ольга…

И замолчал, почувствовав, что сейчас может задрожать голос.

— Что значит — отрекся от Руси? — негромко спросил Руслан.

— Он сказал, что столица его княжества будет отныне в Болгарии, а Русь станет поставлять для него мед и рабов. Это и убило великую княгиню.

— И это на него похоже, — усмехнулся княжич Бориська.

— Он убил ее и знал, что убивает. А мне повелел привести к нему все киевские дружины…

Пока шел невеселый рассказ, хан Куря распорядился заколоть и разделать молочного жеребенка. Справили невеселую тризну по великой княгине Ольге, поднимая чаши с айраном, а на прощанье Свенельд жестко сказал:

— Повинному — смерть. И ждать ее он будет здесь. Вы — мечи его судьбы.

— Меч один, — угрюмо сказал княжич Бориська. — Мой меч.

— А голова — моя!.. — неожиданно выкрикнул печенежский хан Куря.

— Вот и славно, — у Свенельда чуть дрогнули седые усы. — Надеюсь на вас, очень надеюсь, сыны мои.

Помолчал немного. Добавил:

— Дружине моей не надо вас видеть. Много глаз — много слухов. Я проведу ее на Дунай через Днестр. Прощайте, витязи.

Свенельд провел свою дружину сразу на Днестр, минуя пороги. Не следовало показывать места, куда, в конце концов, откатится Святослав после разгрома всех своих объединенных сил. А что разгром неминуем, Свенельд не сомневался. Силы Византии были неисчислимы.

Первый вопрос, который он задал великому князю, был для того неожиданным:

— По твоему повелению, князь Святослав, был взят гридень из окружения великой княгини. Христианин Глеб. Жив ли он?

— Он оказался никудышным воином, и я оставил его при себе. Передает мои повеления, чистит мои доспехи. Завтра ты его увидишь. Я послал его в обоз, чтобы он привел всех крепких мужиков.

Воины Свенельда были опытными и дружными, и Святославу стало немного легче. На военном совете было решено прорываться к Доростолу и срочно копать рвы, чтобы сорвать штурм греков.

Прорываться не пришлось. Цимисхий обрадовался, поняв, куда рвется Святослав. В мышеловку.

О возможной осаде армии Цимисхия никто не подумал — ни решительно безрассудный великий князь, ни опытнейший и все оценивший полководец Свенельд.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

А Цимисхий неторопливо, продуманно стягивал войска в один кулак. Он прекрасно представлял себе опыт, сплоченность и выучку, как дружин Великого Киевского князя, так и знаменитого Свенельда и не хотел рисковать понапрасну. Перед ним стояла благородная задача полностью разгромить захватчиков, ворвавшихся в его страну. Разгромить и навсегда выбросить их за пределы Византии.

Ценой больших жертв Иоанн Цимисхий через горные перевалы прорвался к Преславе — столице Болгарского царства. Здесь содержался плененный Святославом болгарский царь Борис с женой и детьми, за которыми приглядывал оставленный для этого Калокир. Была жестокая сеча, но, в конце концов, византийцы ворвались в город, а оставшиеся в живых русские воины заперлись в кремле. Калокиру каким-то чудом удалось выскользнуть вместе с Глебом, и они ускакали в Доростол к Святославу.

Цимисхий двинулся к Доростолу, по дороге освобождая города, захваченные Святославом. Великий князь вывел навстречу все свои силы. В тяжелой и затяжной битве греки оттеснили русские войска за стены Доростола. Византийский император ринулся на приступ, но, получив отпор, сразу же отошел, предпочитая обождать, когда подойдут его огнеметные суда.

Вскоре суда подошли, но Святослав не стал ожидать их атаки. Он велел убрать свои лодки поближе к городу и вышел из крепости со всеми своими силами.

Бой был не на жизнь, а на смерть. Казалось, победа уже склонялась на сторону русских войск, когда один из греков пронзил копьем Сфенкла. И Святослав, повелев взять тело погибшего друга детства, приказал отступить и запереться в крепости.

Он чувствовал в душе полное опустошение. Погиб не только друг его детства, не только верный помощник, ближайший советник, как в жизни, так и в сражениях, погибло нечто в нем самом, и он понимал, что отныне никогда уже не станет прежним.

— Сорок голов. Ровно сорок голов требует тризна по другу нашему Сфенклу.

— Великий князь, мы — в осажденной крепости, — осторожно напомнил Свенельд. — Где же здесь нам взять сорок голов?

— Жители. Пленные. Тяжелораненые.

— Это…

— Это повеление! — бешено выкрикнул Святослав.

Свенельд замолчал и вышел. И сразу же вошел непривычно тихий Икмор.

— Погиб мой брат… — сказал он.

— Я тоже считал его братом, — тускло ответствовал великий князь. — Будут похороны варяга, тризна и сорок голов.

— Ты повелел Сфенклу взять из дворца великой княгини отрока Глеба, великий князь. Он исполнил твое поручение, но привязался к нему, как к сыну.

— Говори, что хотел сказать. Бродишь вокруг да около.

— Не убивай Глеба, великий князь. Не огорчай душу Сфенкла на блаженных полях охоты.

— Я недосчитаюсь сорока голов.

— Возьми мою.

Святослав усмехнулся.

— Ты — верный друг, Икмор. Я не трону христианского отрока в память о нашем брате. Мы вместе с воеводой Свенельдом подожжем погребальный костер. Ступай.

— Прими мою благодарность, великий князь.

Икмор поклонился и вышел.

Сражения в тот скорбный день не было. То ли Цимисхий знал о тризне, то ли поджидал прибытия огнеметного флота.

В центре спущенного в Дунай плота в парадной одежде, щедро убранной драгоценностями, лежало тело Сфенкла. Под правой рукой находился боевой меч, за дорогим поясом боевой кинжал. Весь он был усыпан листьями камыша, поверх положен сухой хворост и сорок отрубленных голов. Женских, детских, мужских.

На берегу строгой стеной стояли дружинники. Впереди — великий князь Святослав, воевода Свенельд, отрок Глеб и Икмор. После длительного молчания им подали зажженные факелы. И они одновременно подожгли сухой хворост, а воины, подняв над головами мечи, хором крикнули:

— Счастливой охоты, брат!..

И горящий плот, чуть покачиваясь на волнах, медленно поплыл по Дунаю.

— Как думаешь, воевода, греки пойдут завтра на притступ?

— Пойдут, князь Святослав, — уверенно сказал Свенельд. — Они видели тризну, знают, что погибла твоя правая рука, и постараются смять нас и отбросить в крепость. Обложат и будут ждать, когда подойдут их огнеметные корабли.

Святослав долго размышлял, строго сдвинув брови у переносицы. Потом сказал:

— Ярость моя безгранична. Я брошусь на них, проломлю проход, и ты через него уйдешь. Греки вряд ли поймут, что ты выходишь из битвы, а потому и не бросятся за тобой. Ты уведешь свою дружину в Киев, иначе греки опять натравят на киевлян печенегов.

— А ты?

— Я продержусь до вечера и запрусь в Доростоле. И вступлю с Цимисхием в переговоры.

— Я не могу оставить тебя.

— Это повеление, отец.

Святослав встал и в первый и единственный раз в жизни крепко обнял Свенельда. Несколько оторопевший воевода пошел было к выходу, но остановился. Подумал, склонив голову, точно собираясь с мыслями, оглянулся на великого князя и решился:

— Отходи через Днепровские пороги.

— Полагаешь, проще?

— Я не доверяю ромеям.

— Согласен. Ступай.

Свенельд быстро вышел.

На заре великий князь вывел из Доростола все дружины, подкрепленные обозниками и оружейниками, которых привел Глеб. Увидев выстроенные для битвы ряды дружинников, Цимисхий приказал выставить против них все наличные силы. Две рати стояли друг перед другом, замерев в строгих порядках.