Воители со сновидениями - Кравен Вэс - Страница 5

— С меня довольно, — сказала Симмс. — Когда лее, наконец, вы наберетесь духу посмотреть правде в глаза? Сколько ещё вы будете продолжать возлагать вину на свои сны, а не на собственную слабость? События прошлой ночи больше не повторятся. Начиная с этого момента во время сна двери ваших палат будут закрываться на ключ. Вечером мы начнем давать снотворное — всем.

Чувство ужаса овладело ребятами. Томпсон выразительно посмотрела на Гольдмана, качая головой.

— Нет, вы этого не сделаете! — вскричал Кинкайд. — Никому не дам накачивать меня лекарствами!

Разъяренная Симмс поднялась со стула:

— Только что, мистер, вы приобрели право провести ночь в изоляторе. А теперь, сидеть! Спокойно!

— Нет, это вам нужно сидеть! — возразил Кинкайд.

Симмс нажала на кнопку, вызывая санитаров. Гольдман поднялся, чтобы в случае чего защитить Симмс. Макс и ещё один санитар вошли в комнату.

Кинкайд пинком швырнул стул в их сторону.

— Никто не заставит меня спать! — взревел он.

Санитары скрутили Кинкайда и вытащили его за дверь. Симмс последовала за ними. Гольдман и Томпсон присоединились к ней.

Красная и разгневанная, Симмс смотрела, как уводили Кинкайда. Повернувшись к Томпсон, она сказала:

— Начнем давать снотворное сегодня вечером и начнем с него.

— Вы не должны этого делать, — возразила Томпсон. — Тогда они будут беззащитны против ночных кошмаров.

— Это именно то, что им нужно, — сказала Симмс. — Сон будет продолжительным, и это позволит избавиться от негативной энергии.

Томпсон посмотрела на Гольдмана:

— Нил, пожалуйста.

Гольдман заколебался, не зная, чью сторону принять.

— Элизабет, я прописываю им гипносил, — сказал он наконец. — Он подавляет сновидения. Симмс смотрела на него в ужасе:

— Я знаю этот препарат и не могу поверить тому, что слышу. Как ей удалось уговорить вас?

— Дело не в ней, — возразил Гольдман. — Это мои пациенты и мое решение. Я хочу прекратить сновидения, пока мы не получим некоторые ответы,

— Я не разрешаю этого делать, — заявила Симмс.

— Если нужно, я пойду прямо к Карверу, — настаивал Гольдман. — Или он поддержит меня, или примет мою отставку.

Симмс помолчала.

— Если что-нибудь стрясется, я приложу все усилия, чтобы вы понесли ответственность, полную ответственность! — Она резко повернулась и ушла.

— Не могу поверить, что я это сделал, — сказал Гольдман.

— Как вы думаете, сможем мы получить гипносил к завтрашнему дню? — спросила Томпсон.

— Мы попытаемся.

Гольдман повернулся и пошел прочь, затем остановился и посмотрел на нее:

— Надеюсь, вы понимаете, во что вы нас втягиваете.

Тем же вечером Дженнифер сидела в телевизионной комнате, борясь со сном. Она нажимала на кнопки пульта дистанционного управления и остановилась на программе Дика Каветта, который интервьюировал Салли Келлерман.

— В этом заключается «великая американская мечта», не так ли? — спросил Каветт. — Приехать в Лос-Анджелес и стать телевизионной звездой?

— Да, пожалуй, так, — ответила Келлерман. Дженнифер заморгала глазами, когда изображение на экране затянуло снегом.

— Актер должен учиться, изучать явления, — добавила Келлерман. — Я думаю, это самое важное.

— Кого заботит, что ты думаешь? — вмешался торжествующий голос Фредди.

Глаза Дженнифер широко раскрылись, она замерла, уставившись на экран.

Ничего, кроме снежной метели.

Нахмурившись, она поднялась и слегка стукнула по стенке телевизора, пытаясь вернуть изображение. Но это не помогло.

Внезапно с обеих сторон телевизора выросли две руки, которые представляли собой комбинацию из конечностей Фредди и телевизионных трубок и проводов.

Сверху на телевизоре появилась и начала расти голова Фредди с двумя антеннами, напоминающими заячьи уши, и похожая на какое-то отвратительное насекомое. Дженнифер закричала.

— Вот так, Дженнифер, — сказал Фредди. — Это твое грандиозное появление на телевидении.

Телевизор взорвался, превратившись на миг в облако электрических разрядов и разбивающегося стекла.

Несколькими днями позже Дженнифер и Филипп были похоронены на кладбище на склоне холма. Легкий дождь кропил группу людей у двух могил, вырытых рядом. Среди них были Симмс, Макс и Томпсон.

Гольдман стоял выше по склону под прикрытием большого дуба, но тоже уже промокший. Он смотрел вниз на могилы, убитый горем, и его слезы скрывал дождь.

— Не стыдитесь слез, молодой человек, — сказал мягкий женский голос. — Это место печали.

Гольдман обернулся и увидел монахиню, стоящую рядим. Она выглядела старой, но держалась с бодростью, скрывавшей её годы. Гольдман вытер слезы.

— Какую религию вы исповедуете? — спросила монахиня.

Гольдман выдавил из себя с горьким смехом:

— Полагаю, что науку.

— Печальный выбор, — сказала монахиня.

— Временами она не предлагает большого успокоения, — признал Гольдман. — Я видел вас ранее, сестра?…

— Мария Хелена, — представилась монахиня.

— Вы добровольно работаете в больнице?

— Я прихожу время от времени, когда во мне есть необходимость.

Гольдман посмотрел на похороны, поглощенный своим горем.

— Я мог бы их спасти, — пробормотал он.

— Только одна вещь может спасти детей. Неугомонный дух должен обрести покой. Он ненавидит Бога и человека.

— Простите, я не понял, — произнес Гольдман.

— Нил! — внезапно позвала Томпсон.

Гольдман повернулся и подошел к краю бугра, куда приближалась Томпсон. Все закончилось, и люди расходились.

— Что вы здесь делаете? — спросила девушка.

— Я только что говорил с… — он обернулся, но не увидел монахини.

— С кем?

— Неважно, — сказал Гольдман, пожав плечами.

— Пошли, — сказала Томпсон, — надо спрятаться от дождя.

Когда они уходили, на вершине холма появилась монахиня. В руках она держала венок из роз и шептала молитву, следя за ними глазами.

Вечером Гольдман и Томпсов сидели в её квартире перед камином, заканчивая обед, взятый из китайского ресторана. Гольдман был внутренне спокоен. Он обратил внимание на украшенную орнаментом куклу из бусинок на кофейном столике.

— Что это такое? — спросил он.

— Это малайзийская кукла для снов, — ответила Томпсон. — Она приносит счастье и, как говорят, добрые сны.

— Я бы хотел увидеть такие сны сейчас, — сказал Гольдман.

Томпсон протянули ему куклу:

— Вот, возьмите. Гольдман устало улыбнулся:

— Ну что вы. Я пошутил.

— Я действительно хочу, чтобы вы взяли её.

Гольдман взял куклу. — Спасибо. — Он встал, подошел к окну и уставился на дождь за окном. — Я думал, что смогу что-то сделать для ребят», что-то изменить… но они проскальзывают у меня сквозь пальцы.

— Вы делаете все, что в ваших силах, Нил.

— Да? У меня больше нет ответов. Больной в со стоянии сомнамбулического сна уходит из охраняемой палаты на башню, куда невозможно забраться.

Девочка, находясь одна в комнате, умирает, врезаясь в телевизионный приемник. Ни в чем больше нет никакого смысла.

— Тогда, возможно, вы готовы.

Гольдман обернулся озадаченный:

— К чему?

— К правде.

— Испытайте меня. Томпсон заколебалась:

Только если вы согласны отставить в сторону все, что знаете, и довериться мне. Способны ли вы на это?

Гольдман подумал:

— Способен…

5

На следующий день Томпсон закрыла на ключ изнутри дверь палаты групповой терапии и, обернувшись, посмотрела на оставшихся подростков — Кристен, Кинкайда, Уилла, Тарин и Джо. Гольдман сидел тут же с блокнотом на колене. Симмс многозначительно отсутствовала.

— Окей, здесь говорим только откровенно, — сказал Гольдман.

— Мы являемся группой? — спросила Тарин.

— Гм, неофициально, — ответил Гольдман.

— Довольно скоро нас будет недостаточно, чтобы называться группой.

— Внимание, — сказал Гольдман, — у Нэнси есть кое-что сказать нам. Томпсон выдержала паузу: